будем сейчас об этом. Посмотрите. Он одинок. И когда эти всемогущие, или
это всемогущее, или скажите, как хотите... его бьют - то бьют только его.
Вайнгартен. Жена, дети. Но когда его бьют - бьют только его. Захар. Те,
кого он, так сказать, любил, - Глухов скривился иронически, а потом подлил
себе из банки, - используются исключительно как внешний раздражающий
фактор. Наравне с прочими. Что женщины, что прыщи... Фактически бьют
только его. Теперь я. Не совсем одинок. Но когда меня били - били только
меня. Пока я не познакомился с вами, мне и в голову не приходило, что тем,
кто рядом со мной, что-то грозит. Именно после трагедии с вашим сыном я
стал сам не свой... принялся все кругом выжигать со страху... а ведь,
насколько я помню, и вашу супругу пытались как-то...
едва не опрокинул ополовиненную банку; теперь он мусолил в пальцах уже не
стопку, а всю банку сразу.
Опосредованно. Кого мучили не лично, а муками близких. И только тем и
сломали.
- попросил он. Глухов внимательно посмотрел на него хмельными, безумными
глазами и произнес:
негромко, но так напряженно, что казалось, горло у него готово взорваться:
кого нужно ломать болезненной сыпью, шаровыми молниями и ужасными
пришельцами, от того, кого нужно ломать угрозой здоровью ребенка, это ваше
Мироздание... эти ни черта не смыслящие дохлые атомы и кванты... слишком
уж хорошо понимают, что такое любовь?
Бобку и Ирку за то, что все время за них боится. Как-то раз, с год назад,
он в таком состоянии заявился домой в три ночи... это была картина маслом,
лучше не вспоминать. Сказать по правде, он почти ничего и не помнил.
сколько в ней осталось. Банка булькнула с успокоительной грузностью. -
Тогда я еще поговорю сам.
по-стариковски поднялся. Пошаркал к книжному шкафу.
подкованным, заставило меня посмотреть на всю ситуацию несколько с иной
точки зрения, - с дурной, пьяной академичностью начал он. - Может быть,
дело вообще не в тех научных разработках, которые мы сочли тогда... с
легкой руки вашего друга... корнем всех бед? - он говорил и одновременно,
наклонив маленькую лысую голову к плечу, просматривал корешки книг. - Во
всяком случае, не только и не столько в них.
Захар... Валька... бросили...
Малянова и опять уставился на фолианты. Что он искал?
Инициирующим, стимулирующим... как хотите назовите. Но, если подумать
всерьез и спокойно, - любая, любая научная работа чревата тотальным
изменением мира через миллиард лет. Любая, понимаете? А не пустили только
нас. Ну, безусловно, еще кого-то, кого мы не знаем... Но ведь знаем мы
довольно многих. И среди этих многих Одержанию, так сказать, подверглись
только мы. Значит, дело не столько в том, чем человек занимается, сколько
в том, какой он. Логично?
она не шла сразу - выдернул тоненькую коричневую книжицу из вбитых в полку
томов.
момент хотел смолчать.
временем, страной... чтобы это разбирающееся в любви, а значит, и во
многих прочих чисто человеческих ценностях Мироздание сочло необходимым
именно нас придержать?
вот что вы мне сейчас сказали. Но вы же ученый!
критерий Мироздания научную составляющую нашей деятельности, мы оказались
в тупике. Потому что могли оперировать только фактами, относящимися к нам
пятерым. Но, приняв за критерий этическую составляющую, мы сразу расширяем
круг пригодного к использованию материала. Потому что спокон веку
человечество бьется и не может разрешить загадку мира, возможно, одну из
основных его загадок... от ответа на которую, возможно, в полном смысле
слова зависит судьба человечества. Не от разгадки тайны рака, и не от
разгадки тайны гравитации, и не от разгадки тайны письменности инков, и не
от чего-то там... - Глухов вдруг сбился на нормальную человеческую речь и
запнулся, сосредоточиваясь. - Загадка формулируется так: почему каких-то
людей, в общем, совсем даже не плохих, зачастую наоборот, это ваше
Мироздание берет под пресс, не давая им жить? Почему?
Глухов ответит. Его мысль шла параллельно мыслям Малянова - только он не
боялся.
исподлобья.
шумно, как кит. - А вы, похоже, знаете...
Критерий!!
сказал Глухов. - Но вот совсем иная культура. Никаких вам библейских
истерик, никакого кичливого, будто выигравший "Волгу" золотарь, хамски
упивающегося своим всемогуществом Бога... - Он раскрыл коричневую книжицу,
лежащую у него на коленях. - Китай, три века до Рождества Христова. Был
там такой поэт, Цюй Юань, в конце концов от всего этого скотства он
утопился...
перевод, конечно, не ахти, но мучить вас подлинником... Две поэмы, одна
называется "Призывание души", а другая - не в бровь, а в глаз... именно
то, что нас с вами сейчас интересует, интересовало и его, поэма называется
"Вопросы к небу"... Вот, слушайте... "Я с юных лет хотел быть бескорыстным
и шел по справедливому пути. Всего превыше чтил я добродетель, но мир
развратный был враждебен ей. Князь испытать меня не смог на деле, и
неудачи я терпел во всем - вот отчего теперь скорблю и плачу..."
Двадцать три века назад... с ума сойти. Будто сию минуту вышел. Правда, в
наше время про себя никто не посмел бы, кроме всяких
Анпиловых-Жириновских, заявлять: я с юных лет хотел быть бескорыстным и
шел по справедливому пути. По принципу: сам себя не похвалишь - три года
ходишь как оплеванный... Вот почему я не могу принять религии - уж слишком
отцы сами себя хвалят. Пока говорят о вечном - и чувствуется дыхание
вечности; но как переключаются на дела людские - так все людское из них
прет... Мы самые замечательные, нам даже грешить можно, потому что наше
покаяние будет услышано Господом в первую очередь, и вообще - без церкви и
ее бескорыстной смиреннейшей номенклатуры вам, быдло, пыль лагерная... то
есть, пардон, земная... с Богом не связаться...
востоковедением, Цюй Юань не занимался, смею вас уверить! Он был выделен
из общей массы чисто по этическому признаку и раздавлен именно за это: за
желание чтить добродетель и быть бескорыстным. Понимаете? Почему? Чем
Мирозданию не по нраву праведники?
Малянов честно вслушивался, но скоро от всевозможных Саньвэев, Чжу-лунов,
Си-хэ и Сяньпу голова у него пошла кругом. Он всосал.
"инь" и "ян" образовали вещество? Светло от солнца почему? Без солнца
почему темно? При поздних звездах, до зари, где скромно прячется оно?
Стремился Гунь, но не сумел смирить потоки! Почему великий опыт повторить
Эриксон Стивен
Максимов Альберт
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман