Чтение 9–й страницы книги ~Дорога в сообитание~

Горя раздвинулись и уползли назад. Робкие, затухающие отроги. Словно
картинка из древней книги с чередой неподвижных волн.

Ортан с Хартом остановились и ждут. Ортан спешился. Они с Фоилом
просто стоят рядом, и это значит, что дальше идти пешком.

Мой Балир! Боевой товарищ, последняя памятка Обсерваты... Я беру его
морду в руки, прижимаюсь щекой к щеке. Все!

Леди Элура отдала повод одному из спутников Харта, отвязала заплечный
мешок и просунула руки в лямки. А самострел висел у нее на груди...

- Возвращайтесь! - сказал локаям Ортан. - Я приду весною, если смогу.

- Пусть солнце вам светит! - сказал Харт. - Будьте живы!

И теперь мы одни, только мы, Норт держит за руку Илейну, а она глядит
на меня. И Ортан тоже глядит на меня, и в его глазах спокойная твердая
нежность.

- Видишь те серые камни? Это граница. Я пойду впереди. Будь
внимательна, леди Элура!

- Онои! - крикнул беззвучный голос. - Онои! Нет!

Она не вздрогнула, не обернулась. Фоил смотрит прямо в глаза, страх и
ярость в его глазах, сейчас он бросится на меня, но Ортан мягким и
властным жестом полуобнял его за шею, они повернулись и пошли.

Рядом. К серым камням. К тому, что может случиться.

- Норт, - сказала Элура. - Догоните меня, когда я буду у тех камней.

- А, может, наоборот?

- С тобой Илейна, - сухо сказала она и подняла самострел.

Проклятая бесслезная боль! Рвет грудь и тупо царапает горло, но леди
Элура спокойно идет по траве, и взгляд ее равнодушен и зорок. Если это
случится, я покончу с собой...

Мы не раз входили в Хаос и не раз покидали его, но еще никогда так не
чувствовали Границу. Никогда она не врывалась в меня дрожью радость и
тревоги и таким удушающим ощущением полноты и огромности бытия.

Они замерли у серых камней, и Общее приняло их в себя.

Знакомое чувство ясности и свободы, спокойной мудрости и беспечной
радости бытия. Прекрасный и легкий мир единственных решений, где все
разумно и правильно, и ничего не болит. Привычным усилием он поднялся ко
Второму Пределу - туда, где приходят ответы. Туда, где он будет прочитан
весь. Туда, где решится его судьба.

Знакомое дружеское тепло, они были рядом, они окружали его, и он
потянулся к ним в радостном нетерпении - и вдруг пустота. Стена.
Пронзительный холод. Решительно, хоть беззлобно, его отшвырнули назад - в
неуверенность, в незнание, в боль. И это так страшно, что лучше смерть.
Так холодно - хоть бросайся в огонь. Так больно, что он упал на колени и в
муке закрыл руками лицо.

Фоил положил мне голову на плечо, нежно и грустно выдохнул в самое
ухо. Я спросил:

Ты вошел?

Да, Онои, ответил он виновато.

Скажи, что я благодарен Общему. Скажи: я верил в его доброту.

Оно знает. Оно говорит: уходи.

Уходи.

Нет! крикнул Фоил. Нет! Нет! яростно вскинув голову, беззвучно кричал
он, и Ортан сумел отнять от лица ладони. Темный, холодный, просвеченный
солнцем мир плоско лежал перед ним, напоминая и угрожая.

Ты умрешь, если останешься с нами, грустно подумал он и поднялся на
ноги.

Я не уйду! крикнул Фоил. Ты мой _т_э_м_и_! Оно больше не говорит,
чтобы я ушел!

Пойдем, сказал Ортан, надо идти.

Он обернулся: где остальные? - и увидел Элуру. Бледная и строгая
стояла она, нацелив на Ортана самострел. Взгляды их встретились: боль,
надежда, безмерное облегчение; губы ее задрожали, она забросила самострел
за плечо, отвернулась и замахала рукой, подзывая Илейну и Норта.

Вот теперь, когда все отрезано наконец, и тяжесть свалилась с души, я
вдруг увидела мир. Харт говорил "равнина", но в этом не было смысла - я
никогда не видела равнин. И то, что я знала из старых книг, тоже не
значило ничего: равнина - это плоское место.

Плоское место - но огромное, без границ. Коричневая земля, поросшая
серой травой, а впереди только небо. Впереди, направо, налево - и лишь за
спиной зеленеет округлая гряда уползающих гор. Все плоско, все одинаково,
все залито светом.

Никогда еще я не была такой беззащитной.

- Жарковато! - сказал Норт. Никто ему не ответил, да он и не ждал
ответа. - Ортан! - сказал он. - Ты бы послал черныша на разведку. Пусть
оглядится.

