гребцов, запахом здоровых немытых мужских тел, запахом соленого пота,
отрыжками лука и редьки. Пахло знакомо и привычно. Век был этот дух! В
молодечных, в людских, в шатрах, в сече, бок о бок с дружиною, или зимой,
когда, промороженный до самых костей, влезаешь в избу, набитую ратными, и
так шибанет в нос человечьим смердьим теплом! И тотчас от душного запаха
отпустит тревога: чуешь, что день пережит и ты дома, в избе, со своими, и
эти крепко пахнущие мужики не выдадут, и, валясь в овчины, в гущу тел,
носом чуток к порогу, чтоб тянуло свежцой, засыпаешь почти враз, без опасу
уже, меж тем как очередные сторожи пролезают к выходу, спотыкаясь о чьи-то
ноги и уважительно обходя его, боярина, - не наступить бы невзначай...
Всегда был этот горячий и густой мужичий дух и значил: все хорошо. Дружина
при деле, и сам при дружине. И сейчас, скоро, - чуял - опять нужны будут
ему люди для дела, мужского, горячего, с потом и кровью творимого, дела
войны, драки, боя, битвы за власть и добро. А какое добро безо власти?!
Пото и люди надобны. Кто людьми нужен, тот и сам сирота! Акинф был всегда
людьми богат. Богат смердами, холопами, челядью, дружиной. Детьми не
обижен. Оба молодца - что Иван, что Федька - поглядеть любо! Дочери - одна
в одну. Ни статью, ни смыслом не обижены. Таких ярок, да с добрым
приданым, хошь и князю иному впору! Брат Морхиня при нем неотступно,
племяш, Сашко, тоже под его рукой ходит. И зятя доброго Клавдя нынче в дом
привела! Ничем не обижен Акинф, ничем не заботен. Весел Акинф и вдыхает
радостно горячий запах мужицкого пота, запах смолы и дегтя, свежий запах
воды и далекие запахи бора, что волнами, вдруг, накатывают на лодью, с
роями мошек, летящих от берегов в горячем лесном воздухе прямо на стрежень
реки и падающих в воду, на корм прожорливому рыбьему племени. <Как и у
нас! - посмеиваясь, думает Акинф. - Который которого преже сожрет!>
как? Не стало бы замятни! Надоть доправить в Тверь со всема, с дружиною.
запоказывалась, ныряя, лодка, черная на синей, дробящейся серебром воде.
Скоро лодка приблизилась. Человек, стоя, кричал им, махал рукою. Акинф,
вглядевшись, признал Касьяна, своего торгового холопа, что сидел в
Акинфовой лавке на Костроме. Челнок подтянули багром, и тотчас
стремительная сила воды вытянула его повдоль паузка, прижав к набоям.
Касьян, подтянутый десятком мускулистых рук, вскочив на дощатый помост,
прежде поклонился боярину и, когда Акинф махнул рукой, отстраняя прочих,
молвил громко:
Костроме!
причалов пристанем, пожалуй, особо-то себя не казать!
отплыл в Орду, и про прежний судовой караван, загодя отправленный Акинфом.
Кончив, поглядел в глаза Акинфу. Тот озирал посыльного, любуясь. Отмолвил:
охолонь. Вона, руки, видать, стер веслами-то!
запоказывалось, запосветливало на зеленом светлыми точками - россыпями
застойного жилья, хором и анбаров - верной приметою большого торгового
города.
сощурясь.
петляя в болотах, они наконец уже в виду города вышли к Волге и
остановились небольшою кучкой усталых людей на замученных конях. И
все-таки, выехав на простор и увидя громаду воды перед собою, учуяв чистый
ветер, что нежно овеивал лицо, Борис, сутки не слезавший с коня,
обрадовался. Он жадно дышал, наслаждаясь шириною окоема и тем, что
въедливые слепни и прочая крылатая нечисть тут, на свежем ветру, почти
отстала от них. Конь коротко взоржал, и Борис, легко тронув бока гнедого
стременами и выпрямляясь в седле, гордясь невольно конем и собою, подъехал
красивою мелкою поступью к старшему боярину, окольничему Юрию Редегину,
что стоял на взгорке, обозревая берег из-под ладони.
а лишь радуясь простору и свету. Юрий Василич оборотил к нему заботное
лицо, отмолвил:
тверичам, никому боле!
девятнадцати лет он, так же как Юрий Василич, приложив руку к глазам,
громко бросил:
и, остужая Бориса, добавил: - Погубим дружину, а и лодей не возьмем.
Невелик труд, обрезать ужища да спустить лодьи вниз по реке!
и дело, увы, не столь просто. Юрий Василич вздохнул, почесал бороду,
подумал и оборотил к ратным:
в немногих поприщах отселе, стоит рыбацкое село.
принявшие неведомых ратных, узнав, что московляне не за так, а за серебро
прошают перевезти их через Волгу, разом подобрев, с охотою взялись за
весла. Возились долго и в Кострому въезжали уже ночью. И все, что
творилось потом, в эти два дня, вспоминал Борис впоследствии как одну
сплошную и суматошную бессонную ночь...
горожан. Городские ворота стояли настежь. Поначалу никто даже не обратил
внимания на новую оружую ватагу, что шагом подымалась вдоль молчаливо
замкнутых ворот и заборов, тем паче что московлян и всего-то была горсть.
Где-то вдалеке били набат; там и сям вспыхивали какие-то огни; кто-то шел
пьяный со смолистым пылающим факелом, меча и рассыпая по сторонам
предательские искры. Заливисто лаяли псы во дворах. И лишь на втором
перекрестке хриплый голос окликнул их:
вынырнула косматая морда, проблеснуло лезвие рогатины:
рассматривая нечаянного стража, который мутно глядел на комонных и
покачивался, - от него густо несло хмелиной.
долго вглядывался. Сказал, с мгновенной догадкою:
и у Юрия Василича, помыслившего было попросту отпихнуть пьяного да и ехать
дале, пропала охота ввязываться в ссору. Он уже намерился спешиться и
спросил:
всел в седло.
ему!
взглянул:
ратные тронули, крикнул вслед: - Чегось мало народу-то привел? С такой
ратью задавят вас тута! - И он длинно выругался по-матерну.
вдругорядь. Долго длились бестолковые переговоры то с одним, то с другим
из подъезжавших и подходивших бояр и воевод градских. Борис начинал терять
прежнюю уверенность свою, да и усталость наваливалась все плотнее. Он
плохо понимал, что происходит, не поспевал следить за Юрием Василичем и с
тоской посматривал по сторонам: в жило бы хоть какое-нибудь! Ратники
завистливо вдыхали запах варева, что хлебали невдали от них костромские
кмети. Кони, голодные, как и седоки, беспокойно топотались, стригли ушами.
Невзирая на ночную пору, на площади не стихала суета. Подходили и
отходили, звякая во тьме оружием, ратные, слышались выклики, кто-то
кого-то искал, за кем-то отъезжали посыльные. У ближнего тына лежали
вповалку тела. Борис, усмотрев, вздрогнул, показалось - мертвые. Но вот
один шевельнулся, донесся храп, чей-то стон и иканье. То были попросту
упившиеся до положения риз, коих сволочили посторонь, чтобы не потоптали
кони. К ним опять подъехали вершники в дорогом оружии. Юрий Василич
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Кервуд Оливер Дж.