Чтение 9–й страницы книги ~Пещера~

журнальном столе, и на телевизоре в углу, и даже на кожаном диване, кажется,
слоями лежала старая, как этот дом, нетронутая пелена пыли. Под стеной стопками
громоздились книги, а на фоне дорогого, но тоже запыленного ковра висели рядом
деревянная маска некоего скалозубого демона и портрет самого Ковича, написанный
маслом и, как показалось Павле, довольно бездарный.

- И что же ты видела?- небрежно поинтересовался Кович.

- Все... Все спектакли. Но, вы понимаете, "Девочка и вороны", это было
совершенно потрясающе, это был лучший ваш...

Павла осеклась.

Ничего себе похвала. Так бы прямо и сказала: "Вы поставили в жизни один
спектакль, все прочее - чушь и пена..."

И, желая исправить ужасный промах, она пробор- -мотала, глядя в широкую
трещину на паркете:

- Я сочинение в школе... про "Девочку...". Я написала, что это о человеке и
его страхах... Но мне тройку, потому что на самом деле это о поиске места в
жизни... А чего его искать-то, оно у каждого и так есть... Я хотела...

Кович хмыкнул. Смерил Павлу взглядом - по коже ее пробежали мурашки, причем
не горячие, как от обычного смущения, а ледяные, будто от смертного ужаса. Павла
поежилась- ей во второй раз стало неприятно.

Кович вздохнул, поморщился, насмешливо покривил губы:

- Ладно... Из кассет могу дать только две. И то хотел бы как можно скорее
получить их назад.

Павла знала, что следует благодарно кивнуть и принести заверения - но
вместо этого стояла посреди комнаты, неподвижно и молча, как обмороженная.

Кович тем временем шел к журнальному столу; там, на пыльной столешнице,
одиноко лежала пара видеокассет в ярких обложках. Кович шел долго, через всю
большую комнату, и, как оказалось, чуть прихрамывал; время тянулось и тянулось,
Павла стояла, смотрела и чувствовала, как стынет в жилах кровь.

Шаг. Заносится нога в черной ворсистой тапочке... Павла содрогается.
Следующий шаг, вот он протягивает руку к кассетам, вот оборачивается, ловит ее
взгляд, что-то хочет сказать- но вместо этого резко сводит брови:

- У меня что, дыра на штанах?

Павла смотрела ему в лицо.

Его глаза сидели так глубоко, что с трудом можно было различить их цвет;
спустя долю секунды она поняла, что его глаза не коричневые, как ей казалось, а
голубые.

Почему ей мерещилось, что глаза у него карие?!

Предчувствие, проснувшееся на лестничной площадке, необъяснимым образом
росло и крепло. С каждой секундой она испытывала все более сильный, прямо-таки
физиологический страх.

- Вот, - Кович говорил медленно, не сводя напряженных глаз с резко
побледневшего лица визитерши. - Здесь первое действие "Голубого Рога", а здесь
"Железные белки" целиком... Вам что, плохо?

- Не-е...

Кович постоял, протягивая ей кассеты; она не трогалась с места, и тогда он,
нахмурившись, двинулся к ней сам.

И снова через всю комнату.

Павле захотелось отступить.

Павле захотелось вжаться в стену, а лучше- кинуться наутек.

Прочь из огромной и пыльной квартиры, по лестнице вниз, вниз, чтобы гремело
эхо торопливых шагов...

...отзвук бьющих о камень копыт. Она судорожно сжала мокрые от пота ладони.
Кович остановился, не доходя трех шагов. Вперился в гостью вопросительным
взглядом; снова протянул злополучные кассеты:

- На...

Павла не смотрела на его руку. Ей вполне хватало лица.

Умное, в общем-то, жесткое до жестокости, волевое желтоватое лицо
сорокалетнего человека, который выглядит на все пятьдесят...

Но откуда этот непристойный ужас?! Еще минута - и ей срочно понадобятся
услуги кое-какого санитарного заведения...

- На, Павла, возьми...

Он двинулся вперед - она отшатнулась.

И вдруг увидела в его глазах вместо крепнущего уже раздражения- некое
необъяснимое замешательство.

Они стояли друг против друга - бледная девушка с "дипломатом" под мышкой и
человек в черном свитере, протягивающий ей две цветные коробки; теперь рука
заметно дрожала. Павла слышала стук крови в ушах.

Человек в домашних тапочках ничем не напоминал могучего зверя, чья морда на
две трети состояла из клыкастых челюстей.

И все же теперь она точно знала, КТО стоит перед ней на расстоянии трех
шагов.

Ее рука непроизвольно потянулась к шее. К тому месту, где сходятся ключицы,
где ветер холодит неприкрытую кожу. Где должна сейчас быть проплешина.

Кович заметил ее движение. И вдруг побледнел сам - до синевы:

- Павла...

Она отступила на шаг. Потом еще.

- Павла, - в его голосе скользнула безнадежность.-Кассеты-то возьми...

Она всхлипнула.