Ортан даже не повернул головы, но Фоил вдруг фыркнул - как засмеялся,
сорвался с места и полетел. Легко, как перышко, беззвучно, как тень.
Черная тень, черная точка, ничего...

- Слушай! - сказал Норт, - ты хоть скажи, что к чему. Тут ведь не
спрячешься... прямо, как голый.

- Сэр Норт, - начал Ортан.

- А, к Мраку Сэров!

- Нам пока ничего не грозит, - вяло ответил Джер. - Мы у самого края
Границы. Если мы проживем эту ночь, завтра будет опасно.

- Только завтра?

- Еще два или три дня. Я не знаю. Еще никто из людей не проходил
Границу... если их не вели гвары.

- А я думал... когда я был мальцом, - сказал Норт, - у нас в Тилле
жил один старикан-норденец. Так он говорил, будто в Трехлунье их парни с
девками уходили за горы. Будто у них это было вроде свадьбы.

- Да, - сказал Ортан. - Мои родители тоже спускались с гор. Поэтому я
и выжил.

- А гвары это кто - ильфы?

- Да. Так они себя называют. На истинном языке гвары значит
"живущие".

- А остальные все что, дохлые?

- Норт, - сказала Элура. - Ты поглядывай по сторонам, а то сам дохлый
будешь!

Норт засмеялся весело и беззаботно, и она почувствовала у себя на
губах улыбку. Неужели я еще могу улыбаться?

- Фоил возвращается, - сказала Илейна.

- Он нашел воду, - ответил Ортан. - Мы там заночуем.

- А как он тебе говорит? Я ничего не слышу!

- Фоил не может говорить ртом. Мы говорим внутри.

- А этому можно научиться?

- Наверное, уж нет, госпожа, - с сожаленьем ответил Ортан. - Гвары
учили нас всех. Но только самые маленькие смогли научиться.

- Я научусь, - сказала себе Элура. - Я уже дважды сумела услышать
вас: когда мы спешились, и у серых камней.

Ночевали без огня. Дошли до воды еще задолго до темноты, и Ортан
велел останавливаться на ночлег.

Странный родник: круглая яма с водой, а из нее вытекает ручей, кружит
с десяток шагов - и исчезает. И ни одной тропинки к воде...

И трава под ногами, как неживая - серая, колкая, с неприятным
блеском, а вот Фоил ест ее с наслаждением. Странно, подумала вдруг Элура,
мы все как-то сразу привыкли к тому, что Фоил - один из нас. Не животное,
не верховой рунг, а равный нам добродушный ребячливый спутник.

Ночь накрыла равнину. Непривычное небо, и созвездия плоско лежат на
нем. Птица раскинула крылья слишком близко к земле, а Колесо видно уже
целиком. И Дева взошла: льет из чаши огненную струю, широкую, тусклую
полосу почти через все небо.

- Галактика, - повторила она про себя священное слов. Как странны в
этой ночи слова священного Языка! Галактика. Звезды. Планеты, луны. А Мун
уже проходит первую четверть. Послезавтра родится Феба. А потом наступит
черед Офены. Через восемь дней начнется Трехлуние - двадцать дней, когда в
небе все три луны...

Ночь теплая, но холодок прошел по спине и тронул волосы, словно
ветер. Что-то должно случиться. Что-то страшное, страшнее, чем все, что
было.

Илейна не шевельнулась, когда она встала, и Элура привычно накрыла ее
плащом. Совсем ни к чему, ведь здесь тепло, но так уж она привыкла...

Все сразу иначе, когда стоишь. Просторная даль, посеребренная лунным
светом, горьковатый запах травы - и тишина. Нехорошая, грозная тишина,
даже ручей не шепчет - или он и прежде молчал? Не знаю. Не по себе.

И в стороне от нас две черные тени. Фоил лежит на траве, а Ортан
сидит и смотрит в даль, глядящую на него.

Она подошла и молча присела рядом. Фоил поднял голову, посмотрел -
Ортан не шевельнулся.

- Не думай об этом, Ортан, - сказала она. - Не мучай себя напрасно.

- Да, я знаю, как это больно. Когда ты вне своего мира, и душа
разорвана пополам: ты здесь, а все, что тебе нужно, где-то. Но это ведь
мой мир погиб, Ортан! Твой мир жив, а это значит, что у тебя есть
надежда...

Теперь он смотрит в глаза, и взгляд его тягостен мне и приятен...

- Иногда мне снится, - тихо сказала она, - что все, кого я любила,
живы, и я счастлива в этих снах. Но даже во сне я знаю, что это не так, и
ужасно боюсь проснуться. Боюсь - но все равно просыпаюсь. И, знаешь, я