валялись разбросанные трупы, и между ними один, весь
окровавленный, казалось, еще дышал. Все остановились над ним.
Этот несчастный за три дня пред сим оставшийся здесь в числе
мертвых, несмотря на холодные ночи, сохранял еще в себе искру
жизни. Сильный картечный удар раздробил ему половину головы: оба
глаза были выбиты, одно ухо, вместе с кожей и частию черепа,
сорвано; половина оставшейся головы облита кровью, которая густо
на ней запеклась, и за всем тем он еще жил!.. Влили ему в рот
несколько водки, игра нерв сделалась живее... "Кто ты?" -
спрашивали у него на разных языках. Он только мычал. Но когда
спросили наконец: "Не поляк ли ты?", он отвечал по-польски: "Да!"
"Когда ранен?" - "В последнем деле, то есть третьего дня". -
"Чувствуешь ли ты?" "Бывают минуты, когда чувствую - и мучусь!" -
отвечал он с тяжким вздохом и просил убедительно, чтоб его
закололи. Но генерал приказал дать ему опять водки и отвезти в
ближайшую деревню. - Нет, друг мой! Славный Гуфланд еще не все
изъяснил нам в красноречивейших умствованиях своих о жизни.
Надобно было ему увидеть этого несчастного, чтоб понять, сколь
долго сей тончайший духовный спирт[13*] может держаться в
полураздробленном скудельном сосуде своем.
Вчера приехал к нам из Пажеского корпуса сын Г. П. М...ча, о
котором я тебе столько раз писал и которого благорасположение ко
мне поставляю в великой цене. Сын его, племянник генерала нашего,
- прекрасный, благовоспитанный молодой человек. Я душевно рад,
что он остается у нас. Теперь он был вместе с нами и в первый раз
отроду видел поле сражения, где хотя замолкли громы, но еще не
обсохла кровь. Генерал приказывал ему смотреть на все
внимательнее, чтобы привыкать к ужасам войны. В самом деле,
посинелые трупы, кровью и мозгом обрызганные тела, оторванные
руки и ноги, в разных местах разметанные, должны возмущать мирные
чувства кроткого юноши, пока не привыкнет он к таковым плачевным,
но необходимым позорищам[14]!
Мы теперь переместились со всем дежурством в один огромный
каменный дом, который, по-видимому, был некогда убран богатою
рукою. Теперь все изломано и разорено. На биваках у казаков
сгорают диваны, вольтеровы кресла, шифоньерки, бомбоньерки,
кушетки, козетки и проч. Что сказала бы всевластная мода и
роскошные баловни ее, увидя это в другое время?
Среди дымящихся развалин города, под громом беспрерывно
лопающихся бомб и гранат, повсюду злодеями разбросанных, в тесной
комнате полусожженного дома, пишу к тебе, друг мой!..
Торжествуйте великое празднество освобождения Отечества!.. Враги
бегут и гибнут; их трупами и трофеями устилают себе путь русские
к бессмертию. До сих пор я не имел ни одной свободной минуты. В
течение 12 суток мы или шли, или сражались. Ночи, проведенные без
сна, а дни в сражениях, погрузили мой ум в какое-то затмение - и
счастливейшие происшествия: освобождение Москвы, отражение
неприятеля от Малого Ярославца, его бегство - мелькали в моих
глазах, как светлые воздушные явления в темной ночи. Печатные
известия из армии, рассылаемые по губерниям, конечно, уже
известили тебя подробно обо всем. Итак, я скажу несколько слов
только о том, что при свободном досуге надобно бы описать на не-,
скольких страницах. Еще повторяю, что о делах генерала
Милорадовича (который почти всякий раз доносит главнокомандующему
в двух или трех строках, не более того, что он отразил или побил
неприятеля там и тогда-то) я постараюсь представить тебе
подробнейшее описание, если останусь жив и записная книжка моя
уцелеет.
Вскоре после Тарутинского дела, 6 октября, Князь Светлейший
получил известие, что Наполеон, оставляя Москву, намерен
прорваться в Малороссию. Генерал Дохтуров, с корпусом своим,
отряжен был к Боровску. Вслед за ним и вся армия фланговым маршем
передвинулась на старую Калужскую дорогу, заслонила собой ворота
Малороссии и была свидетельницей жаркого боя между нашим 6-м и
4-м французским корпусами при Малом Ярославне.
Генерал Милорадович, сделав в этот день с кавалерией 50 верст, не
дал отрезать себя неприятелю и поспешил к самому тому времени,
когда сражение пылало и присутствие его с войсками было
необходимо. Фельдмаршал, удивленный такой быстротой, обнимал его
и называл крылатым. В наших глазах сгорел и разрушился Малый
Ярославец. На рассвете генерал Дохтуров, с храбрыми войсками
своего корпуса, присоединился к армии, которая двинулась еще
левее и стала твердой ногой на выгоднейших высотах.
