опытный маг в состоянии излечить себя за считанные минуты, если, конечно,
не пробито сердце.
Бушующее черное пламя на глазах опадало, волны сменялись рябью, смерчи
нехотя раскручивали обратно свои тугие хоботы. Еще немного - и будет
все... последние штрихи, без которых заклятие долго не продержится, - а
хаос потом забушует еще сильнее, подобно тому, что случается с морем,
когда на него для усмирения вод льют бочками китовый жир. Часто смотреть
на деревянную чашку с кровью он не мог - взоры его странствовали сейчас
далеко-далеко от этой проклятой поляны, играючи пронзая плоть мира,
добираясь до самых корней, до самого истока черного цветка, что на горе
всему Эвиалу пробился здесь к свету...
Пальцы старика в очередной раз коснулись чашки - и заскребли по
скользкому деревянному днищу. Крови не хватило. Секунду он стоял неподвижно -
только глаза раскрывались все шире и шире, потому что хаос мгновенно
почуял слабину в стягивающей его цепи.
Кровь! Нужна кровь! Скорее!
- Барри! - каким-то не своим, мертвым голосом сказал старик. Он ничего
не имел против поури, но...
- Что, господин маг? - исполнительный карлик в один миг оказался рядом.
- Послушай, мне нужно... - отвлекая внимание Барри, заговорил старик;
на слове "нужно" левая рука его, державшая меч, внезапно нанесла удар.
И откуда только взялись резкость и ловкость! Поури славились неплохими
бойцами, сильными и быстрыми, но на сей раз карлик не успел даже
вздрогнуть. Его же сосбственный меч пробил ему шею и выставил окровавленное
острие сзади, пониже затылка.
Поури взмахнул руками, упал, задергался в агонии; на губах пузырилась
кровь, и последнее его слово, которое старик смог разобрать, было:
"проклинаю".
Поури пробормотал и что-то еще, но этого волшебник уже не слышал.
Торопясь и пачкаясь в его крови, старик взмахнул рукой. Брызги полетели
в разные стороны, заклятие вновь набирало мощь, и хаос взвыл в
отчаянии, понимая, что на сей раз ему уже не прорваться.
* * *
Он оставил позади два мертвых тела, кое-как схороненных в лесной
яме-вывортне, да перепаханную, дымиящуюся землю на поляне. Секвойи вокруг
устояли, только две из них пали под натиском свирепого врага; деревья
проводили ушедшего старика долгими и внимательными взглядами и - не
торопись он так покинуть злое место - старик не пожалел бы сил, чтобы сжечь
их всех.
Он вновь обрел свой посох. Он вновь обрел силы. Он стал прежним - нет,
он стал гораздо сильнее! Теперь он сам устроит свою жизнь. Великий Дом
не сможет больше задирать голову перед тем, кто только что спас весь
Эвиала. Он может потребовать... да, что же он может потребовать? Золота и
прочих побрякушек ему не надо, не ими измеряется истинные величие и
власть. Страна, вот что ему, пожалуй, будет нелишне. Небольшая, но
плодородная и живописная страна, с трудолюбивым и покорным народом. О, он
станет хорошим и мудрым правителем. Он защитит простых людей от произвола
богатеев и избавит почтенных негоциантов от разбойных нападений на
дорогах. Он снизит налоги, будет поощрять науки и искусства, строить
общественные здания и цирки, он покончит с преследованиями за веру, он каленым
железом выжжет отраву инквизиции, разъедающей Эвиал, подобно тому, как
едкая кислота разъедает сталь любых доспехов. Он будет строгим, но
справедливым, его мудрый суд прославится по всему Эвиалу, он соберет в
своей столице лучших мудрецов и стихослагателей, артистов и иных мастеров,
он... да мало ли что он сможет сделать, заполучив обратно свой посох
впридачу с такой необоримой силой!
А народ... народ будет его любить и побаиваться, возглашать ему хвалы и
дважды в год приводить в его дворец самую красивую девушку... нет, не
приводить, а приносить... на золотом блюде, тщательно протушенную, с
подливой из сорока четырех заповедных трав...
Стоп!
Он ошеломленно провел рукой по лицу, неожиданно мокрому от пота. Откуда
взялась эта дикая фантазия? С чего это ему могло взбрести в голову, что
он всерьез увлечется каким-то ритуальным каннибализмом? Нет, наверное,
сказывается эта схватка. Она все-таки далась ему недешево. Наверное,
успокаивал он себя, после такого в голову и еще чего похлеще взбрести
может. Не стоит обращать внимания. Ему нужен отдых, совсем-совсем
небольшой отдых...
Нет, пожалуй, немного золота он у Великого Дома все-таки возьмет. Не
пристало волшебнику его ранга странствовать пешком. Надо будет нанять
достойный караван, а сделать это лучше всего за звонкую монету, не
растрачмивая понапрасну с таким трудом и такой ценой обретенных сил. А самое
главное - он потребует у Великого Дома некую толику их драгоценностей,
что, как известно, много дороже золота. Великому Дому деваться некуда,
они не смогут отказать - конечно, если его требования будут разумными. А
он, естественно, и не собирается оскорблять Зачарованный Лес, требуя, к
примеру, себе корону главы Великого Дома!..
