голос Меса:
ноги Лента, крича:
тоже в этом заговоре.
Ведь у меня есть своя политика, Исида, и планы свои тоже есть. Непери, ты
тоже помни об этом.
Буле, хотя никогда и не появляется.
превратившись в птицу.
исполинские черные ножи, вытащенные из ножен. Зарево вставало над замком, а
по небу, красные, словно подсвеченные снизу пожаром, неслись тяжкие алые
тучи.
x x x
Иной раз он даже забывал, что недавно было что-то, и снова семь Архонтов у
Земли. Равным образом он не чувствовал, что многое пошло на изменение. Зато
он по-прежнему беспричинно испытывал муки тревоги, а потому знал: в мире все
остается неизменным. Как было уже сказано, он не любил прошлого, как не
любил и будущего: оно и впредь сулило ему неприятные сюрпризы.
населенные людьми, продиктованные веленьями его Ремесла, быстро вернули его
к воспоминаниям о временах давно прошедших, когда боги жили среди смертных,
любя и карая. Но они были боги и тем были хороши, ибо у человека был шанс
попасть в герои при жизни и быть вознесенным на Вершину. Лестно для
человека, когда он знает, что боги живут не где-нибудь в поднебесье или,
того хуже, не живут, но обещают когда-нибудь прийти, дабы воздать или
покарать, а здесь, рядом, быть может, в соседней хижине или вон в той пещере
на склоне горы. Он часто размышлял на подобные темы. Вспоминая самую
ненавистную книгу, в очередной раз поражался идиотски-простому, такому чисто
человеческому определению: "Я есмь сущий". Проблема не в самом боге - ему
нет дела до людских определений его естества, он сказал и забыл. Проблема в
несовершенном и бедном языке, которым они пытаются или даже осмеливаются
определять. И тогда Мес усмехался, пожимая плечами, - он не отказывал людям
в известной смелости.
Ветер гудел в верхушках лесных деревьев. Он посмотрел наверх - открылась
бездна, звезд полна. Вошел в свои покои и не успел даже принять душ и
переодеться, как кадуцей позвал его.
всегда носил на шее. Это была черная комната без окон. Три черных зеркала
висело здесь. Свеча горела перед каждым зеркалом, отражаясь в его матовой
темной поверхности.
вспыхнул и стал ровным. Зеркало не отразило Меса. Оно вообще ничего не
отражало. Лишь огонь свечи ярко горел внутри него. Мес протянул руку к нему,
и огонь стал прозрачным, стал живым, и не было больше темных рамок зеркала,
и тьмы не было, а только огонь свечи горел, согревая и даруя надежду, грея и
давая надежду, давая тепло и обнадеживая.
вскормил... Те, кто без числа и времени, те, кто спит и не просыпается, те,
чьим велением все... Впустите меня!
шагнул, повинуясь.
взгляд. Но сначала казалось, что толпа их яростна и угрожающа и отлично
знает, что делать и куда идти. Но Мес знал, что они беспомощны, ибо все они
были людьми. Они стенали и плакали, потому что на самом деле понятия не
имели, куда идти и что делать. Головы их были забиты разной ерундой, и они
лопотали что-то о темных тоннелях со светом в конце, о бесплотности, об
ангелах, о небесном парадизе. Мес не слушал их. Он сделал знак, и десятки
лиц повернулись к нему, сотни глаз уставились на него и сотни ушей
навострились, дабы слушать. Он произнес устало:
в том, что я - знаю, а вы - нет. Однако в вашем случае разница эта
превращается в неодолимую пропасть. Перестаньте твердить ерунду про белые
ризы и рай, а лучше идите за мной.
помавая. Вокруг не было ничего. В былые времена он чаще бывал в этом
неприятном месте, и единственным аргументом в пользу этого было то, что он
всегда возвращался, в отличие от тех, кого вел. За собой он слышал шарканье
множества ног, становящееся все громче и громче, нарастал смутный гул, и по
опыту он знал, что мертвых прибавляется. Он возникали и появлялись с разных
сторон. Ему не надо было оглядываться, чтобы знать: он ведет уже огромную
толпу.
темные арки Входов. Когда подошли ближе, оказалось, что прямо перед ними
протекает узкий, прямой как нитка ручеек. На берегу этого ручейка сидел
мрачный темный человек и курил сигарету. Он был одет в черную рубашку и
потертые джинсы. Мес махнул ему рукой.
тот Вход, в тот, что справа! И он стал с мрачноватыми загробными шутками
переводить мертвых через ручей. Вскоре ему это надоело, и он подошел к Месу,
на ходу вытаскивая из кармана бутылку. Они медленно и со вкусом выпили,
глядя, как мертвые осторожно и с недоверием перешагивают через вялый
холодный ручеек, исчезая затем в пасти Входа. Человек в джинсах предложил
Месу закурить. Некурящий Мес отказался. Человек в джинсах закурил. Они
присели на бережок. Мертвые переходили.
белой бородкою. С его лица не сходило удивленное выражение.
приходит каждый, рано или поздно.
Аиде, Вальхалле, Эдеме, Шеоле, Миктлане и Хель. Мес и человек в джинсах
слушали не перебивая, последний - даже с интересом. Когда старичок иссяк,
человек в джинсах спросил его:
сначала.