Чтение 9–й страницы книги ~Вариант "И"~

М-да, вон какой букет проблем сразу возникает: кто, где, когда? И
каким способом? Не вызывает сомнений только желаемый результат: совершенно
устранить претендента в зеленой повязке на лбу - потому что это сразу же
приведет к разочарованию владык исламского мира в большой игре - и ко
всему с этим связанному. Жаль только, что все дураки, стремящиеся
подставить ножку Претенденту-2, надеются на чудо: ислама не будет, а
деньги его останутся, равно как и все проистекающие из их наличия блага.
Нет, все-таки не останутся, в том-то и дело...

Ибо сказано в суре "Пчелы", айяте пятьдесят пятом: "И какая есть у
вас милость, то - от Аллаха. Потом, когда вас коснется нужда, вы к Нему
вопите". Но потом окажется скорее всего поздно. А я-то думал, что буду
тихо сидеть, читать, писать кое-что, редактировать... Встречаться с умными
людьми и вести неторопливые беседы с ними в ожидании больших событий.

Но - "И на Аллаха пусть полагаются полагающиеся!"

Глава вторая

На этом все мои резервы времени иссякли. Не оставалось ничего иного,
как переодеться в неглаженое; впрочем смокинг, даже извлеченный из
чемодана, выглядел совсем неплохо, и это меня несколько успокоило.

Переодеваясь, я размышлял на тему: кто смог уже - за считанные часы
пребывания в Москве - поставить на мне свою отметину? Человек на вокзале,
Липсис-Седов, таксист, гостиничный люд, а сколько таких, кого я не успел
заметить? Хотя это и маловероятно, однако все же... Значит ли это, что
сезон охоты на меня уже открыт? Вроде бы никаких поводов для этого не
было. Но чего не случается в этом мире, да еще в его минуты роковые?
Однако пора дела делать; переживания и гипотезы пусть остаются на ужин.
Целую кучу не ожидавшихся мною дел придется перелопатить.

Я не успел еще арендовать машину, и, чтобы прибыть в посольство
вовремя, то есть до появления главных лиц, пришлось, как говорят
киношники, гнаться за уходящей натурой. Натурой в данном случае послужило
такси. Однако гнаться - еще не значит догнать; к счастью, Неопалимовские
переулки, куда мне и следовало попасть, находились неподалеку, в четверти
часа хорошего хода. Так что, не совсем отвыкнув от Москвы, я предпочел
этот примитивный - и надежный, как все примитивное, - вариант.

Я не большой любитель бывать на официальных торжествах - может быть,
потому, что сам я - персона сугубо неофициальная; однако нередко это
бывает связано с работой - и тогда выбирать не приходится. Конечно, посол,
я думаю, не принял бы близко к сердцу, если бы я не появился; он вообще
вряд ли имел представление о моем существовании. На подобных приемах
всегда бывает полно всякого народу - в основном это гости атташе по
культурным связям, хотя и не только его, - о многих представителях
которого посол никогда не слыхивал и не услышит впоследствии. Вот и я
относился к этому "всякому народу" - или, точнее выражаясь, сброду; меня
можно называть и так, это меня только радует, а почему - о том пунктов на
сей раз не последует. Однако, помимо посла, там были и другие люди,
которым встреча со мною казалась достаточно важной.

Кувейтское посольство помещалось там же, где и в мои годы, - в
Третьем Неопалимовском переулке, неожиданно тихом, несмотря на близость
вечно гудящего своими нынешними тремя ярусами Кольца; правда, за минувшие
годы учреждение расширилось, хотя по сравнению с представительствами
других исламских государств - весьма умеренно. Однако сейчас у меня не
было времени разглядывать, что к чему; передо мною почтительно отворили
дверь, и я, стремительно вырастая в собственных глазах, проследовал
внутрь. Экс-каперанг Седов-Липсис вдруг возник рядом, материализовался из
ничего; я кивнул, и он пристроился мне в кильватер. Мне пришлось сказать
пару слов, чтобы претензии к нему исчезли; медики из "Реанимации"
своевременно подсуетились. Едва успев войти, Липсис растворился в воздухе
- или в иной среде, может быть; во всяком случае, исчез из виду. Но
дальнейшее относилось уже к его собственным проблемам, а у меня хватало и
своих.

Здесь все было, как и полагается на приемах: играл оркестр, разносили
дринки, среди которых не было, правда, виноградных производных, не
одобрявшихся Пророком; хозяева дома любезно встречали прибывающих, гости
болтали, разбившись на группы, дамы делали мгновенные и безмолвные оценки
друг друга - ну и так далее.

Поздоровавшись и произнеся все необходимые слова, я стал
протискиваться поближе к лестнице, что вела в бельэтаж, и попутно ловил
обрывки разговоров то в одной, то в другой кучке собравшихся. Я заранее
знал, что обмен мнениями будет вертеться вокруг одной главной темы, тесно
связанной с приездом шейха Абу Мансура. Так оно и получилось.

