пиетет или хотя бы обычную вежливость, с которой мелкий служащий обязан
относиться к шефу, главе могущественной фирмы. Выводов можно было сделать
два: либо Кэти не являлась мелким служащим, либо ее связывало с Паркером
нечто личное, позволявшее общаться накоротке. ?Может быть, имеют место оба
варианта?, - решил Каргин и медленно протянул:
подчинен, ему все равно меня на улицу не выбросить! Никак не выбросить!
стул рядом с Каргиным. - До поры до времени? У всех твоих покровителей из
задниц уже сыплется песок. А когда высыпется весь, мы потолкуем об улицах и
панелях. Или я не прав?
Каргин накрыл ладонью ее стиснутые руки. Он был поборником дисциплины и
привык к тому, что человека можно не уважать, но чин его и звание - совсем
другое дело. Как говорил майор Толпыго со всей армейской прямотой: ?Честь
отдаешь не морде, а погону?.
службой безопасности, проще говоря, а она подчиняется только старику? то
есть, я хотела сказать, мистеру Патрику Халлорану.
с каким-то нехорошим интересом, обматерил президента по-русски. Это заняло
пару минут, так как ненормативной лексикой он владел в совершенстве, как и
положено всякому командиру роты.
его родителей подошел к концу.
из ?Братьев Карамазовых? нашего гения Достоевского. Президент хочет еще
что-нибудь послушать?
потом буркнул:
много пьет, липнет к чужим парням и не желает отзываться на имя Нэнси.
Приходи в двенадцать к ?Старому Пью?. Постреляем.
обозначавшему выход из кафе.
не позаботился, - взгляд Кэти, скользнув по лицу Каргина, переместился на
пальму, усыпанную алыми цветами. - Бобби и Мэри-Энн - дети его сестры Оливии
Паркер-Халлоран? Но это ничего не значит. Ровным счетом ничего!
четвертом браке его отца, Кевина Халлорана. Потом связалась с нищим
баронетом из Йоркшира Джеффри Паркером, а тот ее обобрал и бросил. А
Халлоран британцев ненавидит. Ирландский националист, поклонник фениев?
субсидировал ИРА? говорят, субсидирует и сейчас. А кроме того?
возглавить компанию, а Бобби?
передернула плечами. - Любитель патронов большого калибра, больших машин и
волосатых задниц. Может и свою подставить, не сомневайся!
оперлась подбородком на переплетенные пальцы, продолжая глядеть куда-то мимо
Каргина; лицо ее приняло задумчивое выражение. - Видишь ли, Керк, я из
хорошей семьи, но небогатой, и манна мне с неба не падала. Был один случай,
был да сплыл? А раз сплыл, то я решила, что позабочусь о себе сама. Найду
богатого парня, вскружу голову и увезу в Париж?- она вдруг лукаво сощурилась
и заглянула Каргину в глаза. - Кажется, твой отец - генерал? Наверное, он
человек богатый?
без малого два столетия, но кроме чести, ран и орденов не выслуживших ничего
ни у царей, ни у самодержавных генсеков. Отец никогда и не жаждал богатства,
повинуясь иному императиву, ясному и четкому: солдат должен служить,
сражаться и защищать. Что он и делал тридцать лет, пока не лишился пальцев
на ноге во время штурма Панджшерского ущелья. За все труды и пролитую кровь
получил неплохую должность, вернулся на родину в Краснодар, служил там в
штабе округа, но в девяносто шестом, когда закончилась первая чеченская
война, подал в отставку. Каргин расспрашивал, зачем да почему, а отец
отмалчивался, темнел лицом и лишь однажды буркнул: орлы, мол, с лебедями и
грачами в одной стае крыльями не машут.
