к полудню...
тени бамбуковых ребер ангара. - Я сейчас увидела его... Это он, но... Это
уже совсем другой человек, тама'и. Он давно все забыл. Мы теперь просто не
поймем друг друга...
одиночестве по песчаному, усеянному невиданными раковинами берегу, когда
зрение мое было смущено следующей картиной: два солдата заметили
подкравшегося к лагерю туземца, и один из них со смехом выстрелил из
мушкета. Несчастный упал, и солдат с ножом в руке приблизился к нему,
намереваясь зарезать раненого, как бессмысленное животное.
берет на душу тяжкий грех, убивая человека ради забавы. На это солдат
возразил мне, что поскольку туземец не приобщен к истинной вере и не знает
Бога, то, следовательно, в убийстве его не больше греха, чем в убийстве
зверя.
не подивиться меткости его слов. Действительно, лицо несчастного было
обезображено изображениями ската и акулы, которые, как известно, суть не
что иное, как два воплощения врага рода человеческого.
споре! Не лучше ли будет, вопросил я, дать Божьему созданию умереть не как
зверю, но как человеку, узревшему свет истинной веры? И солдат, подумав,
спрятал свой нож.
берегу, дабы присутствовать при совершении обряда, какой радостью и
благочестием светились обветренные грубые лица этих людей, как ободряли
они - низкими словами, но искренне - туземца, готового воспринять свет
Божий.
пришлось уступить единому порыву осененной благодатью толпы. Обряд был
совершен, и туземца с торжеством возвели на костер, ибо теперь, перестав
быть бессмысленным животным, он подлежал церковному суду за явную связь с
дьяволом.
его, выжгло все вольные и невольные прегрешения.
не зная веры, не ведая греха, и золото лежит, брошенное за порогами
хижин...
тряпьем, плетеная кабина подвесной дороги карабкалась все выше и выше
вдоль зеленого склона Руонгу. Зелень, впрочем, была с белесым налетом, а
подрагивающую кабину то и дело обдавало тухлыми запахами химического
завода.
подернутая мутной пленкой бухта, с каждым метром пути становясь все
красивее. То здесь, то там беспорядочно мелькали ослепительные вспышки
передающих зеркал.
Пока запрашивали по гелиографу подтверждение вызова, у Сехеи было время
понаблюдать, как спешно ведется разгрузка только что загруженного к
эвакуации каравана.
листве, зеленой, тошнотворные запахи остались внизу, еще метров двадцать -
и терраса... Вскоре кабина остановилась, покачнувшись, и Сехеи неловко
выбрался наружу.
перед ним на шаг. В глаза не смотрит, но короткий ствол направлен
прибывшему в живот. Судя по татуировке, новый пилот и телохранитель
Старого... Странно, подумал Сехеи. Что могло случиться с Анги? Старый,
помнится, был очень привязан к своему прежнему пилоту.
на бамбуковых шестах желто-зеленой мелкоячеистой сети, под которой
уставила в небо туго набитые ракетами соты зенитная установка.
Руонгу. На краю обрыва два связиста в поте лица работали с Большим
Зеркалом. С тем самым зеркалом, что передало вчера неслыханный приказ -
поверить парламентеру.
располагалась неподалеку от горного озерца. Она мало чем отличалась от
хижины самого Сехеи - легкий разборный каркас и циновки, испятнанные с
внешней стороны клочьями маскировочной зелени. У берега под естественным
навесом из листвы покачивался на поплавках всегда готовый к старту
двухместный ракетоплан. Поодаль в скальной стене зияла дыра - вход в
пещеру-укрытие.
Оставь нас...
именуемой стулом, сидел ровесник мира. Сидел бог. В нем было пугающим все:
и древнее - цвета песка - лицо, нетатуированное, как у оборотня, и то, что
от горла до пят он всегда был закутан в белую тапу. Но главное, конечно,
глаза. Нечеловеческие, водянисто-голубые, страшной глубины глаза.
отстранил его от командования и загнал на год к южным хеури.
Он даже со спины был хмур, этот подросток, даже ракетомет его на длинном
ремне болтался так, словно готов был в любой момент огрызнуться короткой
очередью. Сам по себе.
Оскорбили его!.. Вместо того, чтобы сжечь в первой стычке, взяли и
приставили к старой развалине. Ни полетать, ни пострелять...
молокосос на удивление быстро избавлялся от почтительного трепета, начинал
капризничать, дерзить... Хотя, с другой стороны, все правильно: нельзя
воину быть на побегушках. Пусть даже на побегушках у бога...
скорбной маске.
полагать... Отпросился воевать, дурачок. Ему, видишь ли, уже двадцать лет,
а он еще не убит! Сам понимаешь: неловко, люди коситься начинают...
но Старый, казалось, забыл о нем - остекленело смотрел куда-то поверх
плеча стратега.
единственным, кто мог долго и спокойно глядеть в глаза Старому. О Старых
можно сплетничать, можно рассказывать шепотом страшные легенды об их
происхождении, можно даже усомниться в их мудрости. Но все это - за
спиной, тайком.
одной лодке второй десяток лет. Ты был еще нетатуированным малышом на
Детском острове, а я уже знал о тебе. А ты обо мне узнал и того раньше...
Всю жизнь ты получал от меня советы, прислушивался к ним... Или не
прислушивался. Чаще всего не прислушивался... Скажи, тебе никогда не
приходило в голову: а кто они, собственно, такие, эти Старые? По какому,
собственно, праву они решают твою судьбу?
этот вопрос? Сехеи почувствовал раздражение. Иногда ему казалось, что
Старый бессмертен: нужно было иметь огромный запас времени, чтобы
растрачивать его с такой легкостью на пустые, ни к чему не ведущие
разговоры.
Таини тамуори, а она ненадежна...
воздух.
сменила вымпелы? Ты что, не мог никого найти, кроме этой акулы?
что-то затевают. Вчера они подсунули нам...