этим шуршащим тлением, из него высасывают душу, мысли, имя, и он
распадается, тщетно пытаясь крикнуть, позвать, завыть...
его и протянул серьезному и хмурому Пустотнику. Тот спрятал документ в
складки плаща и отвернулся. Похоже, он тоже чувствовал себя не лучшим
образом.
ребенок совсем...
пару слов.
от прозрачного взгляда Даймона.
омерзительным.
растянув рот до ушей. Медонт вдруг отчетливо представил, как его голова
скрывается целиком в этом ухмыляющемся провале...
меня правильно, дорогой Медонт, но я ее понимаю. Не оправдываю, не осуждаю
- понимаю. Вполне...
тщательно скрываемой ненависти. - Еще бы... Ведь вы не человек!
комической и страшной одновременно. И грустной. Очень грустной.
больше, чем человек. Я еще и зверь. И как зверь, я ее понимаю тоже.
рассветом, в комнату никто не входил, да и прошел припадок легко и без
особых последствий. Волна захлестнула беса незаметно, почти ласково, и в
ее расплескавшемся шорохе прозвучал обрывок странно знакомой фразы:
вышивали, бесследно ушла из вышивки...
кто знает это, сразу прекращаются ссоры.
арены, ноги казались ватными и категорически отказывались ходить. Было
плохо. Было очень плохо. Никто не хотел умирать. Тот, который есть Я, не
хотел умирать тем более. Тот, который был Я, умереть хотел, но сейчас ему
было не до того.
потрескавшимися губами. - Замолчи, паскуда, не трави душу!.. Душу... Ха!
Сам же забрал, душонку-то мою, высосал, выхлебал, и теперь снова из меня
тянешь... Не сходится! Не сходится что-то!.. Не бывает так - не должно...
подушку и сокрушенно поглядывая на остальных. - Конечно, не бывает... Все
тебе примерещилось, почудилось... и я тебе почудился, и Зал, и жизнь, и
не-жизнь... Ты только выздоравливай скорее, хорошо? - и все будет
по-другому...
есть Я, метался в жестких простынях, и все ему казалось, что он
разрастается, распухает, и ноги его исчезают в черных искрящихся глубинах,
и нет у него больше ног, и нет рук, и нет ничего, кроме жара и отчаяния...
сволочь, не обманешь, бумага ты мертвая, взбесившаяся... Смерть забрала -
и жить не даешь?! Дашь, дашь, никуда не денешься, никуда... Хатису-но
цую... таносими ва... Ос, сихан! Ос!.. Не отпускай меня, учитель! Не
отпускай, удержи!.. Слышишь, Зал? Подавись моей подписью...
заварившийся чай остро пахнущие травы, добавляли мед и лимон,
переглядывались, вливая в чашку прозрачную жидкость с резким пьянящим
ароматом.
глянцевое блюдце, - точно, бредит... Слишком много нас... Был, есть, буду,
не буду... Нельзя одному столько-то...
тоже было не по себе, но он старался крепиться.
что! Главу эту дурацкую... Где ж это видано, чтоб о себе да от третьего
лица?! Что ж это за лицо такое - третье?!.. Ну, первое, понятно - Я,
второе - ты... Эй, ты, ты чай не разливай, не напасешься на вас, на нас то
есть!.. А третье, значит, он... Что за он? У нас есть хоть один он?! Вроде
нету... Или того хуже - она... оно... Вот оно и аукнулось! Не слушаете
меня, умные все стали, хамят постоянно... Господи, как там тебя, вылечи
его, ведь не можем больше!...
себя чаем, расплескивая кипяток на промокшее белье - а вокруг нависала
не-жизнь, и стеллажи угрюмо толпились возле постели, и мириады листков с
договорами шелестели умершим лесом, шуршали высохшим морем, шептали
сорванным голосом; и на каждом листке ржавым бурым пятном выделялась
подпись. Где - четкая и разборчивая, где - сбивчивая и корявая, но везде -
подпись, имя, судьба... засохшая кровь человеческая...
Она стояла, ехидно поглядывала на унылую физиономию рядового, хихикая
самым гнусным образом, и категорически отказывалась уходить. Все дело
заключалось в том, что у Анк Пилума на большом пальце правой ноги вырос
непомерно длинный ноготь. Он рос себе и рос, пока не уперся в передок
тесной форменной сандалии, потом ноготь загнулся и стал царапать
чувствительное тело несчастного рядового, поставив своего владельца перед
выбором: растянуть сандалию или срезать проклятый белесый ноготь, плоский
и загнутый, как пыточный инструмент.
Часовому у ворот центурии из всего резательного оружия полагался лишь
символический двухметровый бердыш, тупой и неподъемный, как и сам Анк
Пилум; и рядовой пять минут назад уже пытался срезать им ноготь. Теперь он
грустно сидел, привалясь к забору, и в третий раз перебинтовывал
полуотрубленный палец, что, конечно, не решало проблемы в целом.
краем в злосчастную конечность. Затем тень помедлила и передвинулась чуть
левее.
болеть... У вас тряпочки не найдется? Лишней...
ответила тень, лениво удаляясь по направлению к корпусу центурии. - Но я
пришлю кого-нибудь...
противоречит любым параграфам Устава. Он, Анк Пилум, ответственный
часовой, должен стоять, когда он сидит; а пришлая тень вместо того, чтобы
остановиться в положенных четырех шагах от него... Анк Пилум представил
себе выражение того, что называлось лицом центуриона Анхиза, когда тень
попросит у него тряпочку для часового Пилума, раненного при исполнении...
но, обдумав все тщательным образом, действовал решительно и напористо -
хотя и запоздало.
вес на недозамотанную ногу.
любопытством стал разглядывать рядового, тщетно пытавшегося придать себе
воинственный облик.
Каменистый Артем
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Посняков Андрей