ребра. Это, наверное, тот, что повыше. Прикладом. Белобрысая сволочь.
Начальство одобрит служебное рвение и обманется, потому что это не рвение,
а свойство натуры. Ударить, благо дозволяется. Втоптать. Изувечить.
Размозжить.
остались мумии, бесконечно одинокие наедине со своей полусмертью.
Экскурсии кончились, последняя группа сейчас, должно быть, тряслась к
отелю в загнанной многоножке, и высоко над Ущельем гнало ветром
инверсионный след натужно взлетающего грузового корабля с одним незанятым
местом на борту. Пусть. Жалеть не о чем. Пескавин улыбнулся. Много лет я
ждал этого дня, мама, и боялся его, но теперь мне совсем не страшно. Я еще
приду к тебе и в следующий раз буду удачливей, каждый шаг я продумаю в
деталях, времени на это мне отпустится достаточно. И унесу с собой два
пальца. Только два. Я эгоист, а не пророк, теперь, когда я в этом
признался, мне легче. А остальное сделает он, второй Пескавин, когда
подрастет. И если он захочет что-то сделать, нас будет двое. Впрочем, и
первый Пескавин кое-что может, например, продержаться на следствии,
неожиданно расколоться на суде и к черту адвокатов! Говорить, кричать,
если нужно, пока не заткнут рот, это шанс. Не только святые проповедуют с
крестов.
следствии, гы! Дитя! Да что я, под следствием не был, что ли? На Тверди,
правда, не был, но тут, говорят, еще хуже. И кому здесь нужен скандальный
суд, да еще с последствиями, способными подорвать важную статью в
экономике планеты? Сгноят и так, они умеют, и тут трудно что-либо
придумать. Но должно же хоть однажды, хоть раз в жизни по-настоящему
повезти!
лавиноопасном участке, его сбили с ног, выкрутили назад руки, навалились,
прижимая к раскисшему снегу.
белобрысый. - Незачем рисковать, пусть пока полежит, специалист по
лавинам.
снежной каши: один из конвоиров пошел вперед. Кажется, любопытствующий,
тот, что оглядывался, исследователь арестантских физиономий.
понял Пескавин. Все знают, даже про лавину, вчерашнюю мою отсрочку. От
ломтиков, больше неоткуда. Значит, у них связь, значит, это система со
своими каналами обмена и законами дележа, с привычным уничтожением истины,
система в Системе, против которой одиночка не имеет шансов, и сержанта
Ланге, если она еще не с ними и если не спасует, можно только пожалеть.
Впрочем, ей интересно ловить мародеров, она для них человек полезный, пока
не начала думать. Или хотя бы вслушиваться в высокопарный слог текстов,
читаемых гидами, настроченных кем-то ушлым на всеобщую потребу. Ему вдруг
стало смешно. Эти маленькие люди пытаются распоряжаться своим прошлым!
Земляной червь, прокопавший ход, объявляет его своей собственностью!
История, развешенная дозированными порциями. Та история, что описана в
школьных учебниках. Другой не существует. Подземный ход червя должен быть
невидим.
вспыхнула пульсирующая боль от тычка стволом карабина.
Перед глазами плыли круги. Кажется, тот тип уже успел пройти участок.
наизготовку. - Топай, сука.
потер рукой затылок. Шишка будет. Пройдя немного, он обернулся, запоминая
как следует черты белобрысого. Тот ухмыльнулся:
третий конвоир. "Опять в снегу валяться, - подумал Пескавин. - Наставит
карабин - и придется лежать, пока не подойдут те двое. Боятся, что сбегу.
Не соображают, что бежать мне уже некуда, да и незачем."
нависала гигантским карнизом, еще удерживаясь в хрупком равновесии, но уже
готовая оборваться в любую минуту. Ему стало жутко. То, над чем он
смеялся, оказалось единственной правдой в этом фарсе. Над головой
угрожающе потрескивало, и Пескавин ускорил шаг, стараясь идти плавно и
мягко, как на лыжах. Он почти не дышал. От напряжения взмокла спина и
рубашка прилипла к телу, но он боялся пошевелить лопатками. Сейчас,
сейчас... Вот уже пройдена треть пути, вот уже почти половина. Я дойду.
