Чтение 9–й страницы книги ~Приключение века~

больной в стельку, прихожу к наркологу, а секретарша передо мной ручку
шлагбаумом! "Вам, - говорит, - придется подождать. Вы не совсем удачно
пришли. К нам приехал гость, профессор из Ленинграда, он собирается нашего
шефа везти к себе. Вот какой у нас шеф!" А я, начальник, человек деловой,
сами знаете, я уточняю: "А что профессор, он очень болен?" - "С чего вы
взяли? Этот профессор здоров как бык!" - "Ну вот видишь, - говорю, -
профессор здоров, а я болен в стельку. Потому пусть ждет он, а не я!", - и
щипаю секретаршу за высокий бок. Она, конечно, в крик. "Псих! Псих!" -
кричит. Да еще издевается: - А сколько дважды два будет?" А на шум,
начальник, выглядывает из кабинета наш доктор, наш нарколог островной, он
с нами со всеми замучился. "Это кто? Это кто?" - кричит секретарша и
пальчиком серебряным в меня тычет. А доктор наш занят, его, может, в
Ленинград сейчас повезут, он уже про свое думает, ну и говорит: "Профессор
из Ленинграда!" Ждет он, дескать, этого профессора, а получилось, что это
вроде бы я! Ну, хоть и тыкала в меня секретарша серебряным пальчиком, я ее
еще раз ущипнул. "Вот так, - говорю, - цыпа!"

Сказкин, он свое не упустит!

Просыпаясь, я избавлялся от непрошеных сновидений, но от одной
паршивой мыслишки избавиться никак не мог.

Вот какая это была мыслишка:

Серп Иванович держался уже два месяца. Организм у него очистился от
бормотухи капитально. Но ведь хорошо известно, как долго может прятаться в
потемках нашего подсознания привычка, притворяющаяся убогой в хилой, но
при первом же благоприятном случае разрастающаяся до ядерного облака!

Увидев: начальник прыгнул в пещеру, а, значит, Краббен его не съест,
увидев: вряд ли Краббен в ближайшее время выпустит начальника из пещеры,
наконец, оценив все это, не мог, что ли, Серп Иванович толкнуть мои сапоги
и остатки фала, а то и компас с геологическим молотком за небольшой набор
дрожжей и сахара?

Я ведь знал: куражиться Сказкин умеет!

Перед самым отходом с Кунашира на Итуруп, когда мы уже загрузили
снаряжение на борт попутного сейнера, Серп Иванович внезапно исчез. Вот
только что был рядом, сопел, бухтел, ругался, а сейчас - нет его!

Разыскивая Сказкина, с таким трудом зафрахтованного мною в аэропорту,
я обошел все кафе и столовые Южно-Курильска. "Да, - говорили мне. - Был
Серп. Но сейчас его нету!"

Понимая, что прием Сказкину обеспечен чуть ли не в каждом доме, я,
выругавшись, избрал самое простое: вернулся в гостиницу и пристроился у
телефонного аппарата. "Где ему еще искать меня? Ведь на борт его без меня
все равно не пустят!"

И оказался прав.

Поздно ночью раздался длинный звонок.

- Начальник! - нетвердо, издалека сказал голос Сказкина. - Начальник,
поздравь! Обмыл я отход! За двоих обмыл! Пруха нам будет!

- Ты еще на ногах? - спросил я.

- На ногах, - сообщил Сказкин. - Но опираюсь на посох.

- А где ты стоишь? Где тебя можно найти и поздравить с обмывкой?

- Не знаю, начальник. Потому и звоню, что не знаю.

- Но где-то же ты стоишь! - повысил я голос.

- Это так, - согласился Сказкин. - Я стою в будке.

- В собачьей? В сторожевой? Или все-таки в телефонной? Какая она, эта
будка? Определи.

- Она... - задумался Сказкин. - Она... вертикальная!

- Они все вертикальные! Не торопись, Серп Иванович. Сам знаешь:
смотреть мало, надо видеть! - это я Сказкину польстил. - Главное в таких
случаях - точно определиться. Что там вокруг тебя?

- Стекло и металл! - с гордостью сообщил Сказкин. - Стекло и металл!
Правда, стекло битое.

- Ты мне скажи, Серп Иванович, что находится рядом с будкой, тогда я
смогу тебя разыскать. Дай примету, пусть одну, но точную.

- Есть примета! - заорал Сказкин. - Есть!

- Говори!

- Воробей! Воробей на ветке сидит!

- Ну, ну! - поощрил я. - Это куст или дерево? Если дерево, то какое?

