Чтение 9–й страницы книги ~Отель "У Погибшего Альпиниста"~

столу.

- Вы помните, что сделал Ганнибал с римлянами при Каннах? - спросил
он.

- Давайте, давайте, - сказал я. - Начинайте.

- Сейчас я вам напомню, - пообещал Симонэ. Он элегантнейшим образом
покатал кием биток, установил его, прицелился и положил шар. Потом он
положил еще шар и при этом разбил пирамиду. Затем, не давая мне времени
извлекать его добычу из луз, он закатил подряд еще два шара и наконец
скиксовал.

- Ваше счастье, - сообщил он, меля кий. - Реабилитируйтесь.

Я пошел вокруг стола, выбирая шар полегче.

- Глядите-ка, - сказал Симонэ. Он снова стоял у окна и заглядывал
куда-то вбок. - Какой-то дурак сидит на крыше... Пардон! Два дурака. Один
стоит, я принял его за печную трубу. Положительно, мои лавры не дают
кому-то покоя.

- Это Хинкус, - проворчал я, пристраиваясь поудобнее для удара.

- Хинкус - это такой маленький и все время брюзжит, - сказал Симонэ.
- Ерундовый человечек. Вот Олаф - это да. Это истый потомок древних
конунгов, вот что я вам скажу, инспектор Глебски.

Я наконец ударил. И промазал. Совсем несложный шар промазал. Обидно.
Я осмотрел конец кия, потрогал накладку.

- Не разглядывайте, не разглядывайте, - сказал Симонэ, подходя к
столу. - Нет у вас никаких оправданий.

- Что вы собираетесь бить? - спросил я недоуменно, следя за ним.

- От двух бортов в середину, - с невинным видом сообщил он.

Я застонал и пошел к окну, чтобы не видеть этого. Симонэ ударил.
Потом еще раз ударил. Хлестко, с треском, с лязгом. Потом еще раз ударил и
сказал:

- Пардон. Действуйте, инспектор.

Тень сидящего человека запрокинула голову и подняла руку с бутылкой.
Я понял, что это Хинкус. Сейчас отхлебнет как следует и передаст бутылку
стоящему. А кто это, собственно, стоит?..

- Вы будете бить или нет? - спросил Симонэ. - Что там такое?

- Хинкус надирается, - сказал я. - Ох, свалится он сегодня с крыши.

Хинкус основательно присосался, а затем принял прежнюю позу. Угощать
стоявшего не стал. Кто же это такой? А, так это же чадо, наверное...
Интересно, о чем чадо может разговаривать с Хинкусом? Я вернулся к столу,
выбрал шар полегче и опять промазал.

- Вы читали мемуар Кориолиса о бильярдной игре? - спросил Симонэ.

- Нет, - сказал я мрачно. - И не собираюсь.

- А я вот читал, - сказал Симонэ. Он в два удара кончил партию и
наконец разразился своим жутким хохотом. Я положил кий поперек стола.

- Вы остались без партнера, Симонэ, - сказал я мстительно. - Можете
теперь сморкаться в свой приз в полном одиночестве.

Симонэ взял платочек и торжественно сунул его в нагрудный карман.

- Прекрасно, - сказал он. - Чем мы теперь займемся?

Я подумал.

- Пойду-ка я побреюсь. Обед скоро.

- А я? - спросил Симонэ.

- А вы играйте сами с собой в бильярд, - посоветовал я. - Или
ступайте в номер к Олафу. У вас есть деньги? Если есть, то вас там примут
с распростертыми объятиями.

- А, - сказал Симонэ. - Я уже.

- Что - уже?

- Уже просадил Олафу двести крон. Играет как машина, ни одной ошибки.
Даже неинтересно. Тогда я взял и напустил на него Барнстокра. Фокусник
есть фокусник, пусть-ка он его пощиплет...

Мы вышли в коридор и сразу же наткнулись на чадо любимого покойного
брата господина дю Барнстокра. Чадо загородило нам дорогу и, нагло
поблескивая вытаращенными черными окулярами, потребовало сигаретку.

- Как там Хинкус? - спросил я, доставая пачку. - Здорово надрался?

- Хинкус? Ах, этот... - Чадо закурило и, сложив губы колечком,
выпустило дым. - Ну, надраться не надрался, но зарядился основательно и
еще взял бутылку с собой.

- Ого, - сказал я. - Это уже вторая...

- А что здесь еще делать? - спросило чадо.

- А вы тоже с ним заряжались? - спросил Симонэ с интересом.

Чадо пренебрежительно фыркнуло.

- Черта с два! Он меня и не заметил. Ведь там была Кайса...

Тут мне пришло в голову, что пора наконец выяснить, парень это или
девушка, и я раскинул сеть.

- Значит, вы были в буфетной? - спросил я вкрадчиво.

- Да. А что? Полиция не разрешает?

