деле, а я чую: не то! Тут за всяким словом что-то другое, такое, может,
что мне ввек не понять. Зеркальная картинка: что им наши дела - темный
лес, то и я, как до их отношений дойдет, колода - колодиной. Ну, я и
разозлился.
У меня боль болит, мне не до того, кто что о ком подумает. Больно, -
говорю, - вещи несоизмеримые: судьба целой цивилизации и чьи-то счеты!
ним, что внутри места нет живого?
пока только мы одни представляем себе последствия необходимого решения.
Общество требует от нас быстрого и конкретного ответа, оно озабочено
судьбой Верхних Разумных, но когда наступит время неудобств и ограничений,
отношение может перемениться.
перестройка экономики - дело долгое, болезненное и, главное, необратимое.
Если мы поспешим внести коррективы, а общество изменит свое отношение к
проблеме, возможны очень опасные сдвиги в психологической структуре. Ты, -
говорит, - видимо не можешь представить себе всей опасности
рассогласования экономической и психологической структур.
И по Наставнику чую: все правда, что он говорит.
безукоризненно, так, чтобы оно не оставляло никаких иных вариантов.
общество такое, что само ничего решить не может? Все ему надо разжевать, в
рот положить, да еще и за челюсть придержать, чтоб не выплюнуло!
чтобы определить уровень и прогноз токсического воздействия как в
физиологическом, так и в генетическом плане.
Здесь-то, - говорю, - уж ничего не выйдет, испортили насовсем, других
людей надо поискать.
уровень и состав загрязнения в любой точке, так что могут выявить самые
тонкие закономерности и соотношения.
наладится, они всюду такую работу тридцать раз проделают.
приучу! Может, там еще и язык учить придется! Ну и потом, - говорю, - пока
я жизни тамошней не пойму, всех тонкостей не узнаю, с какой стороны мне за
дело браться?
что они меня и слушать не станут.
оплошаю, то и выйдет.
уперлись, что здесь и только здесь надо пробовать. Наставник хотел было за
меня вступиться, так они на него всей бандой кинулись, мне же и отбивать
пришлось. Повоевал я малость, да и сдался, потому что - бесполезно. Ведь
если б они и вправду хотели успеха добиться, а им на деле совсем другого
надо. Так что слова-то зря тратить? "Попробую, - думаю. - Хуже все равно
не будет, хуже некуда, а вдруг получится?"
ним. Чую: худо ему, помочь хочу, а он не поддается, заслоняется. Прямо
спрошу, и то не ответит, отговорится. "Ладно, - думаю, - пусть время
доспеет."
сумеркам жил, надо же глаза приучить, чтоб за ночь не держаться. Ну и
одежонку бы поприглядней, не те ремья, что сам себе смастерил. Тоже не
больно просто: попробуй им растолкуй, как оно видеться должно, особо
насчет цвета. Ну, мало ли. Всякого хватало.
выбрался, под самую зореньку вечернюю, глаза попытать. Вылез - и прямо
страх взял: во все-то стороны простор немерянный, глазу не во что
упереться. Небо кругом - серо-голубое, а за дымкой сизой чуть предгорье
означилось. А запад-то весь горит-светится, поверху еле-еле розовое, а что
ниже, то гуще цвет, кровавей. И запахи навалились, даже голова отяжелела.
Слышу, как трава пахнет, и не то что трава - всякая былинка, всякий
стебелек. А от земли свой дух: теплый, сухой, сытый. Родное все такое,
позабытое, детское. Прямо душу свело! И в ушах щекотно: ветер поет, трава
шелестит, мелочь травяная шуршит, трещит, позвенькивает. Стою и ни
наглядеться не могу, ни надышаться, ни наслушаться. Ветер щеки
потрагивает, волосы шевелит, а у меня слезы из глаз. Как же я себя обобрал
- обездолил за годы-то подземные! И такая у меня злость, такая тоска: коль
впустую все обернется, кто мне за это отдаст? Кто мне молодость мою
потраченную возвернет?
потолковать. Получится, поверит он мне - попрошу еще кой-кого подвести.
Ну, а кучка будет - можно уж на деревню идти, со стариками речь вести.
Оно, конечно, говорить легко, а как обернется...
копошился. Оно и хорошо, оно и худо. Хорошо, что поля в лесу, всякий на
поле один, соседа не видит, не слышит. А что худо, так по себе помню, как
там беспокойно. Горы - они завсегда с подвохами, всякий год что-то да
приключится.
свои детские годы у нас заводилой был, отчаянней парнишки не сыщешь. И ко
мне всегда вроде по-доброму. Это уж потом, как вырос, отворотился: что ему
с мальцом?
Двугорбой горе. Прежде-то в эти места наши не забирались, видать совсем
плохо стало понизу родить. Затемно в кустах прихоронился, да так день и
просидел, не вылез. Растерялся я, если честно. Вроде и знал, что постарели
однолетки мои, а только чтоб Фалхи...
только что волосы белым присыпало и борода пегая. А вот с лица... ежели бы
не шрам на щеке памятный - это он в яму свалился зверовую, я его оттуда и
вытаскивал - засомневался б. Обломала его, видать, жизнь, укатала. Как
черная кора стало у него лицо - все в морщинах да рытвинах, и глаза без
свету. Работает он, а сам все дергается, через плечо поглядывает. "Эх, -
думаю, - оплошал я с Фалхи, надо бы другого приискать." А кого выберешь?
Если уж Фалхи стал такой...
делать нечего. На другой день, как подошел он поближе, зову:
пощупай! Чай поплотней тебя буду!
треснула. И все! Нет уж у Фалхи моего ни ума, ни памяти: завопил диким
голосом, повернулся - и наутек. Так все на том и кончилось. Пытался я еще
кой-кого подстеречь, да Фалхи, видать, насказал в деревне пять ведер да
три лукошка, такого страху нагнал, что даже на поля народ кучками ходил. А
уж с вечера скот позагоняют, все проходы меж плетней заложат и жгут огонь
до утра.
- где уж тут думать?
Знал, что нельзя, а пошел. Ну, живой воротился - и ладно. Правда,
отметинку мне одну до смерти таскать-то, и поделом. Оборвал, отрезал я
обратный путь глупостью-то своей. Знал ведь, что не останусь я навек в
мире подземном, все равно к людям уйду. Рано ли, поздно, а уйду, как дело
сделаю. А вот не хватило меня выстоять, потерял я край родимый. Добрый ли
приют, худой, а другого ведь не было.
зажили душа к душе. Не я его, а он меня утешал, потому как оба знали, что
дело конченое.
Координатор, огромадной своей персоной. Сам пришел, без свиты, видать, у
Березин Федор
Орлов Алекс
Махров Алексей
Володихин Дмитрий
Ларссон Стиг
Свержин Владимир