"троцкистских и иных двурушников" ("иных"- как раз его случай).
решив его арестовать.
обвинения, но честно смотреть в глаза следователям и судьям, убеждая их
в своей невиновности и абсолютной преданности партии и Советскому
правительству, он бы уже не мог. Утратил моральное право.
брат был повешен за попытку цареубийства, а ему позволили окончить
гимназию с золотой медалью и университет. У нас же могут расстрелять за
то, что встретился с другом, который целых двадцать лет назад служил не
той власти или десять лет назад на партийном собрании проголосовал не за
ту резолюцию, пусть и выносилась она на обсуждение одним из членов
тогдашнего Политбюро, ближайшим соратником Ленина..."
дружба помогала ему сохранять остатки самоуважения, считать" что есть у
него в глубине души уголок, не подвластный Комиссии партийного контроля.
Мол, дело свое я делаю, и делаю хорошо, а в это- не лезьте.
железом буржуазные пережитки в сознании, смешно и думать о полной и
окончательной победе социализма.
него с товарищами чекистами не по взаимно принятому сторонами этикету
вышло.
ГЛАВА 5
было холодно. На Горьковском заводе сочли излишним ставить на свою
продукцию обогреватели, которые имелись на американском прототипе "Форд-
6", и при закрытых окнах боковые и лобовые стекла сразу же начинали
обмерзать,
ледяной ветер выгонял из салона даже те жалкие калории тепла, что
поступали от работающего мотора. Зато Шестакова не клонило в сон.
тотальный розыск, какой-нибудь постовой милиционер, штатный или
внештатный сотрудник органов, как раз сейчас спешащий на работу, просто
не в меру наблюдательный обыватель сможет вспомнить промелыснувшую мимо
черную "эмку".
слишком оживленное, но среди встречных и попутных "полуторок", "ЗИС-5",
"ГАЗ - А" попадается достаточное количество неразличимо одинаковых
черных горьковских легковушек, а вот когда придется свернуть на узкие
грейдеры и проселки между райцентрами... Но тут уж ничего не поделаешь,
остается путать следы и надеяться на удачу. В одном повезло - начиналась
метель. Густо пошел снег, усиливающийся ветер завивал вдоль дороги белые
вихри, видимость упала до полусотни метров.
чекистов может вмешаться стихия, сделает непроезжими известные наркому
лесные просеки. Хорошо, что последние недели стояли крепкие, почти
бесснежные морозы, грунт промерз до гранитной крепости, можно надеяться,
что в ближайшие часы больше двадцати-тридцати сантиметров снега не
выпадет. Покрышки на задних колесах "эмки" почти новые, с высокими
грунтозацепами "в елку".
круговерти, что едва видны были избы по сторонам дороги. Свернул на
накатанный санями тракт вдоль железной дороги, ведущей на Селижарово.
по сторонам, легко и просто было вообразить, что вокруг - не двадцатый,
а как минимум семнадцатый век, времена Ивана Сусанина. Ни столбов с
телефонными и электрическими проводами, ни даже самых глухих, в три-
четыре дома деревень.
опустившие до земли раскидистые черно- зеленые лапы, покрытые снегом,
глубокие, заболоченные летом распадки по сторонам дороги, через которые
зачем-то переброшены длинные бревенчатые гати.
обозы, тянущие срубленные в окрестных леспромхозах сосновые хлысты, а
сейчас тихо, пустынно, страшновато даже. Заглохни невзначай мотор, и
вряд ли удастся с женой и детьми добрести до ближайшего жилья.
заодно и перекусить. Шестаков запоздало пожалел, что не догадался
набрать горячего чая в термос. Мальчишки начали ныть, томимые жаждой, и
нарком сообразил растаивать снег в кружке, поставленной на горячий блок
мотора.
бутерброд тепловатой безвкусной водой. - Они ведь тоже из снега и льда
воду добывают?
поедим.
лежит, а еще у папы пистолет есть.
магазин, передернув затвор, вытряхнул на ладонь патрон. - Только
осторожней, стекла стволом не повыбивайте.
забуксовала в заносах. Но выбрались. Теперь Шестаков, заметив впереди
опасное место, загодя переключался на вторую скорость и вел "эмку" на
постоянных оборотах, стараясь без нужды не дергать руль.
вроде надежная. Уже двадцать километров никого не встретили. Правда,
скоро рискнуть придется. Через Осташков я не поеду, там тупик, дорога
кончается, если на глаза кому попадемся, нас легко вычислят... - А как
же? - Есть идея...
час и понимал, что иного выхода просто нет. Ну а если что - смерть будет
быстрая и легкая.
узкой, ничуть не похожей на великую русскую реку Волги машина
остановилась на краю пологого спуска. Впереди, сколько мог захватить
глаз сквозь крутящуюся снежную пелену, простиралась гладкая, как
бильярдный стол, равнина.
Осташкова и дальше выводящий на озерный простор.
снега. Прихваченной из машины монтировкой долго долбил звонкий синеватый
панцирь озера. Углубился сантиметров на двадцать, но на близкую воду не
было и намека. Хорошо.
ледяной покров достигает и полуметра, и больше. Машину выдержит, главная
опасность - случайная полынья. Теплые ключи на дне или еще что- то...
разрывами тяжелых снарядов линкоров и крепости, трехдюймовые
рикошетировали.
спокойно садились.
кроме разве кампании 1809 года, не было и быть не могло, но одновременно
отчетливо представлял, что вроде бы была и даже какие-то подробности
вот- вот удастся вспомнить.
пурги можно проскочить незамеченными мимо города, и, значит, никому в
голову не придет искать их здесь.
вдоль трассы Новгород - Ленинград, а если они попались кому-то на глаза
в Кувшинове, то логично будет предположить, что беглецы двинулись в
сторону Ржева и Великих Лук.
границам: финской, эстонской, латвийской. Там и будут караулить и
искать. А где же еще?
разбирается и не сообразит, где едут. Ну а если не повезет - машина
уйдет на дно в доли секунды. И ахнуть не успеешь. Как утонул в полынье
между Ленинградом и Кронштадтом вице-адмирал Дрозд.
Шестаков разогнал машину до девяноста километров. Только лед свистел под
шинами. Стремительный полет над мокрой бездной опьянял. Будь он в машине
сейчас один - вообще бы ничего не боялся, пожалуй, даже запел арию
Варяжского гостя от азарта и волнующего чувства опасности.
никогда как следует не умел водить машину.