не нашел никакого замка, палец сам собой лег в какую-то выемку, будто для
того и созданную. Она была подчеркнута ярким алым кружком, эта почти
неощутимая выемка...
на мгновение не разжимал руки.
мнением ваших ученых, - сухо продолжал инквизитор. - А веруете ли вы в то,
что на престоле в алтаре находится тело Господа нашего Иисуса Христа?"
Господа... - еще суше сказал инквизитор. - Я вас спрашиваю: находящееся на
престоле в алтаре тело действительно ли есть истинное тело нашего Господа,
родившегося от пресвятой девы Марии, распятого, воскресшего и восшедшего
на небеса?"
спросил:
позову палача, решил он. Еретик скажет все, он укажет местонахождение
шкатулки. Не может быть так, чтобы то, что может оказаться в руках святой
Римской церкви, оказалось в руках какого-то жалкого грешника...
спиртному. Где ты, мой кукушонок?"
хотя бы смыть пыль с тела.
выбитое на тренировке плечо. Экстрасенс Сережа, почти год работающий на
контору Рональда, не успел довести лечение до конца, улетел в Москву -
участвовал в глобальном эксперименте, затеянном академиком Казначеевым.
Это ничего, объяснил, улетая, экстрасенс. Я взял твою фотографию, Шурик, Я
буду работать с твоим плечом на расстоянии, мне так даже удобнее.
Единственная просьба - не пить. Когда объект пьет, экстрасенсу трудно.
в относительный порядок, Шурик накинул рубашку, натянул брюки и вышел на
широкий балкон. По деревянным перилам густо расползлись надписи. Самая
длинная привлекала своей непритязательностью.
что-то ему помешало и он выбрал балкон, искренне желая дружески
предупредить всех будущих постояльцев о неожиданностях вида,
открывающегося из данного номера.
ветерка. Даже не ветерок, собственно, а так, некие неясные перемещения
хорошо прогретых воздушных масс. Глухая немощенная улочка, ответвляясь от
главной, исчезала в плотном массиве берез и китайской сирени. Но это был
не парк, потому что из-за листвы, из зарослей, утомленных июльской долгой
жарой, доносились всякие волнующие запахи и легкий сладкий дымок сжигаемых
в печке дров. Внизу, под балконом, парусом надувалось бело-голубое
полотнище, натянутое над столиками летнего кафе.
открытому кафе, кто-то стоял...
гостиницы, не забывая и про выпивох, гудящих в кафе. Он был напряжен, он
понимал, что совершает что-то непозволительное, но стоял, всматривался
настороженно.
крупными формами.
раннего сенокоса. Аполлон ужалившийся.
перила.
телогрейки, плотно обхватывающей немощную грудь, каменные штаны, на ногах
лихо смятые в гармошечку, туго обтягивали круглые, как гитара, бедра.
мужика зазубренный серп. Так сказать, по грибы вышел, на жатву. Самое
время.
такой прытью рвет от нее каменный пионер с разинутым ртом и пустым
лукошком? За вторым серпом побежал?
сутки должен получать муж от жены, чтобы всего за одну неделю его рога
вымахали на метр? Или, если уж быть совсем серьезным: сколько самодельных
обрезов припрятано в разных укромных местечках России? И где, скажем,
завтра всплывет очередной?
сотрудников не потатчик. А что душ холодный, прекрасно. Зимой в Т., как
правило, нет холодной воды. Еще вопрос, что предпочтительней.
ее часть, которая тебя интересует, проходит в шумных общественных местах,
в таких, как кафе, расположенное под твоим балконом. Спустись в кафе,
возьми пива, присмотрись, что к чему, но никак ни во что не вмешивайся.
дурак, прислушивайся к моим словам. Сиди в кафе, наслаждайся жизнью. А
если на Лигушу наедут, - все же добавил он, - смотри, чтобы ничего такого
там не случилось...
"Петров", "Орлов", "Горбачев", "Распутин", "Демидов", и все, что требуется
для такой компании!"
скучали длинноволосые тинейджеры. Человек семь. Они так походили друг на
друга, будто их сделали с помощью фоторобота. Побитые носы, синяки под
глазами, патлы до плеч. Ладони тинейджеров сами собой, независимо от
сознания, отбивали по столику сложный, постоянно меняющийся ритм. Ни
жизнь, ни погода, ни соседи по столикам тинейджеров не интересовали.
Вечеринка молчания. Вечеря равнодушных. В глазах, дьявольски пустых, Шурик
ничего не увидел, кроме извечного, как звезды: "Козел!.."
пятьдесят. Золотой возраст, лучше не бывает. Любохари, любуйцы, сказал бы
Роальд, обожающий цитировать глупости Врача. Даже странно, подумал Шурик.
Нет человека более самостоятельного, чем Роальд, а такая зависимость...
сму-у-утно вращая инфернальным умом и волоча чугунное ядро, прикованное к
ноге, идут на базар..."
понимал что-то. Цедил с торжеством: "В сапожках искристых ясавец Лель
губами нежными, как у Иосифа пухового перед зачатием Христа, целует пурпур
крыл еще замерзшего Эрота..."
все же о боге любви, он несколько успокоился, хотя что там - бог любви!
Обычное, в сущности, хулиганство. Колчан за спину, на глаза платок, и
пошел, не глядя, садить стрелами по толпе.
наверное, веселиться. Голубые брюки, пусть не новые, застиранные, но белые
рубашки... В сапожках искристых ясавец Лель... И скользкий иезуй с ними,
он же соленый зудав... И потрепанный жизнью сахранец, он же наслажденец
сладкий, с усами, как у бывшего вице-президента...
смутно вращая инфернальным умом и обращаясь в основном к потрепанному
Орловский Гай Юлий
Суворов Виктор
Лукьяненко Сергей
Ковальчук Вера
Контровский Владимир
Маккарти Кормак