Опрометью, прижимая "дипломат" к груди, кинулась прочь. Запуталась в
огромном коридоре, опрокинула трехногий табурет, ударилась в дверь - не заперто;
вылетела на лестничную клетку, схватила ртом воздух, с топотом скатилась вниз -
и только тогда, в полумраке первого этажа, в окружении синих почтовых ящиков,
заставила себя остановиться.

Никто за ней не гнался. Не свистел воздух, разрезаемый стремительным телом,
не ревел хищник, упускающий добычу...

Что, уже в четвертый раз?!

Она поставила дипломат на пол и прислонилась лицом к холодному железу
почтового ящика номер шесть.

Она бредит. Дод Дарнец, странный журналист, не зря уделил ей столько
внимания - ив дневном мире, спокойном и светлом, ей мерещатся призраки Пещеры...

И она вообразила себе - не хотела, но проклятая фантазия вышла из-под
контроля- она вообразила себе, как известный и уважаемый режиссер Раман Ко-вич
отбрасывает в сторону злополучные кассеты, одним прыжком настигает жертву и
вонзает желтые, наверняка нездоровые зубы в дергающееся горло непутевой Павлы
Нимробец.

Раман Кович не выращивал на балконе цветов, но и деревянные ящики,
наполненные землей, выбрасывать не спешил. Сейчас там зеленела трава, цвел
одинокий шальной одуванчик и серыми горками лежал пепел, оставшийся от визита
курящих приятелей.

Раман Кович вышел просто затем, чтобы хлебнуть свежего воздуха. Сейчас он
очень нуждался в кислороде; привалившись к темным от времени перилам, он
смотрел, как по рыжей шапке одуванчика ползает тощая, какая-то угрюмая пчела.

Балкон был угловой; сразу две улицы, зеленые и тихие, лежали у ног Рамана
Ковича. Великолепный, престижный квартал, улица Кленов и улица Надежды;

Раман в который раз перевел дыхание и тяжело опустился на низенькую
дервянную скамейку.

Изогнутые прутья балкона заключали сидящего человека в подобие клетки; под
крышей дома напротив дрались за жилплощадь ласточки. Раман сцепил пальцы.

Событие, случившееся с ним три минуты назад, было совершенно невозможным и
потому особенно пугающим. Он УВИДЕЛ.

Неважно, как выглядела девушка... как ее звали? Павла... Неважно, потому
что девушка Павла была одета, как сотни других девушек, какие-то джинсы, что-то
короткое обтягивающее, или наоборот, свободное, балахонистое, или и то и другое
сразу... Раман давно не обращал внимания на таких вот обыкновенных, друг на
друга похожих девушек. Незапоминающееся лицо... зато он прекрасно помнил, как
выглядела сарна с проплешиной на груди. Ох, он запомнил эту сарну, он думал о
ней днем, он надеялся встретить ее ночью, тонкие танцующие ножки, звонкие
копытца, уши-локаторы, живот с подпалинами и отчаянные глаза цвета крепкого
чая...

Раман содрогнулся, прижался лбом к железным прутьям. Какая разница, как
выглядела девушка Павла... если из ее глаз взглянули на него затравленные глаза
его потерянной добычи?!

Некий внутренний сторож поспешил сообщить ему, что он упирается в
непристойное. Мгновение - и он начнет думать о запретном... Раман усмехнулся. Он
был режиссер, и потому его фантазия умела просачиваться через любые табу.

Если бы позавчера ночью он свершил то, чего желал так сильно, девушка Павла
никогда бы не пришла к нему за кассетами.

Если бы он дотянулся до горла, лишенного шерсти... А ведь он невыносимо
этого хотел. Стой самой минуты, когда настигнутая у водопоя жертва отказалась
гибнуть. Когда он промахнулся - он, который не промахивался никогда!..

Этот ее жест. Как она потянулась рукой к проплешине- это было так же
красноречиво, если бы она просто крикнула ему в глаза: "Я сарна, сарна, сарна!!"

Раман тряхнул головой. События в Пещере всегда помнились ему смутно,
урывками - но ярость и раздражение той ночи ему никогда не забыть. Будто бы

он... да, это будет правильное сравнение. Как будто его звала к себе
прекрасная обнаженная женщина, а когда он, разгоряченный, внял ее призывам, -
соблазнительница сбежала, играя и насмехаясь...

Нет, но до чего же ничтожной была вероятность их сегодняшней встречи!..

Хотя...

Тысячи людей ежедневно встречаются на работе, в транспорте, в театре...
Сегодня он разогнал в Пещере стаю тхолей - а завтра поздоровается за руку с
человеком, которого чуть не...

Вероятность встречи всегда есть.

Нет возможности УЗНАТЬ друг друга. В Пещере нет людей- есть сарны и сааги,
барбаки и тхоли, прочая живность, а если предположить, что три ночи подряд не
сааг гонялся за сарной, а Раман Кович гонялся за Павлой... или как там ее... Да,
такое вот предположение здорово пошатнет основы мироздания. Хотя, с другой
стороны, Раман Кович не несет никакой ответственности за поведение дикого
саага...

Из подъезда, выходящего на улицу Кленов, выскользнула девушка с