лоренны, главная жрица запела гимн во славу Сиаллы-Несущей Счастье, - и
праздник начался.
их безумные, алчущие глаза, устремленные на танцующих жриц Сиаллы; из
общего гомона прорывались отдельные, пахнущие перегаром реплики... И тогда
я ступил на ковер из цветов и вновь доверился своим пальцам, и музыка,
звучавшая во мне, перетекла в дрожащие от предчувствия струны лея, и
дальше, дальше...
огнем искреннего восхищения, и руки, привыкшие к мечу и копью, тянутся к
обнаженным жрицам уже не с грубой похотью, а с мольбой о снисхождении; как
хмельные морды становятся человеческими лицами, и нестройные, осипшие
голоса присоединяются к голосу главной жрицы, вознося хвалу...
все, даже я, застыли в потрясенной немоте! Спустя секунду я вновь заиграл,
и так я играл в первый и последний раз в своей раздерганной, промозглой
жизни!.. Тело Клейрис покорно окунулось в поток звуков и поплыло в их
струях; оно словно менялось вместе с музыкой - и девушка то выгибалась
сладострастной кошкой, то гордым лебедем плыла по цветочной воде, то
застывала безмолвным изваяньем, то превращалась в неистовое, сжигающее
пламя - и из пламени рождалась Богиня, сама Сиалла-Лучница, рассыпающая
цветы и угрожающая стрелами своего чудесного лука; а когда она, наконец,
выстрелила - сотни сияющих лучей пронзили сердца сидящих в зале, и стон
восторга отразился от древних стен, а жрицы и вместе с ними девушки
окрестных деревень, решившиеся развязать свой пояс в честь Богини - все
они скользнули в ждущие объятия, и больше не было пьяной солдатни и голых
тел, а было великое таинство единения и потаенное, известное только
двоим...
играл и...
звезд, отголоски Празднества бродят во мне терпким, клокочущим хмелем, и
горячее тело Лайны-Предстоящей рядом...
и сам знаю, что я - молодец.
как нельзя лучше, у Варны-Предстоящей есть два отличных Мифотворца... Я не
хочу думать, что теперь их - нас! - ждет изменчивый Дом-на-Перекрестке; не
хочу думать о том, что будет завтра; не хочу думать о слепом Эйнаре, о
теле, зарытом на заднем дворе, о своих догадках - о многом, об очень
многом я совершенно не хочу думать...
и Клейрис, о пальцах, касающихся струн, и о ногах, переступающих по
усыпанному цветами полу; о Сиалле-Лучнице и ее сияющих стрелах...
солдатах, которых Сиалла свела с ума и привела в свой храм вопреки воле их
командиров; легенду о пьяной солдатне, протрезвевшей и преобразившейся
перед таинством Богини, и взамен получившей иное, неземное опьянение...
Легенду о появлении в Фольнарке самой Сиаллы-Страстной в сопровождении
небесных музыкантов... и, наконец, легенду о тех командирах, которые
запретили своим воинам идти на праздник и были наказаны за святотатство -
в столице уже наверняка судачат о четырех офицерах, утративших мужскую
силу в самый разгар празднества... Достаточно?
хрусталь ночи тихонько позванивает в бархатной бесконечности...
вслушиваясь, - пожалуй, и мне хотелось бы уважить Сиаллу-Страстную и
заняться тем, чем и положено заниматься в эту ночь.
заниматься же тебе этим в одиночестве? - и ночь снова заливается смехом,
но на этот раз таким пьянящим и зовущим...
услышал, как Лайна прошептала:
замечала за тобой такого усердия...
пил это вино вместе со всеми...
похоже, не прогадала, покинув его ложе только перед рассветом в полном
изнеможении; но, тем не менее, спал он чутко и мгновенно сел на кровати,
еще не понимая причины внезапного пробуждения.
давила, морочила; в ней ворочались чужие, неуютные шорохи, запахи...
постоял на пороге, вслушиваясь в неизвестное, тяжело поворачивая
всклокоченную голову - и присел на корточки, обернувшись к проему спиной и
нашаривая в углу тюк со своей звенящей поклажей.
захлестули горло слепого шелковым шнурком. - Молчи, калека!..
ближе, вот они совсем рядом, у двери в соседнюю комнату, и уже слышен
тихий скрип железа, вставляемого в замок...
свой тюк. - Можешь не отвечать... Тебя хватка выдает. Ну что ж, держи
крепче...
рубаху, ворот затрещал от напора шейных мышц, и свободно свисавший пояс
натянулся, плотно обхватив раздавшуюся талию.
удержать концы удавки, колено уперлось в затвердевшую спину Эйнара - и
сокрушительный удар обрушился на многострадальную голову слепца,
опрокидывая его в безмолвие...
него в один - первый, ввергнувший его в бессмысленную незрячесть, и
второй, сегодняшний, вычеркивающий все время, что прошло между ними, и
возвративший Эйнара Безумного в горнило той битвы, откуда его с трудом
вынесли взмыленные кони...
рухнул на потрясенного Ратана с его лопнувшим шнурком - и в распахнутое
окно ворвался визжащий Ужас вместе со сгустком ярости по имени Роа...
кончено. Эйнар бродил между исковерканными телами людей в темно-лиловых
накидках, а возбужденные птицы хлопали крыльями, и клювы их были измазаны
свежей кровью.
видит перед собой...
о вечном мальчике, которого выучили убивать... а вот как жить - не
выучили... Да и зачем - жить?.. Расскажи сказку, Сарт, ведь ты умеешь...
или выколи мне глаза...
не сразу, и то лишь по связке ключей на поясе - а поверх него валялся
рваный тюк с торчащими из прорех пластинами доспехов.
На Мифотворце Эйнаре Безумном, по прозвищу Бич Божий.
плакать.
услышал шаги у себя за спиной. - Сказку о другом мальчике, которого злые
люди состарили за один миг... Только конец пусть будет другой...
счастливый... пожалуйста, Сарт, пусть - счастливый...
обмякшее тело Клейрис. Он подошел к нам, положил девушку на пол и принялся
бессмысленно укрывать ее какими-то остатками одежды.
глазами.