храмов, которые надлежало сжечь повсеместно, расчистить пустоши Небесного
Грома и идти дальше, во все города. Полицейские догнали их возле Тихого
Болота, и вязальщица Ависага Сокотнюк с тремя подругами угодила в
капернаумскую тюрьму. Остальные разбежались в Эдемский лес и Тихое Болото,
и кое-кто так и пропал там, а кое-кто остался за болотом, потому что и
несколько лет спустя собиратели трав видели там дым костров, а однажды на
опушке у Города Полковника Медведева обнаружили изуродованное тело старого
Исаака Грановского, постоянного гончара, участвовавшего в поджоге
капернаумского храма. К ранам на спине и груди Исаака прилипла синяя
медвежья шерсть.
Мира в знак того, что он помнит о Лесной Стране, и посулили повторение
таких знамений, а в Городе У Лесного Ручья передавали друг другу слова
Черного Стража. Страж дополнил Посвященных, заявив, что Небесный Гром -
это звезда, сброшенная Создателем с неба для укрепления веры людской.
Зато не удержался от демонстрации новых своих способностей, приобретенных
благодаря Небесному Грому. Все в городе уже знали, что он чудом спасся,
мама опять плакала и умоляла больше не бродить по лесам, отец дергал себя
за усы, хмуро сопел, кивая в такт словам мамы, и поддакивал: "Правильно,
правильно, Ирена". Вечером в питейке (Павел ходил в питейку, потому что
где же еще встретиться и пообщаться, узнать и рассказать последние
новости?) он громко спросил Длинного Николая и сидевших рядом Захарию
Карпова и Леха Утопленника: "Хотите, пиво будет прямо здесь, на столе?
Смотрите на поднос Ревекки, сейчас кружки полетят".
Утопленник хмуро сказал:
возившейся у бочки Ревекки.
пересекли зал - пиво плескалось на пол - и, сопровождаемые напряженным
взглядом Павла, со стуком опустились на стол, прямо перед раскрывшим рот
бородатым Лехом. Ревекка выронила поднос, Николай продолжал зевать, так,
кажется, ничего и не заметив, а Захария Карпов тер глаза.
угодив себе в глаз, и прошипел, подавшись к Павлу:
объяснить Павел, но Лех сверкнул на него глазами и потащил Захарию за
другой стол, подальше от Павла. Длинный Николай растерянно крутил
рыжеволосой головой.
Павла, лесорубы хмуро кивали, уставившись на свою водку и иногда
непонимающе вскидывая глаза то на Утопленника, то на Павла, бледная
Ревекка все еще стояла над выпавшим из рук подносом, неслышно шевеля
пухлыми красивыми губами, и Павел понял, что зря затеял демонстрацию
чудес. Никто не собирался уверовать и следовать за ним, как за Иисусом.
спросил, собираясь на пристань, правда ли то, что вчера говорил в питейке
Лех Утопленник насчет летающих кружек? Павел осторожно ответил, что,
действительно, Небесный Гром как-то странно повлиял на него, однако
способность эта пропала так же внезапно, как и появилась, и еще вчера он
вновь стал таким же, как все.
виде Павла Лех тянулся к кресту под рубахой и что-то бурчал, а Ревекка
после того случая с опасением поглядывала на пивные кружки и разносила их
не на подносе, а в руках, крепко сжимая полными короткими пальчиками.
Павел зарекся проделывать прилюдно подобные вещи и занимался этим только в
лесу. Он солгал даже Посвященному на исповеди, а потом - Черному Стражу,
хорошо запомнив реакцию угрюмого Леха Утопленника, когда-то возвращенного
к жизни Колдуном.
восемнадцать лет, несмотря на уговоры и слезы мамы, он поднялся по Иордану
до Иорданских Людей, дрезиной добрался до Вифлеема, переплыл Байкал и
углубился в Вифлеемский лес.
его пути попадались островки голой влажной земли со следами какого-то
неизвестного зверя.
солнца: четыре мощные лапы, задранный к небу хвост с кисточкой на конце,
приплюснутая морда с торчащими ушами и как продолжение морды - длинный
прямой рог. Павел хотел подкрасться ближе, чтобы получше рассмотреть
зверя, но тот качнул рогом, коротко фыркнул и бесшумно исчез за деревьями.
