Чтение 9–й страницы книги ~Холодные берега~

возился. Вот она -- дворянская стать!

Только и Хамон не слабее был. Умирал, кровью захлебывался, а Слово
сказал. Исчез пулевик скорострельный, прямо из рук иберийцев-победителей
исчез. Навсегда. Вряд ли Хамон кому свое Слово при жизни раскрыл...

Я потрепал Марка по голове:

-- Подымайся, мальчик. Хватит притворятся.

-- Я не притворяюсь, -- Марк отстранился.

-- Достань огонек, -- попросил я. Через миг мне в руку легла
зажигалка.

-- Сколько времени? -- спросил Марк.

-- Часов нету. Ты уж извини, -- хмыкнул я. Встал, побрел сквозь
темноту к стене, где был факел. -- Может, у тебя есть? На Слове?

Марк сердито засопел.

-- Я вам все назвал, что у меня на Слове есть. Да и какой толк от
часов в Холоде?

-- А почему бы и нет?

-- Они же не идут там. В Холоде как положишь, так и достанешь.

Вот оно как. Не знал. Значит, и пулевик лорда Хамона сейчас там, в
Холоде, а пар из ствола брызжет, брызжет и не кончается...

Я зажег факел, посмотрел на трущего глаза Марка.

-- Вечер сейчас, парень. Темнеет уже. Еще часика три подождем -- и в
путь-дорогу. Как нога?

Он пожал плечами. Оставив факел на стене, я подошел, приподнял
мальчишку.

-- Обопрись на ногу. Осторожно.

Марк ступил, аккуратно перенося вес на больную ногу.

-- Вроде ничего... ой. Колет немного.

На лбу у него выступила капелька пота. Хорошенькое "немного".

-- Сядь, -- с досадой сказал я. -- Штаны снимай.

Пока он покорно расшнуровывал ботинки и раздевался, я снял куртку,
начал отдирать рукава.

-- Возьмите...

Марк протянул нож. Никак я не привыкну, что рядом -- знающий Слово.

Два взмаха -- и вместо куртки я получил жилетку. Эх, долго одежка
служила. У хорошего портного шил -- так, чтобы с виду дрянь дрянью, а на
деле и тепло было, и крепко.

-- А зачем это?

Неужели и впрямь не понимает?

-- Ногу тебе перетянуть.

-- Можно было мою рубашку...

Я покачал головой. Тонкий батист тут не сгодится.

-- Так лучше выйдет. Теперь потерпи.

Минут десять я массировал ему голень. Наверное, Марку было больно, но
он терпел. Потом я плотно замотал мальчишке ногу разрезанными вдоль
рукавами. Не слишком туго, но так, чтобы поддержать мышцы.

-- Спасибо, -- тихо поблагодарил Марк.

-- На том свете сочтемся, -- отрезал я. -- Руки перевязать не надо?

-- Нет... спасибо, уже нормально...

Вот уж чего не люблю -- когда благодарят. Словно привязывают
благодарностью -- с одной стороны приятно, а с другой -- и дальше выхода
не будет, кроме как помогать.

-- Штаны налезут?

Брюки у него были узкие, из плотной, крашеной индиго парусины.
Конечно, на замотанную ногу они не налезли, пришлось распороть штанину.

-- Вот теперь ты нормальный оборванец, -- решил я, поглядев на Марка.
-- Уже не так смахиваешь на высокородное дитя.

Марк испуганно посмотрел на меня.

-- Не бойся, -- сказал я. -- Мне, в общем, плевать, каких ты кровей.

-- Почему вы... решили, что я высокородный?

-- Да у тебя на лбу фамильное дерево нарисовано. Голубая кровь,
фамильный дворец, все дела...

Он по-прежнему был напуган.

Я вздохнул, и разъяснил:

-- Марк, вот ты вроде обычный пацан. Одет неплохо, но не более.
Грязный, тощий. Только я-то вижу, тебе вся эта грязь -- как рубашка с
чужого плеча. Порода в тебе есть. Благородные предки, камердинер,
гувернантка по утрам умывает, охранник до двери нужника провожает...
Что, ошибаюсь?

Марк молчал.

-- Ну и Слово... сам понимаешь. Откуда тебе его знать? Один ответ --
подарили.

-- И что?

