Чтение 9–й страницы книги ~Пятна грозы~

Друзья! Не стоит уповать

На чудеса. Чудес не будет.

Одно из двух: или волшебник палочку забудет,

Или вообще, он не умеет колдовать...

Удивительно, но тяга продолжить эту явно незаконченную вещь у меня
появилась только сейчас, трескучим зимним утром, семь лет спустя. А ведь
продолжение подразумевалось изначально (помнится, я даже намекал на это,
где-то в самом тексте).

Но это я сначала думал, что удивительно, а позже, поразмыслив, понял,
что к чему. Чтобы было яснее, поведаю одну маленькую историю. Надо
заметить, что за упомянутые выше семь лет я много написал и худо-бедно
публиковался в журналах и сборниках. И вот, как то раз, подходит ко мне
некто еще более "начинающий", нежели я, и заявляет:

- Слушай, помоги советом. Решил, вот, написать рассказ, а с чего
начать - не знаю...

Я ответил ему. Наверное, он слегка обиделся на мой ответ, хоть виду и
не подал. А я, между прочим, был абсолютно искренен:

- Нет ничего проще. Сначала напиши роман. Потом внимательно прочти
его. Затем отдели первую главу и перенеси в нее все находки, которые
обнаружишь в остальном тексте. Теперь этот, лишенный "изюминок" текст без
сожаления уничтожь. Оставшаяся первая глава с вкрапленными в нее
изюминками и будет той великолепной новеллой, которую ты желаешь написать.
Вот и все.

Совет этот я давал хоть и с легкой иронией, но без снобизма.
Иронизировал же я, скорее, над собой, нежели над своим собеседником. Ибо
именно так была написана моя первая новелла, продолжение коей Вы читаете
ныне. Точнее - не новелла, а "текст", так как жанр его расплывчат,
композиция рыхла, стиль эклектичен... Я мог бы до бесконечности
перечислять известные мне недостатки этого текста, но, признаюсь, он
дороже и ближе мне, чем почти все написанное после. Дело в том, что уже
позже я вывел для себя правило, соотносящее вдохновение, умение и
старательность. Звучит оно так: "Писать следует сердцем; если не пишется,
тогда - головой; не пишется и так, пиши задницей".

Впоследствии я честно следовал этому правилу, и в собственных вещах
хорошо помню (хотя знаю, что постороннему это может быть и совершенно не
заметно), какие абзацы или страницы чем написаны. Но "Пятна", при всей их
внешней расхлябанности, монолитны в одном: они полностью написаны первым
из перечисленных частей тела. В отличии от всего прочего написанного мной,
текст этот - не плод размышлений, поиска и сюжетно-психологического
конструирования, а не что иное, как ВЫПЛЕСК. И чтобы он произошел,
необходимо накопление. Точнее - брожение. И это подтверждается как раз
тем, что я вот вдруг взял, сел, да и принялся все это писать. Ни с того ни
с сего. Спустя семь лет. Т.е. дозрел. Добродил. Допух. Достиг определенной
кондиции. Критической отметки. Еще чуть-чуть и... чпок. Вот так-то. А
помедлил бы, не начал бы писать, сняв тем самым опасное напряжение, был бы
не "чпок", а "бабах!!!". Ясно?

Это хорошо, когда ясно. А мне вот пока не ясно, о чем же это я буду
писать дальше. Но белизна за окном почему-то требует от меня терпения и
обещает помочь вдохновением. Никогда раньше не предполагал, что
вдохновлять может не цветение, а напротив - снег.

Ладно. Идея придет по ходу, мне же не следует останавливаться. Нужно
писать хоть что-то... Есть! Вспомнил! Я ведь должен выполнить обещание
(косвенное, правда), которое дал семь лет назад. Я расскажу об армии.

Итак, она.

Избежать ее есть несколько десятков способов. От элементарного -
непосещения военкомата по повесткам, до радикального - брака с его
служащей (именно так поступил мой старший брат, и его "дело" было найдено
под привинченным к полу сейфом, когда возраст его (не сейфа, а брата) уже
далеко перешагнул границу призывного). Однако, самый популярный метод -
"косьба". (Или "кошение"?)

Кстати, байка.

Некий призывник решил "закосить". Но как это сделать наилучшим
образом? Ломать руки или ноги ему почему-то не хотелось, флюорография,
несмотря на полкило сахарной пудры, которые он по совету товарищей вдохнул
перед заходом в кабинет, показывала-таки отличные легкие, а кусок
съеденного натощак хозяйственного мыла отчего-то не вызвал обещанного
дворовыми знатоками эпилептического приступа, вызвав лишь стойкое
отвращение не только к мылу, но и к шампуням, к крему для бритья, к зубной
пасте и даже к стиральному порошку.