человеческого присутствия не ощущалось в этих краях. Видно,
предки-основатели не дошли сюда, ограничив свои южные владения Вифлеемом
на Байкале и Лондоном на Балатоне.
спины их были пестрыми от трав и цветов, а слева темнел еще один лес, а
справа блестела под солнцем поверхность безымянного озера, и огромным
куполом нависало над миром беззвучное небо... Павел задохнулся в этом
тихом просторе, почувствовал себя пылинкой на необъятных пространствах, и
вдруг с пронзительной горечью понял, что никогда-никогда не успеет пройти
их до конца, потому что на это не хватит и двух человеческих жизней. Он
остро ощутил, как мало людей живет здесь, в Лесной Стране, и как безлюдно
там, за теми холмами, озерами и лесами...
дальних холмов, почему Создатель сотворил только горстку
предков-основателей и оставил безлюдным весь остальной мир?
найти ответа. Никто не подсказывал ответа, и молчал странный Создатель
Мира, не давая никакого знака о себе. Только сотворенное им спокойное
солнце мерно двигалось по наезженной небесной дороге, только звезды молча
смотрели из ночи и кололи прищуренные глаза иголками холодных лучей...
Лесной Стране. Следующий год был неудачным - однажды ночью вдруг вспыхнул
Западный храм, огонь перекинулся на жилой квартал и выгорела вся
прибрежная часть города от пристани до обрыва Ванды. Подозревали, что это
дело рук не угомонившихся поклонников Небесного Грома, пришедших из-за
Тихого Болота, но виновных так и не нашли. А потом в сезон дождей снесло
мост через Иордан и размыло ведущую в Эдем деревянную дорогу. По решению
городского Совета Павел вместе с другими парнями без отдыха работал на
лесоповале, потом плотничал в городе, ремонтировал дорогу, восстанавливал
мост. Он еще больше вырос и окреп, раздался в плечах, и как-то на спор
положил на лопатки даже Виктора Медведя из отцовской бригады. Но напрасно
женщины, выходя из храма, смотрели на него особенным взглядом - ему тут же
вспоминалось Геннисаретское озеро и та улыбка, какой, наверное, не будет
уже ни у кого...
направился в путь, на этот раз на восток, с твердым намерением пройти весь
Броселиандский лес и нанести новые ориентиры на карту городского Совета.
Постоянный собиратель трав Стефан Лунгул доходил до самых Холмов Одиноких
Сосен и однажды потратил целые сутки на дальнейшее продвижение. Еще глубже
в чащобу он не полез - побоялся медведей. А вот приходилось ли кому-нибудь
бывать еще дальше - никто не знал.
Одиноких Сосен, перевалил через них и двинулся вдоль Гнилого Болота,
постепенно сворачивая на юго-восток. Миновав поляны с высокой, в рост
человека травой, он попал в такую глушь, где деревья совсем закрывали небо
и приходилось чуть ли не на ощупь пробираться в полумраке, ломая и
отталкивая взглядом наиболее плотно стоящие стволы. На одиннадцатый день
он набрел на логово медведей и решил побороться с ними по-честному,
пользуясь только пикой. Медведей было не меньше десятка, а Павел был один,
и пика сломалась, наткнувшись на прочный лоб пятого медведя, и пришлось
помахать ножом и обломком пики, сначала упираясь спиной в толстый ствол, а
затем перебегая с места на место и уворачиваясь от страшных когтистых лап.
Потом он все-таки раскидал медведей взглядом и покинул поле боя, и отдыхал
на поваленном трухлявом стволе, ощущая приятную истому в мышцах.
нужно было возвращаться, ждала работа, - но из упрямства продолжал еще
двое суток пробиваться на восток, с надеждой ожидая, что вот-от лес станет
реже.
странному лесному озерцу с крутыми берегами. Деревья окружали озерцо
плотной стеной, торчали из воды рухнувшие с обрыва сосновые стволы, и над
тускло блестевшей поверхностью озерца висела сиреневая дымка. Ни единая
волна не шевелила воду, будто и не вода это была, а вязкая смола. Озерцо
было круглым и маленьким - без усилий можно докинуть пику до
противоположного берега, - словно неведомый небесный Голиаф бросил сюда
огромный камень, поваливший деревья и выдавивший на поверхность черную
густую кровь земли.
Павел устроился над обрывом, над черной тусклой поверхностью, в которой
совсем не отражалось наливающееся тяжелой синевой закатное небо, полежал