ворил он.
глаза, сказала:
торопясь, ничего не пропуская, а уж я сама выберу то, что нужно.
как священник на исповеди; она задавала точно сформулированные вопросы,
и в памяти его всплывали забытые подробности, встречи, лица, которые он
видел мельком.
его:
вашим другом: это даст вам возможность болтать всякий вздор, попутно де-
лать разного рода замечания, быть естественным и забавным, насколько нам
это удастся. Пишите:
ешь. От нечего делать я решил посылать тебе из убогой мазанки, в которой
я обретаюсь, нечто вроде дневника, где буду описывать свою жизнь день за
днем, час за часом Порой он покажется тебе грубоватым, - что ж, ведь ты
не обязан показывать его знакомым дамам".
ного пера тотчас же прекратился.
огромных неисследованных стран, именуемых пустыней Сахарой, Центральной
Африкой и так далее.
ка.
удовольствие Наездник я, как тебе известно, превосходный, я объезжаю ло-
шадей для самого полковника. Однако можно быть хорошим кавалеристом и
плохим моряком Это я проверил на опыте.
Блев? Когда нам до смерти хотелось отдохнуть сутки в госпитале, в этой
земле обетованной, мы отправлялись к нему на прием.
стуле, расставив ноги, упираясь кулаками в колени, - руки дугой, локти
на отлете, - Вращает круглыми рачьими глазами и покусывает седые усы.
по моему рецепту, затем двенадцать часов полного покоя, и он выздорове-
ет.
средство. Мы все же принимали его, - другого выхода не было. Зато потом,
отведав снадобья доктора Влево, мы наслаждались вполне заслуженным две-
надцатичасовым отдыхом.
рока часов испытывать на себе действие другого, столь же могущественного
рвотного, составленного по рецепту Трансатлантической пароходной компа-
нии.
расхаживая по комнате и выпуская сквозь маленькое круглое отверстие меж-
ду сжатыми губами струйки дыма, которые сперва поднимались столовками,
но постепенно расползались, расплывались, коеде оставляя прозрачные
хлопья тумана, тонкие серые нити, похожие на паутину Время от времени
она стирала ладонью эти легкие, но упорные штрихи или рассекала их ука-
зательным пальцем и задумчиво смотрела, как исчезает в воздухе перере-
занное надвое медлительное волокно еле заметного пара.
глаз от ее лица и тела, вовлеченных в эту пустую игру, которая, однако,
не поглощала ее мыслей.
мышленных спутников и намечала интрижку с женою пехотного капитана,
ехавшей к своему мужу.
рой не имела ни малейшего представления. Через десять минут она знала ее
не хуже Дюруа и могла продиктовать ему целую главку, содержавшую в себе
политико-экономический очерк Алжира и облегчавшую читателям понимание
тех сложных вопросов, которые должны были быть затронуты в следующих но-
мерах.
ражаемым: тут речь шла преимущественно о женщинах - мавританках, еврей-
ках, испанках.
этичным, но недолгим романом унтер-офицера Жоржа Дюруа с одной испанкой,
работницей аинэльхаджарской фабрики, где обрабатывалась альфа Она описы-
вала их ночные свидания среди голых скалистых гор, оглашаемых лаем со-
бак, рычаньем гиен и воем шакалов.
стула, добавила: - Вот как пишутся статьи, милостивый государь. Соблаго-
волите поставить свою подпись.
дарности, все смотрел на нее и, не находя слов, чтобы выразить ей свою
признательность, радуясь тому, что она тут, подле него, испытывал
чувственное наслаждение, - наслаждение, которое доставляла ему растущая
близость их отношений. Ему казалось, что все окружающее составляет часть
ее самой, все, даже закрытые книгами стены. В убранстве комнаты, в запа-
хе табака, носившемся в воздухе, было что-то неповторимое, приятное, ми-
лое, очаровательное, именно то, чем веяло от лее.
спросила она.
жала г-жа Форестье. - Богема, да, да, настоящая богема. За это ее и не
любит муж. Он видит в ней одни недостатки и не ценит достоинств.
ло, однако, ничего удивительного.
бой ее муж?
тельном двойном движении скрывался какой-то неуловимый намек:
делю в Париж. Его жена называет это своей повинностью, барщиной, страст-
ной неделей. Когда вы познакомитесь с ней поближе, вы увидите, какая это
остроумная и милая женщина. Навестите ее какнибудь на днях.
здесь навсегда, что он у себя дома.
без доклада.
ние как будто смутилась, а затем, хотя легкая краска все еще приливала у
нее от шеи к лицу, обычным своим голосом проговорила:
го товарища Шарля, господина Дюруа, будущего журналиста. - И уже другим
тоном: - Лучший и самый близкий наш друг - граф де Водрек.
же начал прощаться.
рестье руку, еще раз поклонился гостю, хранившему равнодушный и чопорный
вид светского человека, и вышел сконфуженный, точно сделал какой-то до-
садный промах.
наугад, стараясь постичь, откуда взялась эта внезапная смутная тоска. Он
не находил ей объяснения, но в памяти его все время вставало строгое ли-
цо графа де Водрека, уже немолодого, седоволосого, с надменным и спокой-
ным взглядом очень богатого, знающего себе цену господина.
милую беседу с г-жой Форестье, с которой он уже чувствовал себя так
просто, и породило в нем то ощущение холода и безнадежности, какое порой
вызывает в нас чужое горе, кем-нибудь невзначай оброненное слово, любой
пустяк.
удивлен, встретив его у г-жи Форестье.
кармане у него оставалось шесть с половиной франков, и он отправился
завтракать к Дювалю. Затем побродил по бульварам и ровно в три часа под-
нялся по парадной лестнице в редакцию "Французской жизни".
за конторкой, похожей на кафедру, разбирал только что полученную почту