Генерал Милорадович оставлен был с войсками своими на том самом
месте, где ночь прекратила сражение. Весь следующий день проведен
в небольшой только пушечной и ружейной перестрелке. В сей день
жизнь генерала была в явной опасности, и провидение явно оказало
ему покровительство свое. Отличаясь от всех шляпой с длинным
султаном и сопровождаемый своими офицерами, заехал он очень
далеко вперед и тотчас обратил на себя внимание неприятеля.
Множество стрелков, засев в кустах, начали метить в него. Едва
успел выговорить адъютант его Паскевич: "В вас целят, ваше
превосходительство!" - и пули засвистали у нас мимо ушей.
Подивись, что ни одна никого не зацепила. Генерал, хладнокровно
простояв там еще несколько времени, спокойно поворотил лошадь и
тихо поехал к своим колоннам, сопровождаемый пулями. После этого
генерал Ермолов, прославившийся и сам необычайной храбростью,
очень справедливо сказал в письме Милорадовичу: "Надобно иметь
запасную жизнь, чтоб быть везде с вашим превосходительством!"
Через два дня бегство неприятеля стало очевидно, и наш арьергард,
сделавшись уже авангардом, устремился преследовать его. Темные,
дремучие ночи, скользкие проселочные дороги, бессонье, голод и
труды - вот что преодолели мы во время искуснейшего флангового
марша, предпринятого генералом Милорадовичем от Егорьевска прямо
к Вязьме. Главное достоинство этого марша было то, что он
совершенно утаен от неприятеля, который тогда только узнал, что
сильное войско у него во фланге, когда мы вступили с ним в бой,
ибо до того времени один генерал Платов теснил его летучими
своими отрядами. Вчера началось сражение, с первым лучом дня, в
12 верстах от Вязьмы. У нас было 30000, а вице-король италиянский
и маршалы Даву и Ней наставили против нас более 50000. Неприятель
занимал попеременно шесть выгоднейших позиций, но всякий раз с
великим уроном сбиваем был с каждой победоносными нашими
войсками. Превосходство в силах и отчаянное сопротивление
неприятеля продлили сражение через целый день. Он хотел было
непременно, дабы дать время уйти обозам, держаться еще целую ночь
в Вязьме и весь город превратить в пепел. Так уверяли пленные; и
слова их подтвердились тем, что все почти печи в домах наполнены
были порохом и горючими веществами. Но генерал Милорадович,
послав Паскевича и Чоглокова с пехотой, которые тотчас и
ворвались с штыками в улицы, сам с бывшими при нем генералами,
устроя всю кавалерию, повел в объятый пламенем и неприятелем
наполненный еще город. Рота конной артиллерии, идя впереди,
очищала улицы выстрелами; кругом горели и с сильным треском
распадались дома; бомбы и гранаты, до которых достигало пламя, с
громом разряжались; неприятель стрелял из развалин и садов; пули
свистели по улицам. Но, видя необоримую решимость наших войск и
свою гибель, оставил он город и бежал, бросая повсюду за собой
зажигательные вещества. На дымящемся горизонте угасало солнце.
Помедли оно еще час - и поражение было бы совершеннее; но мрачная
осенняя ночь приняла бегущие толпы неприятеля под свой покров. До
пяти тысяч пленных, в числе которых известный генерал Пелетье,
знамена и пушки были трофеями этого дня. Неприятель потерял,
конечно, до 10000. Путь на 12 верстах устлан его трупами. Генерал
Милорадович остановился в том самом доме, где стоял Наполеон, и
велел тушить горящий город. Сегодня назначен комендант, устроена
военная полиция,. ведено очищать улицы от мертвых тел, разослано
по уезду объявление, сзывающее жителей к восстановлению по
возможности домов и храмов божьих в отечественном их городе,
исторгнутом ныне из кровавых рук нечестивых врагов.
Со временем благородное дворянство и граждане Вязьмы, конечно,
почувствуют цену этого великого подвига и воздадут должную
благодарность освободителю их города. Пусть поставят они на том
самом поле, где было сражение, хотя не многоценный, но только
могущий противиться временам памятник, и украсят его, по примеру
древних, простой, но всеобъясняющей надписью: "От признательности
благородного дворян сословия и граждан Вязьмы начальствовавшему
российским авангардом генералу от инфантерии Милорадовичу за то,
что он, с 30000 россиян, разбив 50-тысячное войско
неприятельское, исторгнул из рук его горящий город их, потушил
пожары и возвратил его обрадованному Отечеству и утешенным
Суворов Виктор
Круз Андрей
Конюшевский Владислав
Корнев Павел
Никитин Юрий
Браун Дэн