Он шел весь день. Чаща вокруг становилась все гуще, поля на степной
окраине остались далеко слева и справа. Волшебник шагал прямо по ведущей к
сердцу Зачарованного Леса дороге, и знаменитая эльфийская стража
поспешно убиралась с его дороги, прекрасно понимая, во что выльется поединком
с таким противником.
Неладное он почувствовал наутро третьего дня. Вокруг него уже тянулись
рубежи Зачарованного Леса, последние лиги, куда еще допускались люди -
но куда уже редко заглядывали эльфы, предпочитая оставаться в своей
волшебном Сердце Леса. Вокруг не чувствовалось ни души, даже звери и птицы
не замедлили забиться кто куда.
Ему мучительно хотелось есть. И притом сырого мяса, не оскверненного
пламенем костра. Хотелось теплой крови. От становящегося с каждым часом
все более и более сильным желания его мутило и кружилась голова. Он
ничего не понимал - что случилось, что произошло, откуда взялась эта
нелепость?..
К полудню он не выдержал. Понятно, что волшебнику его нынешней силы не
составило бы труда зачаровать какого-нибудь зайца или куропатку - но
откуда-то пришло твердое и непоколебимое убеждение, что добычу должно
ловить только голыми руками. Да и пальцы как будто бы у него удлинились,
такими, наверное, удобно хватать и рвать...
Он не ошибся. Под корнями большой сосны свою нору устроили барсуки;
чуткого и хитрого зверя можно было б стеречь до бесконечности, и потому он,
слегка закряхтев, протиснулся в узкий и темный лаз головой вперед,
вытянув перед собой ставшие какими-то необычайно длинными (правда, и
костлявыми тоже) руки.
Он прополз вперед, он настиг в панике бросившихся спасать свое
потомство барсуков в каком-то тесном отнорке, он рвал и душил их своими
пальцами, ставшими отчего-то очень длинными и сильными, и каждый заканчивался
изогнутым, подобно кинтскому кинжалу, когтем.
А потом он ел, наслаждаясь каждым кусочком свежего, теплого мяса.
Барсучата оказались настоящим деликатесом, ко взрослым зверям он не
притронулся.
Оставив позади разоренную нору, он побрел дальше.
Сознание прояснилось. Он внезапно увидел себя со стороны, и закричал.
Закричал от нестерпимого ужаса, взмахнул посохом, отчаянно пытаясь
отыскать приводные нити опутавшего его заклинания, стремительно
превращавшего его - во что? Или в кого? Мысли мутились и путались, он уже не мог
вспомнить многие слова - но сознание непереносимого, кошмарного страха не
уходило, он понимл, что превращается в зверя, что его человеческое "я"
стремительно гаснет, память распадается - он все равно что умирает.
Страх заставил его вопить и кататься по земле, страх заставил его
творить самые сильные из только известных ему заклятий - неизменно
безрезультатно.
То ли это было предсмертное проклятие поури, то ли что-то еще - он уже
так и не узнал. Он попытался в отчаянии броситься на собственный меч -
стоял, стоял над смотрящим вверх острием, но так и не решился. Глухо
взвыл и побрел прочь, так и оставив меч торчать в расщепе.
Кажется, это было последнее, что он помнил.
Руки отчего-то свисали почти до земли. Плечи неожиданно сгорбились и
налились силой, на ногах быстро отрастала густая шерсть. Зачем на нем эти
странные шкуры? Они только мешают в лесу.
Он сбросил их без колебаний. Оставалась еще какая-то палка, зачем - он
не понимал. Помнил только, что она важна, очень-очень важна, и ее
нельзя бросать ни в коем случае, в отличие от всех других штук, с которыми
он расстался без колебаний.
Теплая шкура отлично защищала его и от жары, и от холода. Наплыли тучи,
с небес полилась вода - он забыл, как это называется, но это было
совершенно неважно. Он с легкостью мог добывать себе пищу, ни один зверь в
его лесу не мог избегнуть его когтей. Он бегал быстрее всех, играючи
настигал зайцев и косуль, волки в ужасе поджимали хвосты и ползли к нему
на брюхе, признавая в нем неоспоримого вожака.
Кем он был раньше, он забыл. Могучее тело постоянно требовало пищу и
охота занимала почти все его время. Если он не охотился, то спал в своем
логове, устроенном в глубоком овраге, который он перекрыл вывороченными
деревьями. Разумеется, никто не осмеливался приближаться к его жилищу.
Однако непонятную палку он так и не бросил. И не расставался с ней ни
на миг. На это соображения у него хватило.
Сколько дней прошло, он не знал. Стало чуть холоднее, в лесу появилось
Каменистый Артем
Куликов Роман
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Каргалов Вадим
Володихин Дмитрий