Что он делает, этот конвойный? Он целится, и это понятно - но почему он
целится вверх? Пескавин оглянулся. И те двое... и те двое делают то же
самое. Да нет же, они не решатся, багровый бегемот с них шкуру спустит.
Разве что...
о таком - в галактическом банке данных найдутся сведения о двадцатилетнем
уникуме, родившемся двести лет назад. Незачем быть гением, хватит и
бегемотьих мозгов, чтобы насторожиться, потом испугаться до пота - и от
страха принять единственно возможное решение. Речь на суде? Полноте,
господа, суд над покойным - это же нонсенс!
убьют, он знал это и готовился. Но оказалось, что он был готов только к
смерти в борьбе.
донеслась воздушная волна. Теперь там ворочалось что-то большое, неохотно
просыпалось, разбуженное вырванными из тела комьями снега. Пескавин
повернулся и побежал назад, втягивая голову в плечи.
потемнело, и тогда раздался ухающий грохот, нарастающий с каждым
мгновением, парализующий волю и способность к сопротивлению. Пескавин
бежал, с хрипом втягивая в себя воздух. Он понимал, что не успеет, и
видел, что оба охранника тоже это понимают и лишь из перестраховки держат
его на прицеле. Гада! Га-а-ды!
прижимаясь к скале, вжался, обняв руками шершавый камень. Бесполезно.
налетела бетонная стена, и он еще успел удивиться силе удара, а лавина,
казалось, на мгновение задержалась на уступе, словно ей потребовалось
усилие, чтобы схватить жалкую человеческую фигурку, но в следующую секунду
Пескавин почувствовал, что падает в вязкую бурлящую массу. Он закричал от
дикой боли в выворачиваемых суставах, но снег тотчас забил ему рот, не
давая вылететь крику. Донесся близкий удар, и Пескавин, крутясь в снежном
водовороте, понял, что лавина достигла дна. Потом внутри него что-то с
хрустом сломалось, и сразу наступила тишина.
руках у склонившейся над ним мамы. Дышать было нечем. Прости, мама,
захотелось шепнуть ему, но он не смог пошевелить губами. Прости меня, я не
сумел. Я ведь только Текодонт, не более. Ты жди, мама, все будет хорошо.
Пока жив заповедник, будут жить и текодонты, иначе не бывает. От них
нечего ждать, они бесполезны и отвратительны, рано или поздно их все-таки
выбьют, но они протопчут след, большего они и не могут. И тогда до
заповедника доберутся люди. Так будет лучше, успел подумать он, задыхаясь
под толщей снега. Да, так будет лучше.
странная мысль, будто она разучилась ходить, и женщина сердито отогнала
эту мысль. Ничего не разучилась, просто устала, но это пройдет, вот только
бы одолеть перевал. Она выпрямилась и сделала еще шаг. Самым неприятным
было то, что болела спина, так, будто там был глубокий порез, но женщина
не решалась его осмотреть: на руках спал ребенок. Ну спи, спи, малыш. А
что же остальные? Будто тоже только проснулись: должно быть, оцепенели от
страха перед налетевшей боевой платформой. Успокойтесь вы, эту платформу
сбили, очнитесь, пойдем! А откуда снег? Не помню я. Ну ладно, снег так
снег, что с того, что снег? Через перевал бы перейти, пока снова не
налетели, вот что. Проснись, малыш, я устала тебя нести. Давай-ка сам. Ну?
Вот так, хорошо, и терпи, если хочешь вырасти сильным. Хочешь? Ну конечно,
мне тоже этого хочется. Не запросишься больше на руки? Видишь: все идут, и
нам не надо отставать. Вот так, молодец, обогнал маму. Да ты у меня уже
совсем большой, я вижу!
Шилова Юлия
Шекли Роберт
Верещагин Олег
Корнев Павел
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия