Чтение 9–й страницы книги ~Привратник~

расшибется... Оставайтесь! Дом вам всем миром... Отблагодарим, не
обидим... Смею заверить...

Руал тупо смотрел в пол и, тоже с трудом произнося слова, отвечал все
одно и то же:

- Дело необы... необы-чайной важности призывает меня в дорогу.

Из угла сонными, влюбленными глазами смотрела осоловевшая Лина.

В эту ночь, впервые за много ночей, Руал Ильмарранен засыпал на
пуховой перине. Он был совершенно пьян - не столько от терпкого вина,
лившегося рекой за обильным ужином, сколько от всеобщего восторженного
поклонения. Переживший тяжелые времена, истосковавшийся по вниманию к
собственной персоне, Марран засыпал со счастливой улыбкой на
потрескавшихся губах.

Сладко кружилась голова; чистые простыни пахли свежескошенной травой,
а за окном бледнело небо, гасли звезды. Марран глубоко, умиротворенно
вздохнул, закрыл усталые глаза и повернулся на бок, ткнувшись щекой в
согнутый локоть.

...Онемевшие руки, деревянные колени, спертый запах мокрых плащей и
курток, ленивая муха, ползущая по щеке... По месту, где должна быть
щека... Открывается входная дверь, промозглым холодом тянет по сведенным
судорогой ногам, и шуба, ненавистная шуба свинцовой тяжестью наваливается
на пальцы, пригибает к земле...

Руал вскочил, хватая воздух ртом, мокрый, дрожащий, раздавленный
ужасным воспоминанием.

За окном вставало солнце.

...Был вечер. Ларт сидел за клавесином.

У него был старинный, изящный инструмент работы великого мастера,
хрупкое произведение искусства с чудесным звуком. И он не умел на нем
играть.

Конечно, он мог заставить клавесин играть самостоятельно, и тогда в
библиотеке, где тот помещался, звучали дивные концерты.

Но когда хозяина охватывало романтическое настроение, он зажигал
свечи, ставил на пюпитр первые подвернувшиеся ноты, садился на вертящийся
стул и задумчиво колотил то по одной, то по другой клавише, внимательно
вслушиваясь в резкие, немузыкальные звуки, которые при этом получались.

Эти звуки явственно доносились в соседнюю с библиотекой гостиную, где
я перетирал бархатной тряпкой золотой столовый сервиз на сто четыре
персоны.

Гостиная, обширное помещение со сводчатым потолком, утопала в
полумраке. Посреди нее помещался стол, дальний конец которого терялся из
виду. С портретов на стенах презрительно щурились Легиаровы предки; все
как один они походили на Ларта - Ларта, с которым случился крупный
карточный проигрыш. Узкие окна были наглухо завешены красными бархатными
портьерами - тяжелыми, громоздкими, снабженными золотыми кистями. Кисти
эти жили своей обособленной жизнью - подергивались, вздрагивали, сложно
шевелились, как водоросли на дне. Однажды я видел своими глазами, как одна
такая кисть поймала муху и съела.

Жалобно вскрикивал истязаемый Лартом инструмент. Я задумчиво водил
тряпкой по тусклому зеркалу большого плоского блюда. Вычищенная перед этим
посуда была уже водворена обратно в шкаф и тихонько возилась там,
устраиваясь поудобнее.

Ларт нажал на несколько клавиш сразу - я увидел, как болезненно
сморщилось мое отражение на матовой поверхности блюда. Развлекаясь, я
показал себе язык. Потом скорчил гримасу отвращения, которая, бывало,
часами не сходила у Ларта с физиономии. Получилось на удивление похоже.

Раздухарившись, я придал своему лицу выражение мрачной
мечтательности, с которой Ларт сидел за клавесином - и покатился со смеху,
чтобы через секунду угрожающе сдвинуть брови. Тут вышла заминка, потому
что у Ларта одна бровь была выше другой. Старательно гримасничая, я поднес
зеркальное блюдо к лицу, вгляделся в отражение - и отпрянул.

За моей спиной, там, в глубине гостиной, маячила в полумраке темная
человеческая фигура.

Я оглянулся - и никого, конечно, не увидел. Тусклая лампа едва
освещала ближайших ко мне Лартовых предков.

Уняв дрожь, я решился снова заглянуть в свое зеркало.

Тот, который там отражался, преодолел уже половину пути и находился
теперь где-то у середины стола.

Я взвыл. Ларт, умолкнув было, через секунду возобновил свои
упражнения. Тогда я бросился вон из гостиной и поспешно захлопнул за собой
дверь.

За дверью осталась забытая мною лампа. К счастью, мой хозяин играл не
переставая и этим дал мне возможность ориентироваться в темноте.

