траекторией его полета и единогласно втянули головы в плечи,
когда флейтист, чмокнувшись как суицидирующий слизень, снова
шлепнулся головой вперед на землю. После чего все перевели дух,
и со своего места поднялся мэр.
травкой воздух поднималась густая пыль, все пропахло толпой --
со всеми подразумеваемыми этим термином ногами. Некоторые
родители, тронутые мольбами своих детишек, подняли их к себе на
плечи, но держали при этом вверх тормашками, чтобы не очень-то
потворствовать их склонности к ротозейству.
глотку, чтобы его задушить, но оно держалось стойко.
буду напоминать о торжественном характере этого дня, не более
безупречного, чем глубины моего сердца, поскольку вам не хуже
меня известно, что впервые с момента прихода к власти
стабильной и независимой демократии двурушнические и неизменно
демагогические политические комбинации, которые запятнали
подозрениями прошедшие десятилетия, гм, черт, ни хрена не
разобрать, сволочная бумага, буквы не пропечатались... Добавлю,
что ежели бы я вам сказал все, чего знаю, особливо про эту
лживую скотину, которая себя считает торговцем сырами...
очередь. Не жалея красок, он начал зачитывать черновик
разнарядки благотворительных отчислений в фонд подмазывания
Муниципального совета со стороны крупнейшего в городе
спекулянта рабами. Взвыли, чтобы заглушить его голос, фанфары,
а жена мэра, стремясь помочь мужу отвлекающим маневром, удвоила
свою активность. Вольф отсутствующе улыбался. Он не вслушивался
в слова. Он был далеко.
приветствовать сегодня замечательное решение, измышленное нашим
великим здесь присутствующим сообщинником Вольфом, чтобы
полностью избежать сложностей, проистекающих из
перепроизводства металла для изготовления машин. И поскольку я
не могу сообщить вам об этом ничего, ибо я лично, в
соответствии с обычаем, совершенно не знаю, о чем же,
собственно, идет речь, так как являюсь лицом официальным, я
передаю слово фанфарам для исполнения отрывка из их репертуара.
стойки с двумя финтами, и в ту самую секунду, когда он коснулся
земли, туба подала ему грубую вступительную ноту, которая
принялась грациозно вольтижировать над оркестром. А затем
музыканты повтискивались в интервалы, и все узнали традиционную
мелодию. Так как толпа оказалась слишком близко, почетный
караул провел через дула общую разрядку напряженности, что
обескуражило большую часть толпы, тела же меньшинства клочьями
разлетелись во все стороны.
флейтиста, несколько грязных бумажек, крохотный кусочек
помоста. Спины почетного караула удалялись шеренгой, в ногу.
Исчезли.
Квадрата, еще угадывался шум фанфар, он удалялся рывками, то и
дело вновь выныривая на поверхность. Мотор работающей машины
аккомпанировал оркестру своим неистощимым гудением.
была Хмельмая. Она отошла, не доходя до Вольфа. На ходу она
наклоняла голову, желто-черное платье делало ее похожей на
саламандру-блондинку.
когда был запущен мотор. На руках у Вольфа были красные кожаные
перчатки, на ногах -- кожаные сапоги, подбитые не то курдючной,
не то бурдючной овчинкой стоящей выделки. Сам он облачился в
стеганый комбинезон и шлем, оставлявший на свободе только
верхнюю часть лица. Он был готов ко всему. И сам чуть бледный,
Ляпис всматривался в него. Вольф не подымал глаз.
поднимая головы.
месте.
Вольф. -- Но все-таки я не верю. Опять все пойдет, как и
раньше.
оставалось ничего. Кроме разочарования. И все же... нельзя же
ни на миг не отрываться от земли.
как он целует Хмельмаю.
быть, чтобы изнутри все было точно таким же.
очень внимательны, могут взъяриться ветры.
добавил: -- Ты любишь Хмельмаю, и она тебя тоже. Ничто не может
вам в этом помешать.
бы все изменило. Он открыл дверцу кабины, поставил внутрь ногу,
и его руки в перчатках судорожно вцепились в перекладины. Под
пальцами он ощущал вибрацию мотора. Он казался себе пауком в
чужой паутине.
Серая стальная дверь захлопнулась за ним. В клети поднялся
ветер. Сначала он дул нежно, потом окреп, как затвердевающее на
холоде масло. Ветер без предупреждения менял направление, и,
когда воздух бил его по щекам, Вольфу приходилось изо всех сил
цепляться за стенку; тогда он ощущал у себя на лице холод
матовой стали. Чтобы не выдохнуться, он сдерживал дыхание.
Кровь размеренно билась в своих протоках.
осмеливался. Он хотел сначала пообвыкнуть, как следует
закалиться, и всякий раз, когда голова его клонилась от
усталости, он заставлял себя не раскрывать глаз. Из его
комбинезона на уровне бедер торчали два ремешка из промасленной
кожи с железными крючьями на концах, которые, чтобы дать рукам
передышку, он время от времени зацеплял за вделанные по
соседству в стенку кольца.
колени. Воздух редел; пульс Вольфа участился, и он почувствовал
в глубине своих легких какую-то пустоту.
точь-в-точь подтек расплавленного песчаника на пузатом боку
глиняного кувшина. Он остановился, зацепил ремешки и с
осторожностью потрогал след пальцем. Липко. Подняв руку против
света, он обнаружил, что на кончике указательного пальца висит
темно-красная капля. Она увеличилась, вытянулась грушей и вдруг
оторвалась от пальца, скатившись целиком, как масляная.
Непонятно почему это было неприятно. Превозмогая все мучения,
он приготовился продержаться еще минуту, пока дрожь в усталых
ногах не заставит его остановиться совсем.
отсрочки и зацепил ремешки. На сей раз он сдался окончательно,
без сил повиснув на концах своих кожаных лент. Он чувствовал,
как его собственный вес плющит ему туловище. В углу клети, под
самым его носом, по-прежнему текла красная жидкость, ленивая и
медлительная, прокладывая по стали извилистую дорожку. Ее
движение выдавали лишь изредка попадавшиеся на глаза местные
утолщения; если исключить то тут, то там то отблеск, то тень,
она казалась неподвижной линией.
подутихомирилось, мускулы начали привыкать к ускоренному ритму
дыхания. Он был в клети один и за отсутствием системы отсчета
не замечал более своего движения.
Каменистый Артем
Семенова Мария
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Чернецов Андрей