идет. Сейчас все уз-знаем.
но совершенная плоскодонка. Натянуто улыбаясь, она сообщила, что по техническим
причинам аэропорт номер один не принимает и посадка состоится в аэропорту номер
два, отстоящем от города на пятьдесят километров. Пассажиры будут доставлены к
месту назначения автобусным транспортом.
стороне от города сядем?
Или К-колизей? Знаете, как назвал этот город Б-бертольд Брехт? С-самый скучный
г-город в мире.
пьес и стихов. Синяков так и не понял, но переспрашивать не стал, потому что
самолет сильно тряхнуло, облака мигом унеслись куда-то вверх, и перед ним
открылась огромная плоская земля со слегка наклоненным влево горизонтом.
электропередач, мелиоративными канавами и видом своим напоминала пестрое
лоскутное одеяло.
крестообразная тень самолета.
и ухоженным, хотя это была казенная чистота казармы, в которой всегда хватает
рабочих рук на то, чтобы зубными щетками надраивать кафель в умывальнике.
чинно, словно на похоронах дальнего малознакомого родственника. Бросалось в
глаза полное отсутствие попрошаек, цыган, бродяг, среднеазиатских беженцев и
бабок, торгующих разной мелочовкой, начиная от семечек и кончая водкой.
экипированы так, словно только что вышли из боя. Единственное, чего не хватало
постовым, так это гранатометов.
здесь ему не позволят.
удивленный таким сервисом, Синяков занял место на своем любимом заднем сиденье.
Пассажиров взяли ровно столько, сколько полагалось по норме, и сразу тронулись,
уступив место следующему автобусу, уже подруливавшему к стоянке.
конструкцию, на которой раньше, наверное, вывешивались портреты членов
Политбюро. Поскольку времена застоя, тоталитаризма и деспотизма давно миновали,
сейчас здесь красовались двенадцать одинаковых потретов одного и того же
человека. От вождей минувшей эпохи он отличался гораздо более приемлемым
возрастом, отсутствием золотых звезд, наличием пестрого галстука, а главное,
лицом, каждая черточка которого выражала одно строго определенное чувство.
подбородок демонстрировал непреклонную волю, а впалые щеки - аскетизм. форма
носа говорила о мужской силе. Широкие скулы - о простонародном происхождении.
Одни только уши ничего конкретного не выражали.
телевизора (правда, не на первом, а на втором плане), поинтересовался у соседа:
потому не настроенного на продолжение беседы.
водить.
занят... Это вы там у себя всяких мэров да префектов развели. Как будто простых
русских слов не хватает. Раньше воеводы не только воевали, но и народом
правили... По крайней мере порядок был...
позволил себе пошутить Синяков.
понять, что не намерен продолжать этот пустопорожний разговор.
пункт назначения даже чуть раньше, чем покинул пункт отправления (по местному
времени, конечно). Таким образом, до закрытия присутственных мест оставалось
еще несколько часов, которые он хотел посвятить тому, ради чего совершил столь
дальнее и дорогостоящее путешествие.
называемыми правоохранительными органами тоже. Впору было затянуть старинную
песню "куда пойти, куда податься".
промышленные дымы на горизонте, и все чаще мелькающие дачные массивы, и цифры
на километровых столбах), его страх перед всесильным и недоступным молохом
власти все нарастал.
вспоминать подробности банкета, посвященного его отъезду. Ясно, что все
присутствующие там, заранее предупрежденные Стрекопытовым, хотели укрепить его
дух, рассеять тревогу и внушить уверенность в собственных силах, без чего
начинать какое-либо важное мероприятие ну просто глупо. В чем-то этот замысел
увенчался успехом. Правда, в покровительство потусторонних сил, обещанное
шаманом, верилось плохо, точно так же, как и в свечки Стрекопытова, зато
напутственные слова участкового крепко запали Синякову в душу.
совсем другим человеком. Если не отчаянным храбрецом, то по крайней мере не
трусом. Если не проходимцем, то законником, твердо знающим свои права и умеющим
их защищать. Если не твердолобым бараном, то стоиком, способным терпеливо
сносить любые жизненные испытания. Если не героем, то хотя бы не жертвой.
предприимчивым. Вожаком в любой шайке, капитаном в любой команде, победителем в
любой схватке.
растранжирил силы, на какие медные гроши разменял полновесное золото судьбы, по
всем статьям обещавшей удачу?
высосала горячую кровь, то ли каждодневная гонка за успехом подточила некогда
могучий организм? Увы, никто не ответит сейчас на эти вопросы, а в особенности
он сам.
этом городе, куда по настоянию родителей и по примеру одноклассников он приехал
однажды, чтобы изучить науку радиотехнику, к которой тогда не испытывал
никакого влечения и в которой сейчас не понимал ни бельмеса...
проходного балла ему было как до Луны. Выручило, как ни странно, очередное
обострение международной обстановки.
радиотехники несколько спецгрупп, укомплектованных физически крепкими лицами
мужского пола, идейно стойкими, ни в чем предосудительном не замеченными,
желательно славянской национальности.
в соответствующих органах имелся хотя бы самый ничтожный компромат. Еврей еще
мог проскочить, но только при условии наличия идеальных оценок. Зато для идейно
стойких здоровяков, вроде Синякова, дорога к вершинам науки была Открыта.
или еще что-нибудь покруче, - было известно одному только богу да этой самой
родине, вернее, узкому кругу высокопоставленных особ, узурпировавших право
говорить от ее лица.
условия были созданы специальные - всем предоставили общежитие и назначили
стипендию.
мало. Сила и здоровье не могли заменить усидчивость и тягу к знаниям, а
пресловутая идейная стойкость, имевшая место только на бланках комсомольских
характеристик, скоро стала давать трещины.
семестре, к примеру, завалил пять зачетов из десяти и потом по многу раз
пересдавал их. Кроме того, его выселили из общежития (к счастью, условно) за
попытку провести мимо вахты посторонних лиц женского пола, используя при этом
подложные документы.
только за первый год обучения они сократились почти вдвое. Так уж получилось,
что по долгу старосты Синяков исполнял в этом процессе незавидную роль вестника
горя.
его поиски отправляли Синякова.
все свободное время. Стоило только Синякову в неурочное время навестить одно
такое местечко, как очередной прогульщик, снедаемый запоздалым чувством
раскаяния, вопрошал:
подневольный.
взором которого вставал не только образ разъяренного папаши, но куда более
грозный призрак вонкомата.