Гартвига? У меня голова винтом, а ты..."
скулу, а затем продекламировал:
привели... - И добавил: - Бедняга.
следователь...
одиноким листком бумаги посередине - вынул из ящика механический бювар,
щелкнул какой-то кнопкой, пошарил глазами по строчкам и набрал на телефоне
номер.
голосом. - Я и говорю Зыкова, Игоря Петровича... На операции? Благодарю
вас. - Он положил трубку. - Старший следователь Зыков на операции, -
сообщил он Малянову.
Малянов.
показывал... Или ты думал, что это были жулики?
историю... да еще рядом с опечатанной квартирой.
Какая тут может быть работа! Тут того и гляди загремишь в лагерь...
заинтересовался твоей работой?
подробностях.
вода", так он выразился.
в Киеве дядька...
взял с подоконника идеально чистую пепельницу, вынул из стола трубку с
кисетом и принялся ее набивать. - Ага... "Где имение, а где вода"... Это
хорошо. Надо будет запомнить.
совершенно нечеловеческий мозг. Малянов не знал другого человека, который
из совокупности данных фактов был бы способен делать столь неожиданные
выводы.
вкусом ее раскуривал. Трубка тихонечко сипела. Вечеровский сказал,
затягиваясь:
Мы, кажется, в четверг... п-п... разговаривали в последний раз...
сейчас, знаешь ли, не до этого...
Малянова рыжими своими глазами и попыхивал трубкой. Это был Вечеровский.
Он задал вопрос и теперь ждал ответа. И Малянов сдался. Он верил, что
Вечеровскому виднее, что имеет значение, а что - нет.
удалось переформулировать задачу и свести ее сначала к уравнениям в
векторной форме, а потом к интегро-дифференциальному уравнению, как у него
стала вырисовываться физическая картина, как допер он до М-полостей и как
вчера сообразил наконец использовать преобразования Гартвига.
вопросов, и только один раз, когда Малянов, увлекшись, схватил одинокий
листок и попытался писать на обратной стороне, остановил его и попросил:
"Словами, словами..."
Потому что сначала начались дурацкие телефонные звонки, потом приперся
мужик из стола заказов...
были телефонные звонки, я еще кое-как работал, а потом заявилась эта
Лидочка, и все пошло на пропасть...
медвяного дыма.
остановился ты, как я вижу, на самом интересном месте.
каждого шороха в собственной квартире вздрагиваю... и вдобавок эта милая
перспективочка - пятнадцать лет ИТЛ...
Вечеровский скажет: "Не выдумывай, какие там пятнадцать лет, это же явное
недоразумение...", - но Вечеровский и на этот раз ничего подобного не
сказал. Вместо этого он принялся длинно и нудно расспрашивать Малянова о
телефонных звонках: когда они начались (точно), куда звонили (ну хоть
несколько конкретных примеров), кто звонил (мужчина? женщина? ребенок?).
Когда Малянов рассказал ему про звонки Вайнгартена, он, по-видимому,
удивился и некоторое время молчал, а потом опять принялся за свое. Что
Малянов отвечал в телефон? Всегда ли подходил? Что ему сказали в бюро
ремонта? Кстати, только теперь Малянов вспомнил, что после его второго
звонка в бюро ремонта ошибочные вызовы прекратились... Но он даже не успел
сказать об этом Вечеровскому, потому что вспомнил еще кое-что.
когда звонил вчера, спрашивал, знаю ли я Снегового.
совпадение? Или как? Странное какое-то совпадение...
снова принялся за свое. Что это за история со столом заказов?
Поподробнее... Как выглядел этот дядька? Что он говорил? Что принес? Что
теперь осталось от того, что он принес?.. Этим унылым допросом он загнал
Малянова в кромешную тоску, потому что Малянов не понимал, зачем это все
надо и какое отношение все это имеет к его несчастьям. Потом Вечеровский
наконец замолчал и принялся ковыряться в трубке. Малянов сначала ждал, а
потом стал представлять себе, как за ним приходят четверо, все как один в
черных очках, и шарят по квартире, и отдирают обои, и допытываются, не
вступал ли он в сношения с Лидочкой, и не верят ему, а потом уводят...
сильный будет, и подлый будет. И смерть придет и на смерть осудит. Не надо
в грядущее взор погружать...
закончив, разразился глуховатым уханьем, которое обозначало у него
довольный смех. Наверное, так же ухали уэллсовские марсиане, упиваясь
человеческой кровью, и Вечеровский так ухал, когда ему нравились стихи,
которые он читал. Можно было подумать, что удовольствие, которое он
испытывал от хороших стихов, было чисто физиологическим.
неприятности, когда у меня хандра, когда мне скучно жить, - я сажусь
работать. Наверное, существуют другие рецепты, но я их не знаю. Или они
мне не помогают. Хочешь моего совета - пожалуйста: садись работать. Слава
богу, таким людям, как мы с тобой, для работы ничего не нужно кроме бумаги
и карандаша...
было не так. Он мог работать только, когда на душе у него было легко и
ничего над ним не висело.
позвоню... Странно мне все-таки, что он спрашивал про Снегового...