Вломившись в библиотеку, я несколько успокоился. Ларт бросил на меня
невнимательный взгляд и извлек из инструмента длинную резкую трель. Горели
свечи по сторонам пюпитра, да поблескивали золотом корешки массивных
волшебных книг.

- Ммм... - начал я. И опять увидел того, что отражался. На этот раз в
крышке клавесина, отполированной до блеска. Я замер с открытым ртом.

- Почему ты не докладываешь? - поинтересовался Ларт.

Он захлопнул ноты и резко повернулся ко мне на своем вращающемся
стуле.

- Почему ты не докладываешь о посетителе?

Я молчал, не в силах выдавить из себя ни звука.

- Здравствуй, Легиар, - сказали у меня за спиной.

Мой хозяин поднялся.

- Здравствуй, Орвин, - сказал он со вздохом. Я уж отчаялся тебя
увидеть.

Орвин, он же Прорицатель, имел привычку сидеть прямо, как шест, и
постоянно потирать кончики пальцев. Ларт любил глубокие кресла и
разваливался в них, как хотел.

- Он ржавеет, Легиар, - двадцать пятый раз повторил Орвин. Голос у
него был напряженный, какой-то жалкий, будто речь шла о чьей-то
неизлечимой болезни.

- Ты не узнал ничего нового, - безжалостно констатировал мой хозяин.

- Ты не веришь мне...

- Нет, верю - и чрезмерно. Достаточно того, что я не уехал на
острова, а сижу и жду от тебя вестей. И, клянусь канарейкой, это
бесплодное ожидание...

- Я принес тебе весть, Легиар! - почти выкрикнул Орвин.

Ларт поднял бровь:

- "Он ржавеет" - это ты хочешь сказать?

Орвин подался вперед и заработал пальцами вдвое быстрее:

- Ты не веришь мне, Легиар... Ты раскаешься. Вот уже три дня меня
мучит прорицание. Оно во мне, оно рвется наружу.

И Орвин вскочил. Я, наблюдавший эту сцену из-за прикрытой двери,
опасливо подался назад.

- Зажги огонь, Легиар! - вдохновенно потребовал Орвин. - Я буду
прорицать!

- Сейчас? - желчно осведомился мой хозяин.

- Сейчас! - твердо заявил наш гость.

Ларт сбросил скатерть с низкого круглого стола, помещавшегося в его
кабинете. Под скатертью поверхность столешницы была покрыта резной вязью
полуразличимых символов. В центре стола торжественно водружены были три
толстых свечи.

Обо мне забыли. Я спрятался за Лартовым креслом.

Орвина трясло, как в лихорадке, и лихорадка эта усиливалась. Глаза
его не могли, казалось, задержаться ни на одном предмете. Пальцы
сплетались и расплетались самым причудливым образом.

Ларт искоса взглянул на свечи - и они вспыхнули, все три разом,
причем пламя их через некоторое время странно изогнулось, и все три язычка
встретились в одной точке над центром стола.

Орвин дрожащими руками извлек нечто из-под рубашки - это был
злосчастный медальон. Я глядел во все глаза, но разобрал только, что
наполовину медальон золотой, а наполовину коричневый, ржавый.

Свечи пылали, как ритуальный костер. На стенах плясали тени.

- Давай, - сказал мой хозяин.

Орвин, как бы через силу, поднял Амулет к своему лицу и посмотрел на
пламя сквозь необычной формы прорезь. На его лицо упала изломанная полоска
света. Ларт отрывисто каркнул заклинание. Свечи вспыхнули синим. Орвин
издал низкий металлический звук, потом заговорил быстро, но четко и
внятно:

- Идут беды, о, идут! Вот зеленая равнина и путник на зеленой
равнине. Огонь, загляни мне в глаза! Горе, ты обречен. Земля твоя
присосется, как клещ, к твоим подошвам и втянет во чрево свое... Чужой
смотрит в твое окно и стоит у твоей двери. Умоляю, не отпирай! Огонь,
загляни мне в глаза! С неба содрали кожу... Где путник на зеленой равнине?
Леса простирают корни к рваной дыре, где было солнце... Она на твоем
пороге, ее дыхание... Загляни в глаза. Я вижу. Я вижу! Среди нас ее
дыхание. Посмотри, вода загустела, как черная кровь... Посмотри, лезвие
исходит слезами. Петля тумана на мертвой шее. Дыхание среди нас. Среди
нас. Она... Она... Грядет!

Орвин запнулся, со свистом втянул воздух и выдохнул:

- Спроси.

- Кто она? - в ту же секунду подал голос мой хозяин.

- Третья сила, - почти сразу отозвался Орвин. Я похолодел.