исполнена, однако седой незнакомец так же бесстрастно парировал всю серию.
победа будет нелегкой - но тем более почетной. В глубине души он горько
пожалел, что вокруг нет зрителей и некому оценить его блестящие
импровизации - но в этот момент в атаку пошел незнакомец.
беспомощно сменяя друг друга. Удары ложились один на другой - неожиданные,
коварные, безжалостно сильные, и бешено сопротивляющийся Эгерт не раз
видел сталь у самого своего лица.
будто желая получше рассмотреть Эгерта с головы до ног.
струйки пота, а рука, держащая шпагу, гудела, как медный колокол.
не признались, что вы - учитель фехтования, вышедший на покой?
свидетели, они без колебаний подтвердили бы, что таких блистательных
комбинаций рубака-Солль не выдавал еще никогда.
и снизу, продумывая партию на двадцать ходов вперед, он был скор и
безупречен технически, он находился в пике своей формы - и ни разу не
добился успеха, хотя бы крошечного.
подобное ощущает теленок, впервые сразившийся с дубом. Ни одна из
комбинаций не доведена была до конца - противник, будто зная мысли Солля
наперед, выворачивал его затею наизнанку, переходил в контратаку - и Эгерт
ощущал его клинок то у груди, то у живота, то у лица. Солль узнал,
наконец, свою собственную игру со студентом - кошки-мышки; ясно было, что
Эгерт вот уже добрый десяток раз мог быть убит - но зачем-то оставлен в
живых.
знать, кому вы продали душу... за ЭТО...
поединка.
равнодушного, с изрезанным морщинами лицом, с огромными холодными глазами
без ресниц. Незнакомец даже не запыхался - дыхание его оставалось ровным,
как и голос, как и взгляд:
это была чистейшая правда - даже перед лицом неминуемой, казалось, смерти
Эгерт не испытывал перед ней трепета. Незнакомец понял это; губы его
растянулись, как тогда, в трактире:
круговое движение клинком - и Эгерт болезненно вскрикнул, тут же решив,
что ему вывернули кисть. Пальцы его разжались сами, и фамильная шпага,
описав в сером небе дугу, бесславно шлепнулась на груду прошлогодних
листьев и утонула в них.
противника глаз. Ему до смерти обидно было, что этим вот приемом немощный
старец мог обезоружить его на первой же минуте поединка, и что сам
поединок, выходит, был всего лишь фарсом, игрой, поддавками...
испуганный. - Что дальше?
презрение к смерти - тоже оружие, которым он сможет унизить своего
победителя.
не жалкий студент, чтобы дрожать перед лицом смерти; хочешь увериться в
этом? Ударь!
удивлением понял, что тот действительно хочет ударить.
усмехнулся так презрительно, как только мог. Победитель его поднял клинок
- не отводя взгляда, Солль бестрепетно смотрел на обнаженное лезвие у
самого своего лица:
размазалось в воздухе, подобно блестящему вееру; он ожидал удара и смерти
- но вместо этого ощутил резкую боль в щеке.
теплые капли. Манжеты рубашки тут же запятнались кровью; мимоходом Эгерт
успел порадоваться, что снял мундир и сберег его от порчи.
шпагу в ножны, тот все так же неторопливо брел прочь.
обернувшись не разу.
мундир, Эгерт от души порадовался, что явился на дуэль без Карвера.
Поражение есть поражение - даже если седой незнакомец был на самом деле
покровителем воинов Харсом... Впрочем, нет. Покровитель воинов ценит
обычаи, он не стал бы заканчивать дуэль таким странным и глупым образом...
то и дело подергивающееся рябью зеркало. На щеке у Эгерта Солля,
отраженного в воде, темнела длинная глубокая царапина - от скулы до самого
подбородка. При виде ее отражение скептически поджало губы; несколько
красных теплых капель упали и растворились в холодной воде.
знакомцев; может быть, именно поэтому на первом же перекрестке ему
случился Карвер - крайне возбужденный:
подумал... А что это у тебя с лицом?
ли к мосту...
сдерживать раздражение; глубокая царапина на щеке перестала кровоточить,
но горела так, будто к лицу приложили раскаленный прут.
голос: - А старик-то уехал, сразу же уехал... У него и конь уже стоял под
седлом...
безумцев, знаешь ли, по глазам видать... У этого глаза совсем
ненормальные, ты заметил?
и о незнакомце в частности. Конечно, ему хотелось быть посвященным в
подробности поединка, и следующей фразой обязательно было бы приглашение в
трактир - но на этот раз Карвера ожидало горькое разочарование. Никоим
образом не утолив его любопытства, Эгерт тут же сухо распрощался.
гордость у друзей и страх у врагов - изображенное на нем воинственное
животное не имело названия, зато снабжено было раздвоенным языком,
стальными челюстями и двумя мечами в когтистых лапах.
его встретил слуга, готовый принять из рук молодого господина плащ и шляпу
- но в то несчастливое утро у Эгерта не было ни того, ни другого, поэтому
молодой господин попросту кивнул в ответ на глубокий почтительный поклон.
гобелены с изображенными на них породами бойцовых вепрей. На маленькой
книжной полке скучали несколько сентиментальных романов вперемешку с
пособиями по охоте; ни те, ни другие Эгерт никогда не открывал. В
простенке между двумя узкими окнами помещался портрет - мать Эгерта,
молодая и прекрасная, с кудрявым и белокурым мальчуганом, прислонившимся к
ее коленям. Художник, лет пятнадцать назад выполнявший заказ
Солля-старшего, оказался прямо-таки медовым льстецом - мать была красива
чрезмерной, не своей красотой, а мальчик попросту воплощал добродетель.
Слишком голубые глаза, слишком трогательные пухлые щечки, ямочка на
подбородке - сие дивное дитя вот-вот взлетит и растворится в эфире...
его не казались сейчас голубыми - они были серыми, как пасмурное небо;
Солль через силу растянул губы - ямочки как не бывало, зато змеилась через
щеку рана - длинная, жгучая, кровоточащая.
происходящих в доме делах. Поохала, пожевала губами, принесла баночку с
мазью, заживляющей раны; боль поутихла. С помощью слуги Эгерт стянул
ботфорты, бросил ему мундир и, обессиленный, повалился в кресло. Его
знобило.