Подхватили, уложили на снег вверх лицом, захлопотали. Умеющий причинять
боль умеет и возвращать сознание. И пока чериги растирали серый лоб
хрусткими лепешками грязного снега, пока, налегая на грудь, не позволяли
уйти раньше дозволенного, Саин-бахши приблизился к Ульджаю и осторожно
коснулся плеча.
урусом...
синеве высокого мирного неба, и лучистое сияние освещало дорогу к
стольному Владимиру. Мелькали внизу веси и выселки, отчего-то зеленые,
словно и весна уже пришла незаметно; стада коров брели, крохотные из
этакой выси, будто стаи мошкары, и веселой зеленью переливалась
перепутанная светлыми нитями рек Русь. Летел боярин домой, к родному
терему; и вот - малиновый благовест колоколен столичных, милая улица близ
церкви Успенья и дом родной: крыльцо тесовое, ступени певучие, а на
ступенях, руки заломив, жена - очи повыплаканы, волосы плотно,
по-вдовьему, прикрыты повойником [повойник - головной убор замужних женщин
и вдов (др.-рус.)]. Глядит в небо просторное, ждет-поджидает ладу
милого...
смолистый тес, перекинулся - и обернулся красавцем-бояричем; женка же,
увидав, руками белыми всплеснула - и вмиг помолодела тоже, вровень с
Михайлой Якимычем. Кинулась к мужу, тоненькая, ровно березка во поле, и
глаза огромные, синь-синева, будто и не плакала. И голос серебряный:
сладости; протянул руки боярин - и наткнулся на стенку прозрачную, словно
слюдяную. Так и замерли лицом к лицу, пытаясь друг до дружки дотронуться и
никак не достигая; все видно до черточки, а не дотронешься...
бросилась - да не пробиться, не проскользнуть змейкою. И повисает слеза
прозрачная на ресницах...
холодно без друга верного, как страшно одной без заступника; хоть и
молода, а о сынах вспоминает: на рать сынки пошли, тяти не дождавшись...
почитай, облетел ныне, а всюду спокойно...
тридесятью пущами, оттого и не поспел к дому скоро-наскоро... но зарево
всполыхнуло вдруг, охватило Любавушку, и чернеет она вмиг, обращаясь
черным угодьем...
душу, давят, выматывают по капле...
захлестывает землю русскую; светлые реки вскипают, исходя вонючим паром,
крик стоит кругом - и бегут по снегу мужики да бабы, спасаясь от неминучей
погибели, но свистят стрелы, догоняют бегущих, валят в сугробы, и падает
неподалеку на мертвые тела чермный [красный (др.-рус.)] стяг
великокняжеский...
присевшего на карачки вплотную, отвечает боярин без утайки. Все как есть
говорит, ни о чем не забывая; все, о чем знал, высказал, и только тогда
разрешили желтые огни: "Спи!" - и боярин, глубоко вздохнув, затих, замер
коленопреклоненный, так и заснул на стылом снегу, не чуя боли, не ведая
муки; забылся...
нечто невидимое простому глазу. И чериги склонились перед ним, пряча
позорный для степных воинов страх.
чарам неведомого; сотник во всем выше черигов и во всем для них пример - а
кроме того, хоть и впервые видел он таким отца, но отец есть отец: не
может быть от него вреда сыну, и негоже сыну страшиться...
поры не знал в отце Ульджай, и еще - уверенность в чем-то непостижимом для
простого ума.
урусов. Там зерно. Там казна урусского коназа.
отчетливо слышным; зерно и казна! - это успех; каждый будет
вознагражден... а ведь думалось уже, что выйдет вернуться пустыми...
Саин-бахши, - но не больше, это наверняка. Командуй, Ульджай, веди
богатуров. Там удача твоя, сынок...
сомнения. Но, подойдя к оконцу, ткнулся лбом в холодную, изузоренную
снаружи морозным просинцем [просинец - январь, а также зимний ветер
(др.-рус.)] слюдяную пластину Юрий Всеволодович, великий князь
Владимирский, князь Ростовский да Суздальский и многих иных земель
господин и обладатель; прижался - и замер, тщетно пытаясь угадать сквозь
витую наледь: что там, на улице? Но даже и проникни взором сквозь слюду,
не рассмотрел бы ничего: уже в три часа пополудни пала на город ночь, тучи
обложили стальное небо, намертво скрыв лунный блеск, и только вьюга, гуляя
сквозь посад от внешних земляных валов до самого детинца [детинец -
городская крепость, кремль (др.-рус.)], завывала жалобно, скулила тонкими
детскими голосами.
Коломны...
выхватывала из-под низко опущенного куколя мясистый, с тяжкой горбинкой
нос епископа Митрофана.
баском. - Что сумею, сделаю. Подсоблю, как смогу, воеводе Петру; с Божией
помощью выстоим.
сто тыщ поганых в седле; ясно - не сто, где б им на сто тыщ-то коням корма
набрать?.. и даже не полета пускай, ну даже и тридесять тыщ... а мы-то, мы
по зиме сколько силы собрать возможем?
неустанно, себя ли пытаясь убедить в чем, старцу ли доказывая; и знал:
хватит! - но никак не мог остановиться, хотя главное все сказано было уже:
уходит он из Владимира, оставляет стольный с малыми силами на попеченье
воеводе Петру и епископу.
слюду, в ответ вьюжным завываниям. - На Сить-реку! Там глушь, там веси
многолюдны. Пусть Коломна падет, пусть и Москва падет - так орда кровью
захлебнется, ан я тут как тут! с войском!..
перечь! Я сынов! сынов своих, Севку с Володею, не пожалел!
градам, в осаде сидеть. Мог бояр не послушать, оставить при себе родную
кровь, но понял: с княжичами вои бодрей будут, уверенней. А для ума воевод
приставил. Ясно: не отрокам брань держать, ну да им и на стенах появиться
довольно, чтоб гражане видели. Каждый поймет, узрев княжича: ладно все -
не пошлет же князь Юрий отпрысков на погибель...
епископ:
Креститель охранит град, его святым именем нареченный...
легчайшем да прицокиваньем в ином слове угадывались остатки гречинского
выговора. Да и то сказать, какой гречин? - сжился давно Митрофан с этой
землей, думал по-здешнему, случалось, по-здешнему и пил; сны тоже видел
русские: леса да синь-синева над головою... а когда в последний раз,
смежив веки, в родной Царьград возвращался - уже и запамятовал. Да и есть
ли он, думалось порою, Царьград тот? не сказка ли?
за бегство свое, все свершит, о чем ни попроси.
княже, извести под корень идолов!
Белоусов Валерий
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Володихин Дмитрий
Куликов Роман