Чтение 9–й страницы книги ~Симплегады~

пахучей спиралью.

-- Помнится, у твоего деда всегда водился коньяк,-- сказал он
словно бы невпопад.

Мендель сразу же отозвался:

-- Я принесу -- он там, за книгами, у окна.

Мендель хотел уже встать, но Масленников придержал его за руку.

-- Подожди. Хотя нет, принеси. Только ради Бога не подходи
близко к окну.

Мендель пошел, но Масленников остановил его снова.

-- Пойдем вместе. Ты покажешь, я сам возьму.

И вдруг, неожиданно повернувшись к Менделю, спросил:

-- Пуговица, про которую ты спрашивал,-- ты действительно сделал
бы то, что они сказали?

Мендель не успел даже слова вымолвить, как Масленников весь
как-то осунулся и потемнел лицом. Он положил руку мальчику на
плечо и, слегка прихлопывая ладонью, сказал тихо:

-- Не надо отвечать, прости. Считай, что я тебя ни о чем не
спрашивал. Раз ничего не было, то и быть ничего не могло. Это я
-- старый дурак.

Мендель молчал. Он вспоминал себя сперва там, у дома с
колоннами, потом под мостом, когда он смотрел на расходящиеся по
воде круги. Нет, никого убивать он не собирался. Он и не думал о
том, что придется повернуть ладонь в сторону каких-то незнакомых
людей. Он вообще об этом не думал, тогда он просто желал себе
смерти, себе и никому больше.

-- Так вот, братец, знай. Чтобы ни мне, ни тебе больше никогда
этим не мучаться. То, что они положили тебе в ладонь, это ничто.
Обманка. Сам посуди. Какой нормальный преступник доверит первому
встречному несовершеннолетнему мальчику какое-то страшное
оружие. Излучатель. Все это блеф. Тебя просто испытывали.
Потом... Ты же сам их... мог. То есть ты, конечно, не мог. Но
они-то обязаны мерить других по своим меркам. Так что все это
блеф, и пуговица не для убийства.

Он похлопал мальчика по плечу.

-- Мы хотели пойти принести коньяк.

Масленников выпил две рюмки подряд -- жадно и без перерыва. Лицо
его пошло пятнами и в глазах появился блеск. Он похлопал себя по
карманам, но, вспомнив о чем-то, вздохнул и махнул рукой.

-- Совсем забыл, что дал слово больше не курить. Впрочем, все
равно курить нечего.

Они стояли в кабинете у дедушкиного стола. Масленников смотрел
на лежащую на столе книгу. Сначало он делал это рассеянно,
пальцами теребя закладку, но чем глубже вчитывался, тем более
сосредоточивался на тексте. Вдруг он усмехнулся и со смехом
сказал -- громко, но обращаясь не к Менделю:

-- Ну уж пауков там не было точно.

-- Пауков? -- переспросил Мендель.

Владимир Сергеевич рассеянно посмотрел на мальчика, словно бы
видел его впервые, потом рассмеялся и сказал дружелюбно:

-- Ох, прости. Это я вспомнил один давний разговор с твоим
дедом. Очень содержательный был разговор.

Он опять засмеялся, и Мендель подумал, что смех у Масленникова
совсем не похож на смех взрослого человека.

Владимир Сергеевич отнес бутылку на место. Возвращаясь, он хитро
подмигнул маленькому человеку с картины, припавшему к земле так
низко, что светлый круг над его головой почти терялся в пестроте
цветущей травы.

-- Вот кто нашел в жизни самую крепкую соломинку.

Но как-то резко голос его переменился, и Масленников заговорил
по-другому, словно опять обращался к самому себе:

-- А другой и найдет, а все ступить не решится. Думает -- вдруг
не та.

Мендель совсем запутался. Он хотел спросить, что же такое
хронощуп, но не успел, Масленников заговорил сам, отгибая рукав
рубашки и взглядывая на часы.

-- Ого, брат, да мы с тобой совсем забыли про время. Спать,
спать. Вон ты какой. После всей этой нервотрепки тебе надо
хорошенько выспаться. Неизвестно, что будет завтра. Вообще,
ничего не известно.

* * *

Мендель спал, раскинув по сторонам руки и головой уткнувшись в
кожаный валик кресла. Он не видел, как Масленников, едва
заслышав звонок, в один прыжок добрался до аппарата и, путаясь в
перекрутившемся проводе, напряженно и нервно слушал. Потом так
же нервно и напряженно отвечал невидимому собеседнику. Речь его
была односложной: "Нет", "Да" -- и только один раз он выругался
негромко и изнанкой ладони вытер со лба пот.

Экран не работал. Лица того, с кем Масленников говорил, видно не
было.

* * *

Владимир Сергеевич Масленников в последний раз осмотрел
квартиру. Настала пора уходить. Мендель затих в старом
дедовском кресле, сон его был глубок, но Масленникову, когда он
брал мальчика на руки, показалось, что тот чуть приоткрыл глаза.
Но лишь показалось. Он спал.

-- Спи, братец, спи. Это хорошо, что ты спишь. Время у нас еще
есть. Не много, но есть...

Он осторожно, боясь разбудить, прошел с Менделем на руках ко
входной двери. Открыл ее, свет в квартире гасить не стал и вышел
на лестничную площадку. На лестнице было тихо. Масленников знал,
что здесь никого нет, он бы почувствовал постороннего. Но все
равно, по привычке, он заглянул в пролет и мгновенно убрал
голову. Ничего не случилось. Ни выстрела, от которого он бы
наверняка уберегся, ни шороха, который выдал бы затаившегося
врага. Ничего.

Со спящим Менделем Масленников спустился вниз. У выхода он
задержался. Прислушался. И когда услышал спокойный нарастающий
шорох шин, открыл дверь на улицу.

Машина еще тормозила, а Масленников с мальчиком на руках уже
ждал на краю тротуара. Это была небольшая с виду, но
вместительная "нева" старой, первой модели. Дверца открылась, и
инженер сначала положил на сиденье мальчика, потом сел сам.
Машина тронулась и набрала скорость, но через минуту бег ее
выровнялся, и она уже плавно, без спешки катила по ночным улицам