молодой начальник. Со временем это проходит.
быть начальником и что на благоустроенных планетах начальники вообще
никому не нужны, как вдруг под потолком вспыхнул красный свет и раздался
оглушительный звон. Оба вздрогнули и разом повернулись к экрану аварийной
связи. Поль включил прием и сказал:
семьдесят три. Ты слышишь меня?
слышишь меня?
Дежурный, говорит директор. Один дирижабль с одним вездеходом. На
дирижабль группу Шестопала, на вездеход - Кутнова. Готовность доложить
через десять минут. Полный аварийный запас. Повторите!
срочно явиться к директору в полном походном снаряжении...
сам, мне кажется, это очень важно... Мы висим на дереве, и я вижу очень
странные вещи... Такого мы еще не видели! Объяснить тебе не могу, но это
что-то особенное... Осторожно, Рита Сергеевна!.. Поль, если можешь,
прилетай сам! Не пожалеешь!
на связи. Оружие в порядке?
киселе... И сломана лопасть...
около карты и водил пальцем по сектору семьдесят три.
начал застегиваться еще быстрее. Горбовский смотрел на него, подняв брови.
крайней мере, он пеленговал в последний раз именно отсюда.
будем сидеть смирненько и ждать. Вам удобно сидеть? Ага, вот и хорошо...
Нет, я сам ничего здесь не понимаю, так что давайте сидеть и ждать, ладно?
Вы кушать не хотите?.. Ну и что же, меня тоже тошнит... Примите вот эту
пилюльку...
сказал:
никуда не годилось с любой точки зрения.
Непременно. Можно?
испуганными и жалкими. Этого Поль терпеть не мог.
лучше, может быть, мне взять Турнена? Как вы полагаете?
почувствовал, что тоже краснеет. Сцена получилась омерзительная.
старый занятой человек, мне это все, что вы думаете, как-то даже
безразлично... Я совсем из других соображений...
что все это сейчас не имеет никакого значения и думать нужно совсем о
другом.
все.
с заместителем директора Робинзоном, и они потеряли несколько секунд,
уступая друг другу дорогу с озабоченными улыбками.
Кутнова. Туристы не должны знать. Понял? Ни одна душа. Там Рита Сергеевна.
Объяви готовность номер один.
километров десять, дорога была знакомая, утоптанная, вся в голых
проплешинах от рассыпанной травобойки. Считалось, что ходить по ней было
безопасно. Справа и слева тянулись теплые бездонные болота, из ржавой воды
торчали сгнившие черные ветви, округлыми блестящими куполами поднимались
гигантские шляпки болотных поганок, иногда возле самой дороги попадались
покинутые раздавленные дома водяных пауков. Но что делается на болотах, с
дороги увидеть было трудно: из плотного переплетения древесных крон над
головой свешивались и уходили в топь торопливыми корнями мириады толстых
зеленых колонн, канатов, нитей и создавали непроницаемую завесу. Время от
времени в желто-зеленом мраке что-то обрывалось и с шумом падало,
раздавался жирный всплеск, болото вздыхало и чавкало, и снова наступала
тишина. По бездонной трясине человек по-видимому пройти не мог, зато
мертвяки ходили везде, но мужчине мертвяки не опасны. На всякий случай
Атос выломал себе дубину. О лесных опасностях ходили всякие слухи, и
некоторые могли оказаться верными. Он отошел от деревни шагов на пятьсот,
когда его нагнала Нава. Он остановился.
же тебе говорила, что я с тобой уйду, я одна в этой деревне не останусь,
нечего мне одной там делать, там меня никто не любит, а ты - мой муж, ты
должен меня взять с собой, это ничего не значит, что у нас нет детей, все
равно, ты мой муж, а я твоя жена, а дети у нас с тобой еще будут, просто я
честно тебе скажу, я пока еще не хочу детей, непонятно мне, зачем они,
мало ли что там староста говорит или старик, у нас в деревне совсем не так
было, кто хочет, тот имеет, а кто не хочет, тот не имеет...
обеду буду дома.
вчерашнего дня готов, я его спрятала, и старик его не найдет.
Он даже повеселел. Ему захотелось с кем-нибудь сцепиться, помахать
дубиной, сорвать на ком-нибудь тоску и злость, накопленные за столько-то
там лет. На ворах. Или на мертвяках. Пусть девчонка идет. Тоже мне жена!
Детей она не хочет. Он размахнулся и ахнул дубиной по сырой коряге у
обочины и чуть не свалился: коряга распалась в труху, и дубина проскочила
сквозь нее, как сквозь тень. Несколько юрких серых животных выскочили и,
булькнув, скрылись в темной воде.
она брала Атоса за руку обеими руками и повисала на нем. Она говорила об
обеде, который очень ловко спрятала от старика, о том, что обед могли бы
съесть дикие муравьи, если бы она не сделала так, что муравьи до него в
жизни не доберутся, о том, что разбудила ее муха, а когда она вчера
засыпала, Атос уже храпел... Атос слушал и не слушал, привычный нудный гул
заполнял его голову, он шагал и тупо думал о том, почему он ни о чем не
может думать, может быть, это сказывалось действие бесконечных прививок,
которыми так злоупотребляли деревенские жители, а может быть, сказывался
весь дремотный, даже не первобытный, а просто растительный образ жизни,
который он вел с незапамятных времен, когда вертолет на полной скорости
влетел в невидимую преграду, перевернулся и камнем рухнул в болота. А
может быть, когда его выбросило из кабины, он ударился головой, да так и
не оправился... Ему вдруг пришло в голову, что все это - умозаключения, и
он обрадовался; ему казалось, что он давно потерял способность к
умозаключениям и может твердить только одно: послезавтра, послезавтра...
Он глянул на Наву. Девчонка висела у него на левой руке, смотрела снизу
вверх и рассказывала:
какие они, а луны в эту ночь совсем не было. Тогда моя мать тихонько
вытолкнула меня, и я проползла на четвереньках у всех под ногами и больше
уже матери не видела...
двести раз.
Молчун. А что же мне тебе еще рассказывать? Я больше ничего не помню и не
знаю. Не буду же я тебе рассказывать, как мы с тобой на прошлой неделе
рыли погреб... Ты же это и сам все видел. Вот если бы я рыла погреб с
кем-нибудь другим, с Колченогом, например, или с Болтуном... - Она вдруг
оживилась. - А знаешь, Молчун, это даже интересно. Расскажи ты мне, как мы
с тобой рыли погреб. Мне еще никто об этом не рассказывал...