здешних. Таких, как я, у него сотни. Он их по всей стране гоняет.
соглядатая воссоздать облик того, кто так интересовался судьбой бывшего
подмастерья-оружейника. Ничего особенного - заурядная внешность, легкая
хромота, скромная одежда. Явно не максар, но и не жестянщик. Никогда раньше Окш
с ним не встречался, это уж точно.
плечо.
облапошил. Да еще напоследок заставил их в штаны наложить. Чтобы, значит,
самому спокойно уйти. Случай примечательный. А мы все примечательные случаи к
этому Окшу Сухорукому примеряем. Не он ли это чудит... Я людей расспросил, у
старосты справки навел, и вышло, что единственный посторонний человек в поселке
- это подручный пекаря, то есть ты... От людей прячется. Знакомства ни с кем не
водит, а выпекает такое, чего здесь отродясь не пробовали. Вот я и сунулся на
свою голову в пекарню... Не убивай меня, а?
убедительности.
прорву денег на это ухлопали.
выложил все, что знал. Теперь надо решить, как поступить с ним. Об убийстве,
Такой мать родную продаст и перепродаст. Немного подправить его память?
Внушить, что ничего подозрительного здесь не обнаружено? А если вдруг найдется
кто-то, кто умеет проникать в человеческое сознание еще глубже, чем Окш? Ведь
как ни вытравливай надпись на бумаге, ее, при определенной сноровке, всегда
можно восстановить. Остается только одно - выжечь его память целиком, дотла,
как сжигают компрометирующие документы.
на месте, вырвался из его рук.
бешеной ярости, невидимый и неощутимый со стороны, настиг беглеца уже через
пару шагов. По своей эффективности он не уступал разрывной пуле, но только на
этот раз пострадало не человеческое тело, а человеческое сознание.
воспринимать окружающую действительность. Он разом забыл все, что успел усвоить
на протяжении целой жизни, начиная с первого дня. Его память превратилась в
горсточку праха.
самое, что уничтожить его физически.
золота - и своего собственного, и позаимствованного у соглядатая.
еще и молчанием, - сказал он тоном, не терпящим возражения. - Я ухожу от вас и
больше сюда не вернусь. Можете объявить, что я обокрал ваш дом, надругался над
вашей дочкой и после этого скрылся в неизвестном направлении. Того человека,
который приходил сегодня, вы не видели и, само собой, никаких разговоров с ним
не вели. Запомнили?
куда-нибудь подальше, - добавил он натягивая сапоги хозяина. - Не для меня
лучше, а
Недаром я сегодня дурной сон видел... Будто бы я себе новую обувку
приобретаю...
работы. Кое-что он сжег в печи, кое-что закопал, кое-что утопил в протекавшей
неподалеку речке. Никакой жалости при этом Окш не испытывал. Не повезло сегодня
- повезет завтра. Не получилось на этом месте - получится в другом. Не надо
только отчаиваться.
услышишь.
чужих сапогах и чужом плаще - неприкаянная головушка, вечный бродяга,
перекати-поле, гонимое не ветром, а чьей-то злой волей...
хотел покидать Страну жестянщиков, хотя и понимал, что здесь ему покоя не
будет. Те, кто с достойной лучшего применения настойчивостью преследовал его,
раскинули повсюду столько ловчих сетей, что рано или поздно он должен угодить в
одну из них.
изувеченной рукой, локоть которой всегда неуклюже отставлен в сторону - никаким
плащом не прикроешь. Его приметы, наверное, уже известны всем старостам, всем
караванщикам, всем трактирщикам, всем, кто без дела слоняется по торным дорогам
и лесным тропкам, кто ради пары лишних монет способен на любую низость.
обещана за его голову, если даже у нищих соглядатаев сейчас кошели лопаются от
золота.
торфяные поля и некошеные луга, упорно увеличивая дистанцию, отделявшую его от
рудничного поселка, по которому скорее всего уже рыскали ищейки этого самого
проклятого Хавра.
деньги выдаст, а просто так, от страха. Да и доченька молчать не станет. Кто он
ей теперь? С глаз долой - из сердца вон. Но не выжигать же память каждому трусу
и каждой сластолюбивой дурочке.
сосало все сильнее. Однако вскоре он привык к голоду, сжился с ним, как до
этого уже сжился с усталостью, с укусами комаров, с болью в ногах, стертых
чужими сапогами.
такими густыми. Все чаще встречались суходолы и каменистые осыпи. За время,
проведенное в пути, Окш не заметил ничего, что могло бы свидетельствовать о
присутствии в этих краях человека. Каково же было его удивление, когда,
пересекая всхолмленную, заросшую колючим кустарником и бурьяном равнину, он
уловил запах дыма, смешанный с ароматом чего-то съестного.
где предположительно находился костер. Несколько раз он терял верное
направление (видимо, неустойчивый ветер мотал столбом дыма, как кобыла
хвостом), но каждый раз вновь отыскивал его.
они отсыпались после плотного обеда, а сновидение - вещь нежная, его вот так
сразу и не уловишь.
неизвестной породы дерева. Огонь уже почти догорел, но жара в углях оставалось
немало, хоть целого кролика поджаривай. Дым стлался по стволу дерева вверх и
там рассеивался в густой листве. Впрочем, все эти подробности Окш рассмотрел
уже после того, как убедился, что ни людей, ни мрызлов, ни каких-либо других
живых существ возле костра не наблюдается. Тот, кто развел его, оставил на
память о себе лишь кучку тщательно обглоданных хрупких костей (не то птичьих,
не .то лягушачьих) да узкие неглубокие следы обуви.
брюхе голодно, так хоть ноги в тепле. Сапоги уже давно пора просушить, да и
плащ так набряк влагой, что стал весить раза в два больше, чем прежде.
предчувствие угнетало его, хотя опасность как таковая отсутствовала и он мог
поклясться, что лес вокруг пуст (белки, птицы и разные мелкие букашки в счет,
конечно, не шли).
изгоя, Окш встал и внимательно осмотрел следы. Если они принадлежали человеку,
а не лесному духу, то человек этот был невысоким и хрупким, как ребенок. Вот
тебе и еще одна загадка!
могло уйти далеко. Для собственного спокойствия не мешало бы удостовериться,
какие намерения имеет этот малыш и что он вообще делает в такой глухомани.
ведь человека, идущего через лес, можно выследить и по многим другим приметам -
хотя бы по надломленным веткам папоротника, по разорванной паутине или в
крайнем случае по едва уловимому запаху дыма, глубоко въевшемуся в его одежду.
чем-то таким, с чем связываться не стоило бы. След, недолго поплутав среди
гигантских деревьев, исчез. Можно было подумать, что существо, преследуемое
Окшем, растворилось в воздухе или взмыло в небеса.
здесь должны потворствовать каждая травинка и каждый сучок, но имелось и