чтобы не огорчать доктора.
- Надеюсь, вы простите меня за слегка покровительственный тон, -
продолжал он, - но все-таки я ведь старше вас.
Должно быть, он заметил мой недоверчивый взгляд, потому что добавил:
- И не на год или два. Я старше вас, мистер Дики, на двадцать один год.
Вам, если я не ошибаюсь, тридцать шесть, а мне в мае исполнилось
пятьдесят семь.
В обычное время я бы, скорее всего, рассмеялся. Если этому человеку
пятьдесят семь, мне вполне могло быть, скажем, сто пятьдесят. Или даже
двести пятьдесят. Но с другой стороны, я не мог и не хотел подвергать
сомнению ни одного слова доктора Грейсона.
- Я хотел, чтобы вы извинили меня за некоторое неудобство, которое мы
вам причинили. Разумеется, пробыть в сурдокамере с ломаным ритмом почти
месяц...
"Почти месяц"... - эхом отозвалось у меня в голове.
- ...не очень-то приятная штука, но поверьте, это было необходимо.
И я поверил! Правда, какой-то крохотный участок моего мозга отметил
странность слов доктора Грейсона, но я не мог, не хотел спорить с
человеком, который воплощал собою спасение от безумия, от небытия. Да и
какое значение имело, сколько и зачем я пробыл в темной сурдокамере,
если все это осталось где-то в далеком прошлом.
- Надеюсь, мы будем друзьями... - улыбнулся доктор Грейсон.
- Конечно, доктор, - расплылся я в широчайшей улыбке от переполнявшего
меня чувства, в котором смешались и благодарность, и горячая любовь, и
просто щенячий восторг от прикосновения хозяйской руки.
- Ну и прекрасно... А вы догадываетесь, где вы находитесь?
- Нет, - покачал я головой. Отцы-программисты, какое это имело
значение, если можно было разговаривать с доктором Грейсоном.
Доктор испытующе посмотрел на меня и удовлетворенно кивнул. "Должно
быть, я ответил хорошо, не огорчил его", - подумал я. И опять какой-то
контролер в моей голове попытался было сдержать напор этих
восторженно-собачьих чувств и слов, но оказался слишком слаб. "Это не
ты, - пищал он. - Это не Дин Дики. Ты не можешь ложиться на спину и
размахивать лапками перед человеком, который месяц держал тебя в
одиночном заточении".
Но я не слушал этих слов. Они казались мне бесконечно малозначащими.
Комариный писк в захлестнувшем меня благодарственном хорале.
- Ну, дорогой Дики, выгляньте еще раз в окно. Пока оно было закрыто,
работал кондиционер. Сейчас он выключен. Какие вы можете сделать выводы
на основании температуры и ландшафта?
- По-моему, здесь очень тепло и влажно. - неуверенно сказал я и
обернулся к доктору Грейсону, стараясь по его выражению догадаться,
правильно ли я ответил. Мне казалось, что ошибка может расстроить
доктора, и сама мысль о такой возможности наполнила меня ужасом.
- Верно, верно, - он подбодрил меня кивком головы, и я уже смелее
продолжал:
- Скорей всего, мы где-то в тропиках. Я определяю это и по влажной
жаре, и по вашему загару.
Действительно, лицо и руки доктора Грейсона были покрыты коричневым
загаром. Но только я произнес это слово, как вспомнил, что такой же
загар был у Генри Клевинджера. О загаре говорила и Кэрол Синтакис. Мне
очечь хотелось показать доктору Грейсону, что я достоин его дружбы,
поэтому я с гордостью сказал:
- Ваш загар напоминает мне загар некоего Генри Клевинджера, в доме
которого я... я был. И, наверное, о таком же густом загаре упоминала
сестра Мортимера Синтакиса. которого я искал. Я, знаете, помон Первой
Всеобщей Научной Церкви... -Доктор Грейсон кивнут головой, показывая,
что он знает, кто я, и продолжал доброжелательно и внимательно слушать
- Вот я и подумал, а может быть, и Генри Клевянджер, и Мортимер
Синтакис как-то связаны с этим местом? И потом еще одно обстоятельство,
которое мне пришло в голову: и вы, доктор Грейсон. и мистер Клевинджер,
выглядите моложе своих лет. Может быть, и это не простое совпадение?
- Прекрасно, мистер Дики, я рад, что не ошибся в вас. Во всем, что вы
сказали, есть связь, и вы очень скоро узнаете, какая именно.
Изабелла быстро прошла по тропинке и остановилась на их обычном месте у
высоких колючих корней пальмы пашиубу. Нервы ее были напряжены, и крик
пролетевшего неподалеку попугая заставил ее вздрогнуть. Послышались
легкие шаги, и она увидела Лопо. Он шел легко и быстро, как ходил
всегда. Увидев ее, он радостно улыбнулся.
- Ты уже ждешь меня, покровительница?
Она не смогла ответить ему, потому что горло ее сжала спазма, лицо
сморщилось. Она судорожно попыталась проглотить комок в горле. Из глаз
медленно выкатилось несколько слезинок.
- Лопо, Лопо мой, - шептала она, поглаживая его светло-каштановые волосы.
- Почему ты плачешь, покровительница? - спросил юноша - Тебя кто-нибудь
обидел?
- Нет, Лопо, никто меня не обижал.
- Тогда почему ты плачешь?
- Так просто, мой мальчик.
- Так просто не плачут. Ты не хочешь мне сказать, покровительница?
Может быть, ты думаешь, мне не хватит слов, чтобы понять тебя? Я все
время слушаю, как говорят люди. Со слепками мне неинтересно. С ними и
не поговоришь. А люди - другое дело. Я не все понимаю, но стараюсь понять.
- Надеюсь, ты никого ни о чем не спрашиваешь? - привычно испугалась
Изабелла и тут же с ужасом осознала, что скоро уже не нужно будет
бояться какого-нибудь неосторожного шага Лопоухого Первого, ее Лопо.
- Нет, покровительница Я всегда помню, что ты мне говорила.
Изабелла обхватила руками сильную шею юноши, притянула к себе его
голову и прижалась губами к волосам, источавшим легкий горьковатый
запах. Комок в горле все не проходил, а сердце так сжалось, что
казалось, еще мгновение - и оно превратится в совсем крохотную точку,
затихнет навсегда. Господи, какое же это было бы счастье... Вся жизнь
ее, все сорок пять бессмысленных лет сосредоточились на молодом
человеке, стоявшем перед ней с горделивой улыбкой на губах. Господи, да
если бы она могла по кусочкам отдагь свое тело за него... Но оно никому
не было нужно... "Все-таки я эгоистка, - подумала она, - зачем же я
отравляю малышу настроение... Ведь так немного ему осталось"
- Спасибо, малыш, но будь, ради бога, осторожнее. И с людьми, и со
слепками.
- Опять ты за свое, покровительница. Куда уж мне быть осторожнее? Людей
я боюсь, а слепки, - он пожал плечами, - когда с ними пытаешься
говорить, это все равно, как .. - юноша на мгновение задумался,
подыскивая сравнение, - как с попугаем байтака. Иногда мне кажется, что
звери и птицы хотели бы нас понять, да просто не научены с детства. У
них ведь не было такой покровительницы, как у меня...
- Ты не пытаешься учить их? - быстро спросила Изабелла и нахмурилась.
Лопоухий Первый смущенно пожал плечами.
Володихин Дмитрий
Мацумото Сэйте
Акунин Борис
Белов Вольф
Володихин Дмитрий
Перумов Ник