Чтение 9–й страницы книги ~Батумский связной~

за всех Матвей, пока кто-нибудь не ляпнул чего лишнего.

- Все за мукой? - недоверчиво переспросил комиссар.

- Все, батюшка товарищ!

- Ладно, можете идти? кроме тебя, - комиссар ткнул пальцем в Бориса.

- Почему же мне - нельзя? - спросил Борис, по возможности спокойно. - Мы
ведь - одна ватага.

- Правду он говорит? - комиссар повернулся к людям на телеге.

- Правду, правду, батюшка товарищ! - торопливо подтвердил Матвей.

- Не тебя спрашиваю, - отмахнулся комиссар.

- Правду! - вразнобой подтвердили попутчики.

Васька покосился на цыганку и промолчал.

- Все равно, вы идите дальше, а этот останется.

Борис безнадежно глядел вслед удаляющейся телеге.

- Почему же мне нельзя, товарищ большевик? - спросил он тоскливо,
предчувствуя ответ.

- Личностью не вышел, - коротко ответил комиссар, - морда у тебя белая.

- Какой я белый? - запротестовал Борис. - С голоду за мукой иду?

- А вот в штаб тебя сведу - там и поглядят, какой ты взаправду.
Стороженко, Храпцов - а ну, отведите этого в штаб!

Двое солдат вышли из обшей-массы, встали чуть сзади от Бориса и повели
его по дороге обратно к станции.

- Братцы, - начал Борис, когда комиссар с остальными солдатами пропал из
виду, - вы сами-то откуда будете?

- А тебе-то не все равно? - ответил один. - Я вот, допустим, псковский?

- А из какой же деревни?

- А тебе-то что? Ну, из Надворья?

- Так я ведь в Надворье бывал, у меня там родня? - начал Борис
вдохновенно врать, - дядя Ваня, что возле околицы живет, он мне
родственник?

- Дядя Ваня? - заинтересовался солдат. - Это хромой, что ли?

- Во-во, он самый, хромой и есть.

- Так он не у околицы, а у пруда?

- Точно, возле пруда, это я запамятовал по малолетству? Мы в этом пруду
мальчишками карасей ловили.

- Ха! - развеселился солдат. - Я ведь тоже карасей в том пруду ловил!

- Может, мы с тобой вместе их и ловили-то? То-то я смотрю, вроде человек
знакомый!

- Ну, надо же! - солдат растрогался. - Где Бог свидеться дал?

- Хорошие караси в пруду были! А что в штабе-то небось со мной и
разбираться не станут - шлепнут - и все разговоры?

- Это как водится, - вздохнул солдат, - в штабе у них разговор короткий?

- Братцы, - пожалобнее начал Борис, - может, вы меня? того?

- Ты это брось, контра, - вступил в разговор второй солдат, до сих пор
хранивший молчание. - Вишь, на жалость берет! Велено - в штаб, значит, в
штаб и поведем!

- А я бы? на водку вам? и по-человечески, земляки все ж таки? Карасей
мальчишками вместе ловили?

- А сколько бы, допустим, ты нам на водку? - задумчиво проговорил
?земляк?.

- Да хоть бы сто рублей, - наудачу предложил Борис.

- Сто рублей - это хорошо? а то ведь правда, в штабе шлепнут его без
всяких разговоров? и земляки опять же?

Борис скосил глаза на небо: к луне подбиралась большая туча.

- Вот они, сто рубликов-то, - протянул он солдату деньги.

- Сто рублей - это хорошо? только комиссар-то нам? - начал раздумчиво
?земляк?, для верности спрятав деньги.

В это время туча наползла на щербатый диск луны, и Борис, не дожидаясь,
пока размышления солдата придут в последнюю, явно неблагоприятную фазу,
сложился пополам и резко нырнул в пшеницу.

- Стой, земляк! - недовольно окликнул его солдат и сдернул с плеча
винтовку.

- Черт тебе земляк, - пробурчал Борис себе под нос, зигзагами улепетывая
в хлеба.

- Стой, дура, я же тебя не трону! - истошно вопил солдат.

Борис бежал, согнувшись, ожидая выстрелов. Пшеница предательски шуршала,
обозначая его передвижение. Звук этот казался Борису непомерно громким.

- Стой же, контра проклятая! - оба солдата начали палить по хлебам, но в
сгустившейся темноте это было совершенно безнадежно.

***

Борис проснулся и долго лежал, глядя в ночное звездное небо, вспоминая,
что случилось дальше. Солдаты, постреляв, ушли, переругиваясь, а Борис,
отлежавшись, потихоньку пошел прямо по полю в том направлении, куда уехала
телега. Версты через полторы он отважился выйти на дорогу, а к рассвету
вдали показались дома и железнодорожная станция.

- Какое село? - спросил он у мальчишки, что гнал в поле четырех коров.

- Отрадное, - бросил тот, не оглянувшись.