И вдруг, - "Ба! - вспомнил он, - да ведь у меня сосед - майор из
военкомата. Может быть, стоит это дело обсудить с ним?".

И вот, является он к майору и заявляет: так, мол, и так, не хочу
служить. А тот ему: "Это будет стоить тысячу. Но отдать ты мне ее должен
не сейчас, а в ночь перед комиссией. Точнее - ровно в полночь. Принесешь
ее на кладбище в банке из-под кофе. Сразу за воротами растут тополя.
Заберешься на третий справа и жди. Все".

Призывник, было, заартачился, но майор ему: "Или так, или никак.
Выбирай". Ничего бедняге не оставалось, как только послушаться странного
соседа.

В полночь явился он на кладбище, и хоть и было ему не по себе,
забрался на третий по счету тополь справа от входа. А через четверть,
примерно, часа явился и майор. Залез на соседнее дерево и кричит оттуда:
"Кидай!" Наш бедолага кинул ему баночку с тысячей, майор поймал ее,
спустился на землю и молча удалился.

Ну, а назавтра наш персонаж прибыл, соответственно, на медицинскую
комиссию и рьяно принялся обследоваться на предмет своей годности в
качестве пушечного мяса. Будучи уверен в том, что тот или иной специалист
неминуемо забракует его (т.к. уплочено), он последовательно переходит из
кабинета в кабинет... Ан нет! Каждый в отдельности и все вместе выдали ему
резолюцию: "Годен".

"Ах, так! - возопил в душе наш юный герой, - деньги-то взял, а дело
не сделал! Ладно же, гад, я тебе службу попорчу!" И вот с этим-то душевным
воплем, как был нагишом, врывается он в кабинет, где восседает президиум
комиссии с его соседом-подлецом-майором во главе.

- Так что же вы?! - вскричал несчастный призывник на этот раз уже,
естественно, вслух, - я вам деньги давал? давал; а вы?! - И закончил,
ломая руки, - почему везде - "годен" да "годен"?!

"Ого", - заинтересовались коллеги-сослуживцы майора, всегда готовые
вырыть товарищу яму и, возможно, занять его председательское кресло. И
некто из членов обратился к юному обнаженному созданию с ласковым
вопросом: "То есть вы, молодой человек, утверждаете, что давали товарищу
майору деньги?"

- Точно! - вскричал оскорбленный в своих лучших чувствах юноша, -
тысячу. В банке из-под кофе! На кладбище!

Члены переглянулись, а врач-психиатр, нехорошо улыбаясь, стал
тихонько пробиваться через толпу зевак-призывников, привлеченных сей
драматической сценой и сгрудившихся у входа в кабинет.

- И когда же это было? - последовал очередной вопрос, произнесенный
уже с едва заметной иронией.

- Сегодня. Ровно в полночь. - (Речь юноши была столь вдохновенна, что
не могло возникнуть и тени сомнения в его искренности.) Я сидел на одном
дереве, а он, - юноша ткнул пальцем в пуговку майорского кителя, - на
другом...

Но больше сказать он не успел ничего, ибо с профессиональным криком -
"Держите пациента!" - на него кинулся психиатр, а вся прочая кодла с
удовольствием помогла последнему, свалив нашего призывника на пол и
скрутив его в бараний рог.

Через полгода - обследованный вдоль и поперек и обколотый всем, чем
только можно - он был выписан из психиатрической клиники, имея на руках
натуральный белый билет. Оставаться нормальным в дурдоме возможно не более
одной-двух недель.

Вот так.

Но это - байка. Теперь же - правда и только правда о советской армии.
Какой бы печальной правда сия ни была.

"Жопа в мыле, рожа в грязи.

"Вы откуда?" "Мы - из связи".

В этих-то войсках я и служил. Точнее - МЫ служили.

Кто это - мы? Ну конечно же, я и Юрик Иноземцев, мой вечный спутник и
корефан.

Если говорить о том, как служил он, то самое грандиозное приключение,
пережитое им в рядах СА, выглядело следующим образом.

Пошел как-то Юрик в караул. Ночью, стоя на посту у знамени части
(прямо в расположении, т.е. в помещении) он неожиданно и нестерпимо
возжелал удовлетворить естественную надобность. Как быть? Оставить знамя?
Это грубейшее нарушение Устава караульной службы, и грозит оно, если не
дисбатом, то, как минимум, десятью сутками "ГАУПТИЧЕСКОЙ вахты" (позднее я
выяснил, что на белом свете не существует такого прилагательного, однако
офицеры наши упорно говорили именно так).

Но если "голод не тетка", то противоположная ему потребность,
по-видимому не дядька. И Юрик нашел-таки выход из столь щекотливого
положения.

О, нет, он не оставил священное знамя подразделения без подобающей
охраны. Он просто-напросто вынул его из подставки и в сортир отправился,
гордый стяг из рук не выпуская.