ищут, да не находят никогда. Или вы меня уже не боитесь и за человека-то
не считаете, раз на свой шабаш зовете?
вспрыгнул на плечо, уцепившись острыми когтями за рубаху. - От тебя и
людским духом не пахнет.
я - сам по себе. Я вам мешать не буду, и вы меня не трогайте. Не нужен мне
ваш папоротник.
дыша на ухо. - Вку-у-сно, ой, как вкусно!
и в свете его, в тучах искр, в голубом дыму, теснились сотни существ,
опоясанных гирляндами и венками из цветущих листьев папоротника, плясали,
пели, дудели в свирели и рожки, прыгали, носились по поляне, взвизгивали,
кувыркались через костер, вспарывая воздух легкими телами.
и отсюда хорошо видно.
Обнаженная, стройная, текучая, как вода, изменчивая, как вода,
убийственная и животворная, как вода.
обниматься полезешь, русалочка?
Бездумно и спокойно посмотрела в глаза, улыбнулась.
Курдышу, сказал: - Слушай, дружище, избавь ты меня от нее. Век не забуду.
как от воды, не убережешься. Да ты не бойся. Сегодня она тебя не тронет.
конец поляны.
поляне текучим зеркалом и, журча, потекла в заросли.
Толпа существ схватила его за руки и повлекла в освещенный круг, крича и
улюлюкая. Мелькали лица, морды, рыла, хари, мохнатые, потные, вытянутые,
сплющенные, заостренные, безгубые и брыластые. Все они тянулись к Егору,
корчили ему гримасы, хохотали и щипались. Егор не вырывался, только лицо
отворачивал, когда слишком близко нависала чья-нибудь нечеловеческая
морда. Курдыш больно вцепился в плечо когтями, Егора не покидал.
Узнаешь?
Да ты попляши, попляши, Егорушка, отведи душу-то, успокой ее,
неприкаянную, потешь ее, бездомную! Соку-то выпей, хороший сок, ох,
хороший!
так ему покажет! Он так его научит!
непонятно было, то ли он оберегает Егора, то ли, наоборот, - помогает им.
груздем, полезай в этот, как его... Ну, полезай, короче.
серебряной, длинная борода тускло поблескивала позолотой, а деревянное
тело прочно поставлено на железные, уже поржавевшие ноги. В правой руке
истукан держал длинный извилистый сук.
Долбани его молоньей-то! Вразуми его, бажоного! Повыздынь его да оземь
грянь. Сок-то пить не желает!
напора, заскрипело сухое дерево тулова, зазвенела борода, открылись
серебряные веки, и на Егора глянули ясные голубые глаза.
землю.
быть. Хочу человеком остаться.
руке налилась желтизной и, меняя цвета побежалости, накалилась добела. Он
стукнул еще о землю, и посыпались ослепительные нежгучие искры. Лешие с
визгом разбежались, и Егор остался один на один с Перуном, если не считать
Курдыша, как ни в чем не бывало задремавшего у него на плече.
скрипом наклоняясь к Егору. - Негоже так. Раньше-то вы меня почитали, а
ныне посрамляете. Разве мы не одного корня?
Перун, и внуком твоим себя не считаю.
нас сменяли. Прежде-то себя внуками Перуновыми да внуками Дажьбожьими
чтили, а ныне-то где корень свой ищете? В стороне полуденной, да в стороне
закатной. А корень-то здесь!
отчину.
Перун, - не лешим ты станешь, а душу свою очистишь и с землей сольешься.
мы все с землей сливаемся. Убить во мне человека хочешь?
корней. Откуда ему силу черпать? Выпей, внучек.
ароматом.
и я почту. Будь по-твоему, дедушка. Твое здоровье! - и он залпом выпил
жгучий, кипящий сок.
руки и потащили, смеясь.
щеку горячим языком. - Видишь, не помер. А ты боялся.
ощутить в себе то почти неощутимое, что начало происходить с ним. Его
развернули лицом к огню, и он увидел сидящего великана. Огромное
мускулистое тело его было покрыто разбухшими от крови комарами, он не
сгонял их, только изредка проводил ладонью по лицу, оставляя красную
полосу. В руке он держал большой рог, наполненный соком.
Очень мило.
Думаешь, легко быть добрым? Вот комарье из меня все зло и тянет.
переводя дыхание.
теперь выпей.
лицом, меняющим свои очертания, протянул мощную лапу с кубком, зажатым меж
когтей.
братья.
глядя, бросил его в чьи-то проворные руки.
чью-то широкую спину. Удерживая равновесие, Егор взмахнул руками и попал
кулаком по бородатому лицу.
стукнули копыта, и он понесся по кругу.
существе, которое принято называть кентавром.
покрепче обхватил Полкана за торс, а неразлучный Курдыш обнял Егора за шею
мягкими лапами.
его через толпы существ, на мгновение свет костра выхватывал из темноты
нечеловеческие лица всей этой нежити, выползшей из потаенных нор,
слетевшейся сюда со всех концов заповедной тайги, но Егор уже не обращал
внимания на их уродство, оно не резало глаза, но воротило душу, словно бы
понятия о красоте и безобразии изменились за одну ночь.
Егор увидел на его спине Машу. Она была та же и не та. Полудевочка,