-- Ничего. Мне-то какое дело? Марк ты, или Маркус, мне едино. Хочешь
расскажу, как все с тобой было? Отец твой граф или барон. Вряд ли принц
из Дома, хотя... А матушка, небось, попроще. Бастарду тоже всякая судьба
выпадает. Нет у папаши наследника -- вот и растят в роскоши. Мало ли как
сложится... вдруг придется род наследовать.

Мальчик молчал. Впился в меня темными глазами, выжидал.

-- А потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитя родила.
И тут уж... стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался,
верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя... на рудники
отправил. Все лучше, чем помирать. Так?

-- Не... не совсем...

Глаза у Марка заблестели. Ну вот. Довел пацана до слез.

-- Перестань, -- я присел рядом, и рукавом его же рубашки утер
слякоть. -- Нечего жалеть. Жизнь крутит-вертит, а Искупитель правду
видит. Кого любит, того испытывает. У тебя все равно... такое сокровище
осталось, что мне и не снилось никогда.

Марк тут же затих.

-- Да не буду я Слово пытать... Скажи лучше, что ты чуешь при этом?

-- Холод.

-- И все?

-- И все. Словно руку в темноту протянул, но знаешь, что должен
найти. И находишь. Холодно только.

-- Понятно. Значит, все равно, что жратву с ледника воровать. Ничего
особенного.

И что это все мысли к еде сводятся? Марк уставился на меня. Удивленно
сказал:

-- Вы смеетесь. Вы же смеетесь!

-- Да. А что, нельзя?

Он неуверенно улыбнулся:

-- Нет, я не думал, что вы умеете. Вы все время такой мрачный.

-- Знаешь, Марк, брось свое "вы". Я тебе не граф, да и ты мне не
принц. Оба мы беглые каторжники, один молодой, другой старый.
Договорились?

Мальчик кивнул:

-- Ладно. Ты прав, вор Ильмар.

-- А ты молодец, бастард Марк, -- вернул я любезность. -- Дворцов,
может, и не наживешь, но и не пропадешь. Ты хоть что-то делать обучен?

-- Кое-что.

-- Например?

-- Фехтовать. Стрелять.

Я не сразу его понял. Кто же ребенку оружие доверит?

-- Из пулевика?

-- Да.

-- Тебя и впрямь в наследники готовили, -- признал я. -- Что ж,
полезное умение. Значит, воевать обучен. Дюжину-то начал?

Мальчишка сжал губы. Неохотно выдавил:

-- Не знаю. Может быть.

-- Это плохо, -- я покачал головой. -- Пока точно не узнаешь, считай,
что начал. Дюжине как счет ведут? Если ранил кого, и за неделю не помер
-- значит, не в счет. Если не убил, а дал помереть... ну, вот если бы я
тебя на улице страже бросил, -- так тоже не в счет. Это судьба. Но если
точно не знаешь -- считай, что убил. Так спокойнее.

-- Я знаю.

-- Хорошо. Диалектам обучен? Романский ведь тебе не родной, верно?

Марк промолчал.

-- Не родной, чувствую. Да не беда, ты на нем говоришь здорово, не
придерешься. Чуть по-ученому, словно выпендриваешься, но такое бывает.
Русский ты знаешь -- слыхал, как ты с кузнецом говорил. По-галльски
говоришь?

-- Oui.

-- Иберийский, германский?

-- Si, claro. Ich sprechen.

-- Небось еще языки знаешь? -- предположил я. -- А?

Мальчишка кивнул. И в глазах у него мелькнула легкая гордость.

-- Уже много, -- похвалил я. -- Вырастешь, так сможешь переводчиком
работать. Хорошие деньги, особенно если к аристократу в прислугу
устроиться...

Вот, опять. На этот раз он заплакал. Молча, но по-настоящему. И
впрямь, чем я его обрадовать вздумал? Что он будет занюханному барону
прислуживать, когда себя графом или герцогом мнил?

-- О прошлом не плачь, о будущем думай! -- гаркнул я, пытаясь
грубостью прервать слезы. -- Здоровый уже парень!

Марк продолжал реветь. Моего тона он не испугался -- оно, конечно,
приятно, но как успокоить-то?

-- Тебе думать надо, как вырасти! -- резко сказал я. -- А там лови
счастье, повезет, так и титула добьешься! Вот выберемся с Островов, -- я
постарался вложить в эти слова такую уверенность, которой вовсе не
испытывал, -- чем зарабатывать станешь?