человеческая кисть, темная и ссохшаяся до детских размеров. Впрочем, это
были только его догадки. Преодолевая отвращение, он осторожно взял кисть в
свою руку, опасаясь, что она рассыплется в пыль при его прикосновении.
Однако, дьявольский предмет оказался прочным и даже упругим, словно живая
плоть. Люгер перевернул кисть ладонью вверх и от неожиданности чуть не
выронил ее из рук. Рисунок немногочисленных линий на темно-коричневой
ладони в точности повторял рисунок линий на его собственной правой руке,
но, самое главное, - на ней тоже был зловещий знак, предвещавший Люгеру
насильственную смерть в возрасте тридцати пяти лет...
накатившей на него, и некоторое время колебался. Затем он положил кисть на
место и срезал холст с подрамника. При ближайшем рассмотрении оказалось,
что портрет покрыт тонкой вязью линий из смолы и пепельно-серых волос,
наложенных на изображение. Несомненно, это были его собственные волосы...
или волосы его отца. Мысль об отце пришла ему в голову не случайно, но
пока что-то мешало Слоту связать воедино предметы в усыпальнице Гадамеса,
Сегейлу, оборотней из Серой Стаи, таинственную смерть старшего Люгера и
исчезновение его тела, ночного сторожа и неведомых служителей культа
Гангары, распространивших свое кошмарное влияние на многих жителей
королевства.
холст в трубку и спрятал его в кармане рубашки, надетой поверх защитного
жилета.
усыпальницу, был праздным и Слот отложил его решение до лучших времен,
хотя сильно сомневался в том, что они наступят. Теперь у него было много
времени - до тех пор, пока его не убьют жажда, голод... или хозяева
склепа. С этими невеселыми мыслями он продолжал бродить по гробнице,
изредка прислушиваясь к завываниям Газеуса, доносившимся снаружи...
возле одного из саркофагов и апатично наблюдала за Люгером. Слот избегал
встречаться с нею взглядом. Впрочем, созерцание здешних
достопримечательностей настолько захватило его, что вскоре он забыл даже о
безвыходном положении, в котором находился. Он прикоснулся к весьма
щекотливым тайнам, - это ему подсказывал инстинкт человека, искушенного в
разного рода интригах и авантюрах...
поэтому старался запомнить как можно больше, одновременно проясняя для
себя некоторые темные страницы истории королевства. Прежде всего, он
припомнил, что Галит Гадамес, именем которого Шаркад, очевидно, и называл
усыпальницу, был министром при королеве Сомар, а затем - генералом ордена
Святого Шуремии в Адоле. Отсюда могла тянуться первая нить, связывавшая
Галита и род Люгеров. Дело в том, что сейчас генералом ордена был Алфиос,
старинный друг отца Слота, когда-то обучавший Стервятника магии и боевому
искусству. Поясной портрет, на котором Алфиос был изображен в генеральской
мантии, также имелся здесь - в обрамлении венка из черных и фиолетовых
цветов, испускавших удушливый аромат. Увидев венок, Люгер вздрогнул, -
настолько мрачной показалась ему эта живая и далеко не благоухающая
рама...
авантюриста, придворного повесы, тратившего унаследованные деньги на
многочисленных любовниц, редкое оружие, лошадей и содержание трех
роскошных домов в Элизенваре, не считая загородного поместья, в смиренного
последователя Шуремии, канонизированного церковью еще в 1696 году, удивило
даже юного Люгера, а при дворе короля Хетмека произвело настоящую
сенсацию, однако пути ордена, как и пути самого святого Шуремии, были
неисповедимы и Алфиос довольно быстро обзавелся генеральской мантией,
несмотря на интриги своих противников в Валидии и Адоле.
произошедшее. В соответствии с первой из них, Алфиос вынужден был бежать в
западное королевство Адолу после того, как попал в весьма неприятную
историю, в которой были замешаны несколько министров, два
высокопоставленных члена Серой Стаи, сама королева Ясельда и посол Морморы
Бавул. Быстрое продвижение Алфиоса вверх по иерархической лестнице ордена
объясняли его давними связями с богатейшими фамилиями Адолы и самой
верхушкой ордена, однако Люгеру казалось, что этого все-таки недостаточно
для того, чтобы получить генеральский сан. Слот был свидетелем нескольких
тайных встреч Алфиоса с неизвестными ему людьми еще в Элизенваре и позже
вынужден был признать, что знает о друге отца смехотворно мало. Да и был
ли тот другом? Порой Стервятник сомневался и в этом...