- Да махусенький он, воробей-то! - растроганно кричал Серп Иванович.
- Ну, совсем махусенький, его и понять трудно! Но сидит, это точно, на
лапках, а в лапках веточка, и клюв как шильце!

- Ты мне его длину коготков скажи! - взорвался я.

И правда, услышал:

- Некрупные!

"Как ни бесчисленны существа, заселяющие Вселенную, - вспомнил я
слова древней книги, - следует учиться их понимать. Как ни бесчисленны
наши желания, следует учиться ими управлять. Как ни необъятна работа,
связанная с самоусовершенствованием, надо учиться ни в чем не отступать. И
какой бы странной ни казалась нам абсолютная истина, следует учиться не
пугаться ее!"

Я опять глянул вниз.

Может, стоит рискнуть? Может, Краббен спит? Может, он давно ушел в
нейтральные, а то и в чужие воды? Я бы мог спрыгнуть на пляж, добраться до
фала и в одно мгновение вознестись на недосягаемый для Краббена гребень
кальдеры!

"А если он не спит, если он затаился? Если вон та глыба в тени -
вовсе не глыба? Если он терпеливо ждет моего решения, устроившись среди
подводных камней?.."

Малоприятные, пугающие мысли теснились в моей голове; но вот
странность! - даже пугаясь, видел я мысленно кое-что приятное.

Музей.

Огромный музей современной природы.

Зал.

Огромный зал, отведенный для одного, зато совершенно исключительного
экспоната.

Табличка над экспонатом.

Надпись на табличке.

"Краббен тихоокеанский. Единственный известный в наше время вид.
Открыт и отловлен в водах кальдеры Львиная Пасть младшим научным
сотрудником Т.Н.Лужиным и полевым рабочим Пятого Курильского отряда
С.И.Сказкиным."

"Сказкиным!.. - возмутился я. - Трус проклятый!"

И, подумав, перед именем Лужина поставил достаточно высокую научную
степень, а имя Сказкина вообще стер.

Казенный фал и левая гречка, - я объясню тебе разницу!

Очень хотелось есть.

"Конец двадцатого века, - не без удивления говорил я сам себе, - а я,
венец творения, царь природы, блокирован в сырой пещере черт знает откуда
взявшейся тварью!"

"Скоро утро, - говорил я самому себе. - Почему бы не рискнуть? Не
может быть, чтобы я не обогнал этого громилу! Мне бы только ухватиться за
фал!.."

"Рискни!.."

Но даже понятие риска было теперь связано в моем сознании с именем
Сказкина.

"Ух, риск! - явственно расслышал я довольное уханье Серпа Ивановича.
- Ух, риск! Я рисковый!.."

Причудливо смешались в моей памяти детали одного из бесконечных
рассказов Сказкина о его веселой и рисковой натуре. Израсходованные на
бормотуху деньги, оборванные линии электропередач, заснеженный,
завьюженный сахалинский городок Чехов, где в темной баньке сейсмолог Гена
Веселов и его помощник Сказкин поставили осциллограф.

"Буря смешала землю с небом..."

Вьюга крутила уже неделю. Два раза в день на осциллографе надо было
менять ленту, все остальное время уходило на раздумье - где поесть?
Столовые в городе давно не работали (из-за вьюги), да Сказкин с Веселовым
и не могли пойти в столовую: они давно и везде крупно задолжали, потому
что командировочных, все из-за той же вьюги, не получали уже пятнадцать
дней.

Пурга...

Кочегар дядя Гоша, хозяин квартиры и баньки, снятой Веселовым и
Сказкиным, как правило, возвращался поздно и навеселе. Будучи холостяком,
дядя Гоша все свое свободное время проводил среди таких же, как он сам,
ребят, по его точному выражению - "за ломберным столиком".

Возвращаясь, дядя Гоша приносил банку консервированной сайры. Он
долго возился над банкой, но все же вскрывал и ставил перед псом, жившим у
него под кличкой Индус. Сказкину и Веселову дядя Гоша говорил так: "Псам,
как и шпионам, фосфор необходим. И заметьте, я хоть и беру консервы на
комбинате, но именно беру, а не похищаю! Другой бы попер с комбината
красную рыбу, а я сайру беру, одну баночку, для Индуса, бланшированную, но
нестандартную, ту, что все равно в брак идет!"

И Сказкин, и Веселов, оба они хотели нестандартной сайры, даже той,
что все равно идет в брак, но дядя Гоша, будучи навеселе, терзаний их не
замечал: в наше время, да чтоб голодали!.. Он терпеливо ждал, когда пес
оближет банку, и сразу гасил свечу: "Зачем потолок коптить! Потолок не
рыба!"