Чтение 9–й страницы книги ~Тайна черной жемчужины~

листочками.

Дамы переглянулись и покраснели. Брунгильда нервно засмеялась.

- Какая ужасающая безвкусица! - воскликнул потрясенный профессор.

- Да, она, конечно, раза в два толще Брунгильды, - встряла Мура, - но
лицо очень похоже. Папочка, ты напрасно обвиняешь господина Апышко в
безвкусице, он просто следует античным образцам. Греческие богини такие же
пышнотелые, как и эта красавица.

- Нехорошо отрезать от человеческого образа какую-то часть, - заметила
неодобрительно Елизавета Викентьевна, - начинаешь чувствовать себя
каннибалом.

- Я с удовольствием воткну нож в это безобразие, - резко возразил
профессор. - На эту чудовищную бабу противно даже смотреть!

- В кремовой голове слишком много жиров, - не утерпела Полина Тихоновна.
- Выдержит ли печень? Я читала, что кремом можно даже отравиться.

- Жиры токсинов не содержат, - возразил самоуверенно профессор. - Доктор,
а что вы думаете?

- Думаю, печень выдержит. - В серых глазах Клима Кирилловича заиграли
лукавые искорки. - Крон пожрал пятерых своих детей, в том числе и трех
дочерей, - и ничего, не подавился и на печень не жаловался.

Николай Николаевич с наслаждением размазал кремовую красавицу по
бисквиту...

И так как остальные от угощения отказались, глава семьи с внушительным
куском торта на тарелке отправился к своему месту за общим столом. Расправа
с кремовой красавицей побудила Полину Тихоновну вспомнить о Рафике.

- Я беспокоюсь за наших девочек, - откликнулась Елизавета Викентьевна, в
ее мягком голосе звучала тревога. - Он и в правду нападает только в поездах?

- Но мы же не ездим в поездах, - в один голос поспешили успокоить мать
Мура и Брунгильда.

- Быть может, вообще не стоит носить с собой золотых вещей, -
обеспокоилась Полина Тихоновна. - Кто знает, что ему в голову придет? А
вдруг и такой пустяк, как зеркальце, привлечет внимание преступника? Мы
будем чувствовать себя виноватыми.

- Напротив, - заметил Клим Кириллович, - никогда не знаешь, что тебя
спасет. Может и зеркальце, если оно лежит в нагрудном кармане. Дочь
генеральши Зонберг спас серебряный портсигар. А как матушка бранила Татьяну
за то, что та пристрастилась к курению.

- Девушки с папиросками мне не нравятся, - нахмурился профессор. - Мне
кажется, что они более склонны к непристойностям и преступлениям, чем
барышни воспитанные.

- Балерина Кшесинская, кажется, не курит, - задумчиво произнесла Полина
Тихоновна, - а вступила в порочную связь, даже ребенка родила. И газеты
писали об этом без осуждения!

- В артистической среде свои законы, там многое дозволено, - равнодушно
откликнулся Клим Кириллович.

- А не увидите ли вы господина Фрейберга? - стремясь увести разговор от
опасной темы о нравственности барышень, Мура с лукавым видом взглянула на
доктора. - Интересно, помогает ли он полиции в поисках этого ужасного
Рафика?

- Спрошу, если увижу, - пообещал Клим Кириллович. - Король петербургских
сыщиков не может пройти мимо такого дела Во время нашей последней встречи
господин Фрейберг очень увлеченно рассказывал о методах идентификации
преступников по. оставляемым ими отпечаткам пальцев. У каждого человека
неповторимый кожный узор на кончиках пальцев, - пояснил он, увидав живейшее
любопытство в глазах своих сотрапезников. - На месте преступления
злоумышленники обязательно оставляют следы, особенно на гладких и блестящих
поверхностях Следы можно обнаружить с помощью лупы, да и без нее, сделать с
них фотографические снимки, сравнить их с отпечатками, взятыми специальным
образом у подозреваемых лиц Уже существуют целые картотеки отпечатков
пальцев преступников.

Мура слушала, затаив дыхание, даже на лице Брунгильды появилась некоторая
заинтересованность.

Но рассказ Клима Кирилловича прервал телефонный звонок, послышавшийся в
гостиной, где год назад Муромцевы установили аппарат.

Почти тут же в дверях столовой появилась Глаша:

- Брунгильду Николаевну просят к телефону.

Брунгильда встала и после небольшой заминки быстрым шагом отправилась в
гостиную, оставив дверь открытой.

- Я надеюсь, это не один из авторов безумных проектов, - проворчал
профессор.

- Я почему-то волнуюсь. - Елизавета Викентьевна тревожно взглянула на
мужа.

В наступившей тишине прозвучал немного взвинченный голос:

- Брунгильда Муромцева у аппарата.

Далее наступило молчание. Потом старшая дочь профессора Муромцева почти
механически произнесла три ужасных слова... Потом последовал резкий звук
удара трубки о столик, звук тяжело падающего тела...