- Полиция хочет знать, что вы там делали.

- И научный мир тоже, - добавил Симонэ. Кажется, та же мысль пришла в
голову и ему.

- Кофе пить полиция разрешает? - осведомилось чадо.

- Да, - ответил я. - А еще что вы там делали?

Вот сейчас... Сейчас она... оно скажет: "Я закусывал" или
"закусывала". Не может же оно сказать: "Я закусывало"...

- А ничего, - хладнокровно сказало чадо. - Кофе и пирожки с кремом.
Вот и все мои занятия в буфетной.

- Сладкое перед обедом вредно, - с упреком сказал Симонэ. Он был явно
разочарован. Я тоже.

- Ну, а надираться среди бела дня - это не по мне, - закончило чадо,
торжествуя победу. - Пусть этот ваш Хинкус надирается.

- Ладно, - пробормотал я. - Пойду побреюсь.

- Может быть, есть еще вопросы? - спросило чадо нам вслед.

- Да нет, бог с вами, - сказал я.

Хлопнула дверь - чадо удалилось в свой номер.

- Схожу-ка и я перекушу, - сказал Симонэ, останавливаясь возле
лестничной площадки. - Пойдемте, инспектор, до обеда еще час с лишним...

- Знаю я, как вы там будете перекусывать, - сказал я. - Ступайте
сами, я человек семейный, меня Кайса не интересует.

Симонэ хохотнул и сказал:

- Раз уж вы человек семейный, вы можете мне сказать, парень это или
девчонка? Никак не разберу.

- Занимайтесь Кайсой, - сказал я. - Оставьте эту загадку полиции...
Скажите лучше, это вы учинили шуточку с душем?

- И не думал, - возразил Симонэ. - Если хотите знать, по-моему, это
сам хозяин.

Я пожал плечами, и мы разошлись. Симонэ застучал ботинками по
ступенькам, а я направился в свой номер. В тот момент, когда я проходил
мимо номера-музея, там послышался треск, что-то с грохотом повалилось,
разбилось что-то стеклянное и послышалось недовольное ворчание. Не теряя
ни секунды, я рванул дверь, влетел в номер и едва не сшиб с ног самого
господина Мозеса. Господин Мозес, высоко задрав одной рукою край ковра, а
в другой сжимая свою неизменную кружку, с отвращением глядел на
опрокинутую тумбочку и на черепки разбитой вазы.

- Проклятый притон, - прохрипел он при виде меня. - Грязное логово.

- Что вы тут делаете? - спросил я свирепо.

Господин Мозес немедленно взвинтился.

- Что я тут делаю? - взревел он, изо всех сил рванув ковер на себя.
При этом он чуть не потерял равновесие и повалил кресло. - Я ищу мерзавца,
который шатается по отелю, ворует вещи у порядочных людей, топает по ночам
в коридорах и заглядывает в окна к моей жене! Какого дьявола я должен этим
заниматься, когда в доме торчит полицейский?

Он отшвырнул ковер и повернулся ко мне. Я даже попятился.

- Может быть, я должен объявить награду? - продолжал он, взвинчивая
себя все круче. - Проклятая полиция ведь и пальцем не шевельнет, пока ей
не пообещают награду! Извольте, объявляю. Сколько вам нужно, вы,
инспектор? Пятьсот? Тысячу? Извольте: полторы тысячи крон тому, кто найдет
мои пропавшие золотые часы! Две тысячи крон!

- У вас пропали часы? - спросил я, нахмурившись.

- Да!

- Когда вы обнаружили пропажу?

- Только что!

Шутки кончились. Золотые часы - это вам не войлочные туфли и не
занятый привидением душ.

- Когда вы видели их в последний раз?

- Сегодня рано утром.

- Где вы их обычно храните?

- Я не храню часы! Я ими пользуюсь! Они лежали у меня на столе!

Я подумал.

- Советую вам, - сказал я наконец, - написать формальное заявление.
Тогда я вызову полицию.

Мозес уставился на меня, и некоторое время мы молчали. Потом он
отхлебнул из кружки и сказал:

- На кой черт вам заявление и полиция? Я вовсе не хочу, чтобы мое имя
трепали вонючие газетчики. Почему вы не можете заняться этим сами? Я же
объявил награду. Хотите задаток?

- Мне неудобно вмешиваться в это дело, - возразил я, пожав плечами. -
Я не частный сыщик, я государственный служащий. Существует
профессиональная этика, и кроме того...

- Ладно, - сказал он вдруг. - Я подумаю... - Он помолчал. - Может
быть, они сами найдутся. Хотелось бы надеяться, что это очередная глупая
шутка. Но если часы не найдутся до завтра, утром я напишу вам это
заявление.

На том мы и порешили. Мозес пошел к себе, а я - к себе.

Не знаю, что новенького обнаружил Мозес у себя в номере. У меня