селектору, нажал кнопку:
могли видеть, и вдруг раздраженно повысил голос: - Мне некогда болтаться
взад-вперед!
четыре часа. Даже самые случайные. Маркшейдер ничего не говорил, это ясно,
мы вытрясли его до дна. Слух не зарегистрирован. Значит, какая-то сволочь,
мнящая себя умнее всех, сказала только ему. Почему? Значит, эта сволочь
избрала его своим ходатаем. Откуда она узнала, что мы вызовем его наверх?
Погодите, не будем разбрасываться. Кипяток там, не кипяток... Здесь пахнет
мощным подпольем, с выходом непосредственно в генералитет. Вот именно, не
сообразили сразу. На совещании присутствовало только высшее руководство. И
тем не менее информация о том, что профессора пригласят сюда, очевидно,
мгновенно ушла в шахту. Как? К кому? Таким же образом он мог узнать, для
чего нам сателлит. Если он поедет в башню, нужен будет очень тонкий
контроль... Вот что... Отследите на этот же промежуток времени все
контакты начальника артиллерии, только тактично. Разумеется, разрешение
председателя штабов получено. Наконец-то вы поняли, это действительно
очень серьезно. Все, чем мы с вами занимаемся, очень серьезно. И не
копайтесь. Все дела должны быть подбиты сегодня. Именно сегодня. Что?
Потому что я так приказал! - нервозно выкрикнул он. - Именно сегодня!
Желаю успеха.
одной было написано "Мутант", на другой "Исход". Снова потер лицо.
Медленно закурил, переводя блеклый взгляд с одной папки на другую.
Беззвучно отворилась дверь, и, неся поднос, вошла стройная эффектная
девушка с аккуратными сержантскими погонами, в туго схлестнувшем фигуру
форменном платье, настолько укороченном, что при каждом шаге чуть
мелькали, - так лапки плывущего утенка мелькают сквозь воду, - кончики
резинок, поддерживавших алые чулки-паутинки. Начальник спецслужбы
завороженно смотрел на папки - забытая сигарета дымилась в его
отставленной руке. Девушка, перегнувшись через него и прижавшись грудью к
его плечу, поставила возле папок поднос - кофейник, молочник с подогретыми
сливками, блюдце с сэндвичами, рюмка коньяку и ломтик консервированного
лимона, посыпанный сахарной пудрой и молотым кофе. На миг замерла.
спецслужбы, не поднимая головы. - Получишь нанашки.
из кабинета. У двери, остановившись, обернулась, сказала небрежно:
подушкой.
пустыми глазами.
губы и неловко, как бы чего-то стесняясь или опасаясь, дрожащими от
волнения пальцами стал развязывать тесемки на папке "Исход".
стоял перед своим столом, прижав к бокам короткие руки; свет висящей на
шнуре лампы блестел в набежавших слезах крючковатыми искрами.
образцом стойкости духа и светлой человеческой честности для всего нашего
блока навсегда. Только она, понимаешь, тебя проводила - и, даже в секцию
не заходя, сюда ко мне. Сама! Не то что некоторые. Весь блок, профессор,
будет гордиться твоей женой. Не дожидаясь выявления, не оттягивая
неизбежное, заботясь обо всех об нас, она потребовала вызвать санитарную
группу...
напротив дежурного и слушал. Потом дежурный замолчал. Выпустил живот,
перевел дух и с облегчением опустился на стул.
тоже не ходи. Секция твоя в обработке...
профессор.
через несколько секунд догадался сам. - А... Брось. Знаешь ведь, в
санитарный блок вход посторонним воспрещен. Нельзя больных волновать,
сколько раз говорено... Ступай теперь в "кишку". В карантине ты, слышишь?
- Профессор потерянно стоял, как бы ничего уже не воспринимая, и дежурный,
начав раздражаться, повысил тон, словно говорил с глухим или слабоумным. -
Ты слышишь меня? Вещи мы твои сожгли, так что ступай в карантин! В
карантин! Вон дверь!
уже откинулся на спинку своего стула, сцепил пальцы на животе - но
профессор оглянулся.
спросил он.
больного профилактически уничтожать. А у вас имущество общее - ну? И
вообще не стой уже тут! Ты в контакте был с носителем, утром вон даже, мне
сообщали, вы того... А мне болеть никак нельзя, кто ж тут заместо...
Тошнит меня сегодня, - озабоченно сообщил он.
выхода. - И не кисни ты! Никто еще от этой пакости не помирал.
треснул себя кулаком по лбу и ткнул одной рукой вверх, едва не достав
низкий потолок, а пальцами другой, высунув язык, изобразил, как отстригает
его ножницами.
силы выматывает. Их там, может, два месяца потом на усиленном пайке
держат.
внутри исхудавшей шеи. Потом сказал:
вызвать?
отодвинулся вместе со стулом метра на два. - Я здесь подожду, хорошо? Я
буду дышать в сторону.
подобрался, на лице проступила дисциплина. - Извините, господин профессор.
Сорвалось.
смену. Косились на скорченную фигуру, резко высвеченную висящей под
жестяным абажуром лампой, старались обойти подальше, непроизвольно
задерживали дыхание. Когда зазвонил, наконец, телефон, дежурный
стремительно схватил трубку, буркнул что-то и тотчас сказал елейно:
отдернул руку, будто боясь обжечься, соприкоснувшись с профессором кожей
пальцев, - и, немного послушав, произнес: - Моя жена разрешила мне поехать
сегодня. Только тогда уж давайте не будем терять времени.
спецслужбы. - И я очень рад за вас. Я был уверен, что вы с супругой
примете правильное решение.
провисшие щеки, расшлепывала морщинки у глаз и губ. Слюнила пальцы,
укладывала до времени поседевшие клочья волос. Примеривала лица:
кокетливая улыбка, застенчиво опущенный взор, страстная запрокинутость,
взволнованное забытье.
у щиколоток резинками, свешивались поверх и при каждом шаге мели
заплеванный линолеум. Из широкого ворота торчали тоненькая шея, ключицы и,
чуть не до половины, плечи; казалось, дунь или топни посильнее - и
вытряхнешь ее всю через этот ворот.
покудова, как чего...
Вы не сердитесь, тетенька, я за ширмочкой сижу и все-все запоминаю.
где стояло!
путаясь пальцами, развернула. Открылся заскорузлый, со следами зубов
комочек жвачки; тетенька взяла его губами и начала сосредоточенно жевать,