Ведь это девушки. И это весна. "Это май-чародей, это май-баловник веет
свежим своим опахалом..." Май-чародей а не май м-ц, второй м-ц второго
квартала! Бюрократы!
обсуждай, не то, не се размерили, заорганизовали до посинения! Он
решительными шагами поднимался к кабинету товарища Гетьмана. Сами обиваем
высокие чувства, порывы души, а потом сокрушаемся: откуда берутся вздорные,
пошлые, ограниченные, мелкомстительные, не умеющие ни любить, ни жалеть? А
это они мстят за отнятые мечты..."
познакомились?
чемоданчик свои образцы.
выветрился из памяти. "Как же так, черт меня побери! Ведь когда я ухаживаю
за женщиной да и просто разговариваю! то стараюсь, чтобы ей приятно и
интересно было со мной. Самому хорошо, когда они улыбаются, оживлены, глаза
блестят, румянец на щеках... в работе-то своей, в высшем своем общении, что
же? Разве она не для того предназначена? Для этого, а не для упоминания в
ведомостях и докладах, что на территории установлено урн чугунных литых
двадцать, скульптур женских мраморных одна. Ах, халтурщик проклятый!"
из чемоданчика образцы, взял молоток хорошо подогнанный к руке
молоток-киянку для работы по камню и расколотил все пять фигурок. "К чертям
полновесные формы! К дьяволу выражаемый бедрами производственный порыв! К
разтакой бабушке обусловленное договором содержание!" Ему сразу стало легче.
Но когда в банке осталось меньше половины, воспоминание о необычной вспышке
снова обеспокоило его.
выключения тока светится еще, бывает, с секунду... Постой, но в голой-то
части его не было! инженер замедлил движение челюстей. Да, после того, как
щелкнуло перегрузочное реле... и ток, понятно, оборвался, белый жгут в этой
части трубки еще был. А потом расплылся. Вздор! Передерий отставил банку,
понимая, что это не вздор. Ерунда какая-то, так не бывает. Мне показалось.
Рекомбинация электронов и ионов после ударной ионизации в разреженном газе
длится не более тысячных долей секунды это во всех учебниках написано. Это
все знают. Тысячные доли заметить глазом такое послесвечение нельзя. Этого
не может быть, потому что этого не может быть никогда!"
благоразумными познаниями.
раздражение, вот и... недаром потом перед глазами плавал черный жгут.
Стоп-стоп! Черный то есть теневой. Это нормальная реакция глаза после того,
как смотрел на яркое. Так что это еще ничего не доказывает".
на какую мелодию положил Передерий эти слова.
белесой пелены, оно светило полным накалом. Отвел глаза в них, накрывая
киоски и торговок, маячило круглое темное пятно. "Все правильно,
колбочки-палочки истощились после яркого. А тогда в лаборатории, когда
отключился ток... ведь так же было! Ведь видел. Но тогда... хо-хо! Выходит,
рекомбинация здесь ни при чем?! Выходит, это невозможно?!"
истины, был наравне с великими и именно в те их моменты, звездные мгновения,
когда они были велики.
его ушах музыкой. "Неужели, черт меня побери?! Ведь этим такие люди
занимаются, на такой аппаратуре, с такими теориями и вдруг!.. Хо-хо, таких
послесвечении не бывает, наукой не предусмотрено. А вот захочу и будут!"
"Эт-то было лет-том, лет-том..." овладел инженером, он подмугыкивал в такт
шагам. Пьяненькая бабуся стояла под высоким деревом, смотрела на трепещущие
листья, кланялась и голосила:
тополь ровесники, мощное дерево мера бабкиных годов, и она горюет-причитает
о прожитой жизни, о невозвратимо утраченной молодости.
в спецовке крушил пневмомолотком мраморную глыбу. И по музыке звуков, по
могучей позе человека Передерий понял, что тот тоже пришел к важному замыслу
и у него получится.
Тогда он вышел с завода с намерением больше не возвращаться ни сюда, ни к
своему занятию. Но как раз кончался обеденный перерыв, работницы
возвращались в цеха. Лица их были оживлены по случаю весны, солнца и
короткого отдыха. Григорий остановился растерянно. "Ну, проявил честность...
и все? Тебе от этого стало легче, а им? Для них-то ты ничего не сделал..."
Он смотрел на их лица, стыдясь своего сильного тела, праздных рук. Девочки,
мечтательные девочки идут жить, как жили. Растерянные, сомневающиеся,
доверчивые, ищущие небанального, а потом махнувшие рукой: а, не все ли
равно! Ах вы, дочки мои, несостоявшиеся любови мои, что мне сделать для
вас?"
ГОСТам. Она сияла и светилась под солнцем.
гневно-мечтательным изгибом губ и бровей, с вопросом и недоверием в
расширенных глазах, вопросом к жизни и к себе. Он знал, что оно существует,
живет там. Задача была простая: убрать лишнее. Освободить Лицо.
навернулись на глаза, слезы любви к этим девушкам, восторженного понимания.
Он сейчас был готов на все, только бы они поверили в жизнь, в него... и,
главное, в себя. Возбуждение не лишило рассудка, даже напротив обострило
его. "Лишнего много. Его убрать работа большая, не на один день. А сделать
надо сегодня, иначе..." С Григорием впервые было такое: он опасался спугнуть
это состояние черновыми нудными делами, передышками. Или он это сделает
сейчас, сегодня или никогда не сделает. "Как же быть?"
кейфовал, подзакусив, в тени компрессора. Он с интересом смотрел на
скульптора, окликнул:
как голос с неба. Черт, а и вправду: отвалить начерно долбилкой, а затем
чисто сделаю инструментом! Он засмеялся: выходило, что случившееся с ним
сегодня уже подчинялось этому замыслу. Махнул рабочему:
вместе с шлангом.
долото с прикипевшими кусочками асфальта, добыл из чемоданчика щеголеватый
шпунт, вставил, закрепил. Беги включай компрессор. И не скалься, работать
будем всерьез.
руках. "Держится шпунт!" Медленно, примериваясь, где начать, поднялся на
мостки.
прогнал ее. Сейчас Григорий знал даже то, чего не знал никогда: только от
неточных ударов крошки камня могут попасть в глаза. А у него не будет
неточных ударов.
сказано, он решительно не представлял, где произойдут точнее, где, как и кем
будут произведены информационные всплески переходного процесса. Но рассудил,
что наиболее вероятное место единственное в ближайшей окрестности, где
находится много работающих людей, ламповый завод.
изменившийся: его изменил миг выключения прибора. Дробот загодя понимал,
что, поскольку он оказывается в этот момент ближе всех, рядом, собственно,
то переходный скачок может шарахнуть по нему сильнее всего; даже подумывал,
не сделать ли дистанционную схемку. Но то ли этот чертов прибор его ослабил,
то ли по обычаю всех изобретателей (особенно русских) полагаться на авось
ничего не сделал. "Может, вообще никакого эффекта не будет, сердито думал
Федор Ефимович, доставая из бачка запыленный пакет, извлекая оттуда прибор,
а я буду подстилаться, перестраховываться. Важно ясное сознание и свободная
воля... Ну-с!" Он перебросил рычажок тумблера на "Выкл."
Ефимович, скорее всего, из него бы уже и не вышел: грянулся на замусоренный
пол в развалюхе, в туалетном чулане, и скончался бы от глубокого
кровоизлияния в мозг. Сознание не помрачилось, напротив оно стало таким
нечеловечески сияюще-ясным, что в секунды Дробот охватил им все сущее, понял
великую простоту Жизни Мира и ту единственную причину, от которой пылают