потолковать. Да и не он один.
туды... в навьи души...
уличили бы вовремя? Это ж страсть подумать... Совсем бы не взошло!..
пронзительный, не к месту взревывающий голос. - Правда-то она рожном
торчит!.. Принесли жертву - вот и солнышко смиловалось! А то придумали
- чурками резными откупаться! Сегодня ты за "деревянные" народ вином
поишь, а завтра их волхвам понесешь? Хороша жертва!..
нынче благодушен и глядел на смутьяна с улыбкой: дескать, пусть
себе... Гуляй, паучок, пока ножки не ощипали...
привычного железного хруста, снежок шептал, чуть не всхлипывал. Того и
гляди, оплавятся и потекут сугробы... Да, припоздала в этом году
весна, припоздала...
храбры из княжьей дружины. Сияли еловцы [Еловец (берендейск.) -
навершие шелома.] шеломов, тяжко шуршали кольчуги, позвякивали кольца
байдан [Байдана (берендейск.) - кольчуга из крупных колец.]. Впереди
шел бирюч [Бирюч (берендейск.) - глашатай.] с шестом. Добравшись до
середины площади, снял шапку, вздел на шест и задробил частоговоркой
указ. Не иначе, уши отморозить боялся.
Ведомо стало, что гневается на нас светлое и тресветлое солнышко... -
Рынок притих. Бирюч передохнул, будто перед прыжком в прорубь, и
продолжил с отчаяньем: - Вопросив волхвов и подумав с боярами, велит
вам государь отныне берендейки жертвенные приносить полновесные,
резаные не глубже, чем на ноготь!
руками, и тут толпа страшно вздохнула. Так и замер бирюч, взявшись за
меховую выпушку, настигнутый мощным этим вздохом. Храбры сомкнулись
кольцом, рыла сразу одеревенели - прямо хоть размечай да режь.
из ножен, светлые сабельки. Однако законолюбивость берендеев вошла в
поговорку издавна. Одно дело промеж собой учинить кулачные, а то и
дрекольные бои - это у нас запросто. Но поднять руку (и то, что она
сгоряча ухватит) на княжью дружину?.. Да еще и на бирюча с царским
указом?.. Нет, не поднялась рука. Разжалась. Вот крик - да. Крик
поднялся.
указать!..
клюковка, глазки - луковки!..
и мы городьбу городить умеем!..
Тут, за пазухой!.. Зябко доставать было!..
пергаменту с царской печатью, прочли по складам. Все совпало - слово в
слово. Еще один вздох прокатился по рынку.
полушубок. - Дождемся ужо! Погодите! Всех нас в бадье опустят на самое
донышко!..
он там стоял?..
ножки пасть! Один у нас теперь заступник, одна надежа!..
какую сторону двинуть всей громадой: волхвов ли идти бить или же князю
жаловаться... Воспользовавшись общим замешательством, бирюч и храбры
начали помаленьку выбираться из толчеи, когда раздался вдруг со
стороны слободки конский топот и, заметав обочины снежной ископытью,
на рыночную площадь ворвались четверо верховых. Ахнул люд, кинулся
навстречу, ибо первым на низкорослой большеголовой лошадке ехал сам
князь. Надежа и заступник.
Столпосвят. Ликом смугл, брадою серебряно-черен, брови - что два
бурелома. И голос - низкий, рокочущий. Совсем бы страшен был князюшка,
кабы не мудрая пристальность в воловьих глазах да не задушевность
гулкой неторопкой речи.
опустил голову, погрузившись в скорбное раздумье. По толпе пробежал
изумленный шепоток. Слободской люд привык называть себя берендеями и к
слову "теплынцы" прибегал лишь затем, чтобы подчеркнуть свое
превосходство над сволочанами. Немедля обозначилось в разных концах
рыночной площади некое суетливое, но вполне осмысленное движение.
Сволочане посмекалистей, услышав первое произнесенное князем слово,
принялись торопливо завязывать мешки с явным намерением поскорее дать
тягу. А вовсе смекалистые даже и завязывать не стали: царап шапку - да
бегом с площади.
проникновенным взором. Потом заговорил снова.
рукавицу в расшитую тесьмой грудь. - Знаю о вашей беде и печалюсь
вместе с вами...
волхвы - то брат мой единоутробный, сволочанский князь Всеволок воду
мутит... И лжет, и ползет, и бесится! Завидно, вишь, ему стало, на
житье ваше привольное глядючи, вот и подбил царя-батюшку указ
написать...
сволочан, но те уже все исчезли. Даже самые непонятливые.
пасть в копыта спокойной низкорослой лошадке. - Не погуби!.. Замолви
словечко!..
царь-батюшка... А не смилуется... Ну что ж... - Тут Столпосвят
выпрямился, запрокинул окладистую с проседью бороду. - Тогда суди нас
ясно солнышко!..
сложившаяся, должно быть, сама собой:
поскольку поговорка явно предназначалась для старого Пихто Твердятича,
огорошить которого Кудыка собирался прямо с порога.
теперь будет-то? Ежели князь Столпосвят не сумеет уворковать
царя-батюшку - это ложись всей слободкой да помирай!.. Ну, положим,
лоботесам разным вроде Шумка с Докукой даже и указ не во вред -
наобляп режут, чуть лучше сволочан. А вот подлинным-то искусникам как
теперь жить? Ни тебе тепла в доме, ни привычной сытости..."
ногу миновала. Не радовали его теперь ни искорки в сугробах, ни мягкий
шепот снега под ногами. Переплевах в пяти от родной подворотни,
обозначилось вдруг перед смутным Кудыкиным взором ярко-малиновое
пятно. Очнулся - как из яичка вылупился.
(берендейск.) - гнедой с подпалинами.] конек, впряженный в щегольские
варяжские санки, с которых навстречу Кудыке лениво поднялся тугомордый
отрок в шубейке, крытой малиновым сукном. Человечек - весь с надолбу,
посмотришь - страх берет. Левое ухо, выставленное напоказ из-под
шапки, пронято дутой золотой серьгой, и такого же золота цепь
болтается на шее.
пришли, не иначе...
незнакомец, разводя болтающиеся чуть ли не до колен рукава. - Мы тебя
бережем, хоромы вон ни разу не горели, а ты... Умаялся, чай, на нас
сидя?
выпершил Кудыка.
к древорезу украшенным серьгой ухом. - За-пла-тил?..