Вопрос, заданный девушкой невидимому телефонному собеседнику, хорошо
расслышали в столовой:

- Мой отец умирает?

Глава 5

Петербургская полиция сбилась с ног, разыскивая дерзкого грабителя,
державшего в страхе не только пассажиров железной дороги, но и весь город.

Чуть ли не ежедневно производились частичные, мелкие облавы: задержали
несколько человек лет тридцати, выше среднего роста, смазливых, с родинками
у правого уголка рта... После пристрастной проверки в полицейских участках,
вынуждены были их отпустить: они оказались вполне добропорядочными
обывателями.

Надзиратели городских полицейских участков тщательно инструктировали
своих постоянных агентов и многочисленных агентов-осведомителей, и те с
удвоенным рвением принялись вынюхивать, выглядывать, выслушивать на
вверенных им территориях, где им и без того были известны всякий переулок,
всякий дом, чуть ли ни всякая квартира. Особо пристальное внимание уделяли
гостиницам и меблированным комнатам, игорным притонам и питейным заведениям.
Переодетые агенты сновали по рынкам, заглядывая в каждый трактир, каждую
чайную, закусочную... В сыскную полицию шли ежедневные отчеты: среди
подозрительных элементов никого похожего на опасного преступника не
обнаружено, выйти на его след не удается.

Не помогло и обращение к полицейским архивам: антропометрическим,
дактилоскопическим, фотографическим.

Из воровского мира, от проверенных доносчиков, поступали сообщения:
человека с такими приметами там не знают. Это свидетельствовало, скорее
всего, о том, что разыскиваемый преступник чрезвычайно опасен и воры даже
говорить о Рафике боятся.

Еще раз оповестили всех ювелиров и скупщиков золотых вещей, служащих
ломбардов: к полученным ими раньше спискам похищенных драгоценностей, в том
числе и из Успенского собора, разослали и описание железнодорожного убийцы,
предполагаемого церковного грабителя.

В полицейских кругах возникли предположения, что искать наглого злодея
следует не на городском дне, а совершенно в других кругах. Из показаний
потерпевшей Зонберг следовало, что налетчик хорошо одет и пользуется
недешевым табаком и парфюмом. Вино в бутылке оказалось Шато-Лафитом, и не
подделкой, а настоящим французским бордо.

Появлялись даже подозрения, что он связан с террористами: среди
социалистов-революционеров встречается немало вполне приличных на вид людей,
- внешне интеллигентных, не бедствующих. А что, если налетчик таким образом
добывает деньги для антигосударственной деятельности? Впрочем, подобные
догадки отнесли к необоснованным домыслам: эсеры предпочитали не холодное
оружие, а бомбы и револьверы, и не за беззащитными женщинами охотились, а за
государственными чинами. Да и средства они получали по другим каналам.

Полиция бросила все силы на поимку опасного убийцы, скрывавшегося, как
предполагали, под кличкой Рафик...

Следователь Адмиралтейской части Карл Иванович Вирхов считал, что ему
сильно повезло: на его участке нет железнодорожных вокзалов. Это не
исключало, впрочем, появления преступника в плотно населенных городских
кварталах, и старый сыскарь старался не упустить из виду ни одной мелочи,
которая могла бы навести на след неуловимого грабителя. Да и оценщиков
драгоценностей в Адмиралтейской части проживало немало, но у него давно
сложились с ними доверительные отношения, и он не сомневался в их
добросовестности: случись что подозрительное, сообщат непременно.

Сегодня ему даже удалось выкроить время, чтобы заглянуть на заседание
Международного конгресса криминалистов. И теперь, вернувшись оттуда к себе в
участок, он перебирал накопившиеся за последние дни бумаги. Остроумное и
красивое высказывание амстердамского профессора ван Гамме ля о том, что
мировая наука уголовного права обязана русским тем, что русские перенесли
центр исследования с факта на личность, - вызвало у Карла Ивановича
некоторое недовольство. Он боялся, что его начальство, воодушевленное
авторитетным мнением заезжего ученого, заставит заниматься своих подчиненных
не сбором фактов и улик, а сочинением психологических портретов
преступников. Вирхов и так считал, что российские адвокаты в своих защитных
речах склонны чрезмерно обелять обвиняемых, списывая самые мерзостные деяния
на тяжелые условия жизни своих подзащитных.

Карл Иванович сердито сдвинул плоские белесые брови. В его ушах еще
звучал ехидный намек ревельского коллеги, встреченного им в аудитории
Университета: "Не пора ли петербургской полиции начать ловить мышей"?.. Дело
Рафика действительно неприятно затягивалось, сведения о неуловимом
преступнике благодаря бойким газетчикам, неуклонно посещавшим заседания,
будоражили международное собрание ученых-теоретиков.

Тут дверь его кабинета приоткрылась, и на пороге появился письмоводитель,