сероглазую москвичку. По матери считаться было нечего - бабка Тоня ее
?нагуляла? в сорок четвертом в оголодавшей, пропахшей порохом Москве, а от
кого, о том в семье не говорилось. Должно быть, мать сама не знала - бабку
Тоню Бог прибрал в шестидесятом, еще молодой и до того, как отец, учившийся
в Академии Генштаба, повстречался с матерью.
альбоме да десяток книжек на английском - бабка Тоня была переводчицей, и
мать, посмеиваясь, говорила, что от нее он унаследовал дар к чужим языкам.
у него легко, особенно испанский, который вместе с английским преподавали в
училище ВДВ, а потом - в Питере, на курсах спецподготовки. В Гаване и
Кампечуэле он овладел им в совершенстве, а заодно обучился метать ножи и
лассо, вспарывать горло навахой и драться на мачете. В память о тех временах
остался не только язык, но и отметина над коленом, где вспороло кожу
стальное лезвие в руках инструктора. Инструктор дон Куэвас был человеком
суровым и таким же безжалостным, как его мачете - длинный изогнутый клинок,
вдвое тяжелей кавалерийской сабли. Каргин иногда тосковал по этому оружию; в
сравнении с ним сюрикены и проволока-удавка казались елочными игрушками.
Каргина в город. Видимо, Сан-Франциско уже оправился от прошлых бедствий;
все его здания - знаменитая Пирамида и миссия Долорес, консерватория и
Янговский мемориал, музеи Азии и современного искусства, сто сорок театров и
даже тюрьма на острове Алькатраз - все они выглядели вполне пристойно, а
пальмы и другие насаждения успели вымахать метров на двенадцать. Впрочем,
Каргин порадовался бы любому городу, что Москве, что Краснодару или Фриско,
так как за время службы в Легионе в нормальных городах бывал не часто - пару
раз в Париже, один раз в Риме, в период отпуска. Что же касается иных
городов, каких-нибудь Киншас и Могадишей и даже Сараева, то они в момент
появления там Каргина дружно лежали в развалинах или горели, или
простреливались насквозь из минометов и тяжелой артиллерии.
Центрально-Африканская Республика, где под Бозумом и Ялингой дислоцировался
Легион, казалась сравнительно мирной землей, но ее города, те же Бозум и
Ялинга, были просто огромными деревнями без всякой экзотики, кроме скакавших
по пальмам обезьян и потаскушек, сшивавшихся в каждом баре. В силу этих
причин Фриско очень понравился Каргину - так же, как нравилась ему Кэти. В
сравнении с женщинами племен мбунду, барунди или пенде она была просто
королевой красоты.
растрясти аванс. Он оказался весьма солидным, девять тысяч долларов, как
сообщила Холли Роббинс, и был перечислен на счет Каргина в одном из
парижских банков. Очень кстати; квартира в Москве проехалась по его финансам
словно дорожный каток.
белого калифорнийского и, разумеется, не спали до утра. В шестом часу Кэти
на-конец угомонилась и уснула, а Каргин задремал в полглаза и увидел во сне
то ли подмосковные березы, то ли. краснодарскую цветущую черешню, то ли
тайгу под Хабаровском и барачный военный городок, где он появился на свет -
словом, увидел что-то родное, знакомое, русское, и от того, вдруг
пробудившись, пришел в настроение мрачное и неспокойное. Опять показалось
ему, что он не в том месте, не в своем, и занимается, в сущности, ерундой; и
воздух здесь не тот, и запахи не те, и женщина не та, что надо. Он выругался
шепотом, посмотрел на Кэти, прильнувшую к его плечу, смежил веки и
постарался заснуть. Это ему удалось, ибо в любой стране и части света люди
его профессии жили по принципу: солдат спит, служба идет.
сны; они скользили под ее сомкнутыми ресницами, набрасывали на смуглое
личико вуаль румянца. Каргин осторожно сполз с постели, прихватил рубаху и
брюки, отправился на кухню и съел, пару сандвичей. Потом стал одеваться. За
этой процедурой его и застала Кэти.