Валидии, добровольно отправился в изгнание и был обращен в истинную веру в
Фирдане, столице Адолы, странствующим проповедником по имени Хемис,
оказавшимся тогдашним генералом ордена Святого Шуремии. Чуть позже Хемис
был похищен группой разорившихся ренегатов, требовавших у баснословно
богатого ордена выкуп за освобождение генерала. Поговаривали о том, что
Алфиос сам подстроил это похищение, и Люгер не исключал такого варианта
событий.
потом кто-то намекнул Хемису на это обстоятельство, сыгравшее немаловажную
роль в дальнейшей судьбе Алфиоса. Во всяком случае, именно Алфиос спас
жизнь Хемису, воспользовавшись своими связями с преступным миром Фирдана,
и, кроме того, захватил похитителей. Все они бесследно исчезли еще до
встречи с генералом в тюрьме ордена, а Хемис, человек строгих правил и,
наверное, немного наивный, проложил Алфиосу путь к унаследованию своего
положения. Конечно, последовавшая вскоре смерть Хемиса могла вызвать
кое-какие сомнения у непредвзятого наблюдателя, но, если бы таковой и
нашелся, он счел бы смертельно опасным искать подтверждение своим
подозрениям...
одна восковая фигурка, заключенная в сложный многоугольник, обозначенный
на камне золой. Он увидел, что у фигурки нет лица. Что-то неодолимо
притягивало к ней его внимание. Потом он понял, почему так заинтересовался
ею. Фигурка была раскрашена в цвета его рода... Стервятник долго стоял,
испытывая почти детский страх перед тьмой, клубившейся в углах склепа. У
него почти не было сомнений в том, что восковая скульптура изображает не
его, но тогда кого же? Слот смотрел на нее, запоминая пропорции, форму
головы, тщательно изображенную одежду, давно вышедшую из моды... Потом он
протянул к фигурке руку, но пальцы наткнулись на невидимую преграду,
твердую, как сталь. Люгер выругался и почувствовал, что горячий воск,
стекавший со свечи, коснулся его кожи...
попытался изменить ситуацию, пользуясь техникой, заимствованной у Алфиоса.
блуждавших в лабиринте, из которого не существовало выхода. Сознание стало
похожим на абсолютно прозрачное пространство, а в глубине его лежала
бесконечно тонкая преграда, как дно безбрежного океана. Эта преграда пахла
враждебностью и вечным пленом. Опускаясь все ниже и ниже, он оказался
перед нею и ему показалось, что он нашел место, где зарождаются его
собственные мысли и, одновременно, самые черные сны. Они приходили из-за
преграды, вздуваясь на ней гигантскими пузырями, и, оторвавшись, всплывали
кверху... Ему удалось воспрепятствовать их рождению и тогда он увидел, что
на самом деле они приходят извне и у него вообще никогда не было СВОИХ
мыслей...
состоянии он начинал действовать, - без сомнений и оглядки, так, словно
его направляла высшая сила, проводником которой он был и которой полностью
вверял свое слепое существо. Тогда он действовал с удивительным
совершенством, пока разум его оставался безмолвным, но поддерживать это
состояние ему удавалось нечасто и очень недолго.
донесшийся снаружи. Люгер снова был пойман в ловушку непрерывно метавшихся
и, в общем-то, однообразных мыслей, однако ему показалось, что он успел
получить подсказку или хотя бы намек на подсказку.
с женщиной на чьей-то могиле... Каким-то образом это должно было многое
изменить. Люгер был существом, почти начисто лишенным предрассудков, но
все же такая любовь в месте мертвых показалась ему противоестественной и
чуть ли не кощунственной. Потом Слот понял, что видение в мелочах
совпадало с его собственными затаенными желаниями. Кроме того, он привык
доверять даже самым странным и нелепым посланиям, полученным в состоянии
незамутненного ума и безмолвствующего рассудка.
она, конечно, не спала. Люгер провел рукой по ее волосам и увидел, что
свеча на полу почти догорела. Ко всему прочему, им предстояла медленная
смерть в полной темноте... если не придет тот, кто заключил их в склепе. В
восприятии Слота время вновь обрело привычный ход и потянулись долгие
тоскливые минуты, в течение которых таял фитиль и росла на каменном полу
горка застывающего воска. Приближение тьмы приводило в ужас... Снаружи
завывал Газеус, словно душа, затерявшаяся в ледяной пустоте...
и посмотрела на него. В этом взгляде он прочел немой вопрос, потом губы
Сегейлы тронула легкая улыбка. Он отдал должное гибкости ее ума и его
ласки стали более смелыми. Спустя минуту Сегейла уже жадно отвечала на
них, а Стервятник невольно думал о том, что если ей и суждено стать его