У Бориса отлегло от сердца: Отрадное - это была уже Украина.

***

Хозяин гостиницы ?Париж? Ипполит Кастелаки был вдов, немолод и неизлечимо
болен. Дела в гостинице шли плохо, хоть Феодосия и набита была приезжими. Но
платили они неаккуратно, ломали мебель и рвали и без того дырявые простыни,
а некоторые вообще норовили съехать, не заплатив. В этот вечер Кастелаки
долго подсчитывал убытки и вздыхал сам себе. В комнате была страшная жара,
потому что он боялся раскрыть окно, чтобы не влезли и не украли кассу.

Наконец хозяин гостиницы закрыл учетную книгу, убрал в потайное место
тонкую пачку денег, горестно пожевав над ней губами, и разделся до кальсон.
Напоследок он приоткрыл дверь и прислушался. Была глубокая ночь, все
постояльцы гостиницы ?Париж? давно спали. Кастелаки с облегчением запер
дверь в свою комнату и сел на кровать, скрипнув пружинами. Не глядя протянул
руку, взял с комода графин с несвежей третьегоднишней водой и растворил в
стакане порошок, что дал ему аптекарь Гринбаум. Порошок якобы помогал от
печени. Кастелаки выпил лекарство, поморщился, привычно ругнул Гринбаума,
погасил лампу и долго ещ" сидел на кровати, почесываясь и вздыхая. Наконец,
его сморил тяжелый сон - не иначе, Гринбаум подмешивал в порошок снотворное.

Проснулся Кастелаки оттого, что почувствовал в комнате присутствие чужих
людей. Не открывая глаз, он с ужасом понял, что сбылись самые страшные его
опасения: воры проникли в гостиницу и теперь ищут деньги. Он лежал,
обливаясь холодным потом, и думал, что делать: закричать - авось кто-нибудь
услышит и придет на помощь - или же притвориться спящим, пускай они забирают
кассу, а его оставят в покое. Его колебания были прерваны самым
недвусмысленным образом: мощная рука отбросила одеяло и встряхнула
несчастного хозяина гостиницы так, что у того клацнули немногие оставшиеся
зубы.

Кастелаки открыл глаза. Прямо перед собой увидел он равнодушное бритое
лицо. Голова тоже была обрита наголо. Глаза, и без того узкие, прятались в
складках век.

"Татарин!? - понял Кастелаки.

Одет был человек в кожаную жилетку, под кожей голых рук, как змеи,
перекатывались мускулы.

- Ну? - спросил страшный татарин. Кастелаки молчал, потому что от ужаса у
него перехватило горло.

- Ну? - повторил татарин.

- Д-деньги там, - прохрипел несчастный Кастелаки, указывая пальцем в
укромное место.

Две руки протянулись сзади, подняли его за плечи и опять швырнули на
кровать. На удар болью отозвались все внутренности, и жалобно скрипнули
старые пружины.

- Говори, овечье дерьмо, кто позавчера убил этого, в черкеске, который у
тебя номер брал.

- Его же забрали в контрразведку! - в полном изумлении пролепетал
Кастелаки. - Сказали ту? - Тут несчастный хозяин икнул от страха. - Турецкий
шпион.

- Значит, он его убил, а сам тут же в номере спать лег, - издевательски
продолжал бритый. - А ты небось ничего не видел и ничего не знаешь.

- Так точно, - от страха Кастелаки стал выражаться по-военному.

- Что нашли при нем?

- Ни? Ничего не нашли, - ответил чистую правду хозяин, - они, из
контрразведки-то, ругались очень, что не нашли.

- Кто ещ" был с ними вечером?

- Никого, - испуганно бормотал хозяин, - они только вдвоем сидели, в
карты играли?

Страшный татарин быстро ткнул хозяина кулаком в живот. Больную печень
пронзила ужасная боль, и Кастелаки закричал громко, по-звериному. Стоявший
сзади слишком поздно успел зажать ему рот.

На крик где-то наверху хлопнула дверь, чей-то голос спросил сонно, будет
ли покой в этом клоповнике, потом кто-то нервный потребовал хозяина.

Кастелаки смотрел бессмысленными глазами, ничего не соображая от боли.
Стоявший сзади вышел на свет, подошел к двери, прислушиваясь, потом быстро
замотал Кастелаки рот тряпкой, а на голову натянул мешок. Они подхватили
слабо сопротивляющееся тело и вытащили его в открытое окно. Кастелаки
чувствовал, что его тащат, потом фыркнула лошадь, и его погрузили на
повозку. Мотаясь по дну арбы и подпрыгивая на ухабах, Кастелаки вспомнил,
что нужно было сказать похитителям про лакея Просвирина, что тот
разговаривал с убитым, приносил вино в номер, а он ничего не знает. Но
печень болела невыносимо, к тому же он начал задыхаться под тряпкой. Сердце
поднималось к горлу, он чувствовал, что оно хочет выскочить из груди.