- ...Нет, барон, вы ошибаетесь. Современная история России начинается
вовсе не с перестройки, но с владычества godfathers, по-русски это
называется pakhans. Царство паханства вначале; но оно не производило, оно
богатело лишь на грабеже и торговле - и поэтому довело страну до полного
экономического краха...

- Простите, не могу с вами согласиться. Насколько я помню, в начале
этого века к власти пришла многочисленная партия средних
предпринимателей...

- Разумеется, так оно и было. Но они не в силах оказались выйти
из-под пресса криминалитета. И при внешнем благопристойстве возникла
анонимная диктатура паханов. Поиски выхода постепенно привели к диалогу
монархистов и исламистов, который вот уже на наших глазах может
закончиться их тесным союзом и победой...

Я миновал эту группу без сожаления: они пережевывали давнюю
информационную жвачку, которая у меня давно в глотке комом стояла. Кто-то
слегка толкнул меня. Я обернулся, нахмурившись; то был официант явно не из
посольского персонала: гладкое, белое, словно напудренное лицо без
признаков ума. Прием, как обычно, обслуживал какой-то из московских
ресторанов высшего класса. Парень смущенно извинился; я кивнул и продолжил
путь, размышляя с том, что неожиданно много самого разного народу со
бралось на незначительной, казалось бы, дипломатической тусовке.

- ...Но, mein Herr, не забудьте: в России вождизм в свое время
пытался противостоять смуте. Жесткая диктатура, сумевшая постепенно, с
кровью выкорчевать уголовщину, но еще менее, чем экспортерь сырья,
импортеры шоколадок и скороспелые банкиры, способная экономически поднять
хоть что-либо...

- Однако, вы, consigliori, должны воздать гене ралам должное: они уже
во втором деценнии возвысили армию едва ли не до того уровня, на котором
война становится внутренней необходимостью. Вождизм был обращен и против
богачей, он явился популистским по своей сути подобием нацизма...

- Но это же естественно! Усиление армии стал с единственным способом
сохранить авторитет нации в мире. Этим и обусловлено было такое
правительство такая система, которые соответствовали этой задаче задача
выбирает правительство, а не наоборот...

Я миновал и этих мыслителей; похоже, сегодн сюда набралось
политологов больше, чем кого угодно еще. В другое время я не упустил бы
возможности по состязаться с ними в искусстве словоблудия; но сейчас у
меня были дела поважнее. Терминология меня не смущала: я прекрасно знал,
что деценнии - decennium по-латыни - означает на русском просто
десятилетие, но ни в коем случае не производится от слово decens -
пристойный, что, как совершенно ясно, к России никакого отношения не
имеет. Термин этот вошел в обращение, кстати сказать, с легкой руки
господина Вебера, журналиста, в настоящий момент здесь присутствующего и
пытающегося с немалыми усилиями добраться до нужной точки посольского
пространства.

Спроси эти любомудры меня, я мог бы куда членораздельнее изложить им
все, что касалось и кратковременного периода интеллигентской демократии,
которая всегда способна лишь призывать - но не выполнять. И
национал-патриотизма - как попытки вызвать к жизни всенародное единство,
попытки, не увенчавшейся успехом, поскольку единство не может быть (во
всяком случае, надолго) основано на жестокости и отрицании.

Я напомнил бы им, как в конце прошлого и начале этого века все больше
производства уходило из этой страны на Запад вместе со специалистами: там
заниматься промышленностью оказалось лучше и дешевле, а сюда было выгоднее
ввозить. И как окончательно разваливалось сельское хозяйство, хотя его
руководители тщетно старались закрыть импорт из-за рубежа, чтобы стать в
России монополистами и диктовать цены; но здесь взять с покупателя, если
говорить о покупателе массовом, было уже почти нечего.

Я рассказал бы, как вселил было некоторые надежды взлет православия -
но весьма кратковременный, поскольку православие в России умерло еще при
коммунизме, осталась лишь внешняя оболочка; его иерархия превратилась в
зомбическую структуру. И вера его последователей оказалась чисто
формальной, демонстративной, ритуальной - но не шедшей изнутри, от
потребности, и потому недейственной. Молодежь, в особенности последних
двух поколений, даже испытывала неприязнь к христианству вообще - потому
что Запад, целиком христианский, Россию отвергал, а исламский Восток -
нет.

Но для всех таких разговоров у меня не было ни времени, ни желания.
Да и большинство этих людей было мне известно - и доверия не вызывало.

Я перестал прислушиваться. Официант - видимо, у него здесь был четко
обозначенный маршрут - вновь проскользнул мимо, и я невольно удивился
тому, как легко он двигался в толпе, словно находился в совершенной
пустоте. Однако на сей раз я успел поднять руку, вооружился бокалом и
остановился наконец на относительно свободном местечке. Я не искал никаких
встреч: знал, что тот, кому я нужен, сам найдет меня.

Так и получилось. Оказалось, что на сей раз мое общество