принесут никому пользы.
душа; неужели же вы думаете, что, если теперь будете ударять себя в грудь,
дадите денег на монастырь, построите еще костел, а жить будете
по-прежнему, то Бог приготовит для вас какое-то особенное счастье и даст
его вам, как своему избраннику? Вы думаете, мое дитя, что Бог особенно
озабочен судьбой графа Браницкого? Нет - право греха и добродетели
одинаково для тебя и для нищего! С тебя только больше спросится, потому
что тебе больше дано. То, что тебе кажется твоей привилегией, явится для
тебя бременем.
свою защиту. Вы - не дети Христа, потому что Христос к своим детям
предъявляет строгие требования.
гетман.
- Бог может простить тебя, потому что ты из тех, которые не ведали, что
творили.
даром, это всем известно.
людей и оценивая их, я вижу последствия, безразлично, кто бы не совершал
их.
раздражать его.
Бог не без причины скрыл его от вас и от других людей. Вы желаете того,
что было бы для вас гибелью, и что сделало бы невыносимою вашу жизнь!
сказать, кроме того, что ваши поступки, это зерна для будущего посева.
Господь Бог не сделает для вас исключения, и если вы забросите в душу
плевелы, то они не обратятся ради гетмана в пшеницу. Поступки ваши мстят
за себя, подумайте об этом!
тяжелые?
гетман, собираясь уходить, - может быть, другой раз я попаду в более
благоприятное время.
к вам, бедный человек, напротив, я очень вас жалею, но мое сожаление ничем
не поможет.
говорил вам не то, что думаю, если бы я сказал вам, что Бог наградит
особыми милостями основателя и покровителя стольких монастырей, если бы я
прославлял ваши добродетели, курил фимиам вашему тщеславию и как ваш
снисходительный исповедник в конфессионале спросил вас: "Чем изволил
ясновельможный пан прогневить Бога". Я не могу угощать вас такими речами,
и потому отец-настоятель прячет меня в келью, запрещает говорить проповеди
с кафедры и выслушивать исповедь кающихся: я больше считаюсь с Богом, чем
с ними... К чему же вы пришли сюда? Я могу напоить вас только горечью...
слезы.
бессилен помочь вам. Моя жалость вам не поможет; вы скованы цепями,
которые сами на себя надели. А за вами вслед идут ваши дела...
обратить в несовершившееся. Вы желали от жизни наслаждений, он вам их дал;
у вас были жены, наложницы, любовницы, а между тем вы уйдете из жизни без
потомства, последним в своем роде, пустым колосом! У вас была власть, но
она может выскользнуть из ваших рук, потому что вы легкомысленно разделили
ее между людьми... Да будет милосердие Божие над тобой!
совсем придавило его.
крови, но они не признают вас, а вы - их... И кто знает, не станут ли они
по воле Божией врагами собственного отца...
всем телом и вдруг бросился к выходу, словно убегая от этих угроз,
произнесенных с унизительным состраданием. О. Елисей сделал несколько
шагов к нему, протягивая руки.
чего можно еще ждать от сосуда, полного желчи?
целовать ее.
не могут исправить прошлого?
возразил отец Елисей. - Не думай только, что твое золото и то, что можно
купить на него, будут что-нибудь весить на весах ангелов.
покорность...
свою речь.
Бога; иди с миром!
к распятию, даже не взглянув на стоявшего у дверей гетмана, который,
несколько оправившись от первого впечатления, не спеша вышел из кельи.
гетмана он увидел, что разговор был не из приятных. Но настоятель и не
ожидал ничего иного и, желая загладить впечатление, заметил сокрушенным
тоном:
замешательство в мыслях! Он страшно несдержан, а иногда с амвона позволяет
себе такие выражения, которые могли бы сойти за ересь, и потому-то мы
должны были запретить ему проповеди. Один раз он до того увлекся, что
сказал своим слушателям в костеле: если надо выбирать между домом и
костелом, то лучше уж пропустить обедню, чем отложить кормление голодного.
А в другой раз под видом слова Божьего проповедовал такую ересь, что мы
перепугались, как бы кара Божья не постигла весь монастырь, если мы еще
потерпим такие речи.
предвидел, - прибавил настоятель, - что вы рискуете подвергнуться
каким-нибудь неприятным увещаниям. Но не стоит принимать к сердцу того,
что болтает желчный старик.
Было бы лучше всего, если бы его перевели куда-нибудь, где говорят на
другом языке, там он оказал бы меньше вреда, и я буду просить об этом у
генерала ордена.
сопровождаемый смиренным настоятелем, который вывел его за монастырскую
ограду. И хотели уже свернуть на площадь, но в это время из главных
монастырских ворот стали выходить попарно доминиканцы, перед которыми
несли черный крест и траурную хоругвь.
что к монастырю приближалось бедное погребальное шествие с останками
егермейстера из Борка. Впереди шел в черной одежде один только ксендз...
Вдали виднелась небольшая группа провожатых, шедших за деревенской телегой
с простым гробом, прикрытым покровом; в телегу была впряжена пара черных
волов. Среди провожатых была одна женщина под густой черной вуалью - ее
вел под руку высокий мужчина. Несколько поодаль медленно шли двое-трое
приятелей. Заметив похоронное шествие, к которому торопливо вышли
навстречу, чтобы присоединиться к нему, доминиканцы, гетман побледнел, и,
не желая быть узнанным, не вышел на площадь, а остался около калитки -
отделенный от площади толстой каменной стеной.
заметил, что он остановился, и занял выжидательную позицию в нескольких
шагах от него.
к кладбищу; раздался погребальный звон, в маленьком местечке жители,
выбегая из ворот, присоединялись к процессии.
следил за процессией, пока она не скрылась за оградой кладбища.
произвело на него необычайно сильное впечатление: может быть, потому что
он еще сохранил в памяти странные и суровые слова отца Елисея.
Браницкий, уже не боясь, что его увидят, поспешил перейти пустую площадь и
направился к своему дворцу.
поджидал его. Зная пристрастие гетмана к веселой и легкомысленной