Колюбакина, чтобы у медицинского инспектора Вронского конфисковали
вывезенных бобров. (Ретивость камчатского начальника пусть не покажется
читателю наивной. Он ведь знал катастрофическое положение на лежбищах, где
раньше добывали в год полтысячи бобров, а сейчас от силы штук тридцать. Еще
недавно котиков набивали до 100 000 особей, но после набегов американцев их
стали добывать всего три-четыре тысячи...)
друзья - Расстригай и Папа-Попадаки; опять изо всех окошек трактира, словно
через дырки дуршлага, тягуче вытекло уже хорошо знакомое:
выгонял свои стебли на такую высоту, что с головою скрывал в своих зарослях
всадника. На верхушке стебля распускалось чудесное соцветие, вроде бомбы.
Приезжие говорили о шеломайнике - лес, а камчадалы говорили - трава...
окрестности Петропавловска стали удивительно живописны. Иностранные капитаны
говорили Соломину, что Камчатка в пору цветения напоминает им самые райские
уголки мира.
или сейчас откроется Рио-де-Жанейро...
ПУШИСТАЯ КАМЧАТКА
богатство, почти материальное, и оно переходит к потомкам вроде фамильного
наследства...
дерева, четко отслоились три исторические эпохи. XVII век выплеснул на эти
угрюмые берега крепкие кочи с казаками-землепроходцами. XVIII столетие
оставило на Камчатке потомство ссыльных и беглых, искавших здесь вольной
жизни. XIX век подарил Камчатке русских переселенцев, которые (в обмен на
освобождение от рекрутчины) избрали себе отдаленное житие среди вулканов и
гейзеров, а вслед за тамбовцами и ярославцами сюда потянулись и коренные
сибиряки. Из прочного сплава пришлых россиян с местными жителями образовался
новый тип - камчадал! Язык камчадалов - русский, но сильно искажен местным
выговором.
жизнь. Гавань оживляли корабли, в городе размещался большой гарнизон с
артиллерией, население почти сплошь было грамотно, всю зиму Петропавловск
играл пышные свадьбы. Камчатка считалась тогда наилучшим трамплином для
связи России с ее владениями в Америке, и лишь когда Аляску продали ни за
понюх табаку, камчатская жизнь заглохла сама по себе. Одни уехали, другие
повымерли. Казалось, что сановный Петербург раз и навсегда поставил крест на
Камчатке как на земле бесплодной и ненужной. Все богатства полуострова и
омывавших его морей царизм безропотно отдал на разграбление иностранцам...
такой пустынной, что брала оторопь.
оживления, Блинов восторженно заговорил:
приезжих, и газеты читаем, и письма пишем...
и клокочет зимою.
обиняков предложивший денег.
ему взятку. Он ответил ценителю бобров:
он блуждал вокруг сейфа, пальцы его, унизанные безвкусными перстнями,
обласкивали холодный металл несгораемого шкафа. Неожиданно он пришел к
выводу:
на клюц, а лис на задвижку французской системы.
любви, что он может открыть "кассю", но за это Соломин обязуется показать
ему пушную казну Камчатки.
все тихо! А кассю открою вам ногтем. Это ведь не касся, а чистому смех, как
говорят в Балаклаве. Я зе визу, тут замок Брамма, с ним и котенок лапкою
справится. Когда разбогатеете, - дал он совет Соломину, - покупайте кассю
только системы инзенера Мильнера... Вот касся так касся! Дазе открывать
невыгодно.
одного лишь инструмента требуется 16 пудов, следовательно, без двух
помощников в таком деле не обойтись, а с ними надо делиться и содержимым
кассы.
Позалуста! - вдруг сказал Папа-Попадаки. Раздался мелодичный звон, и дверца
сейфа открылась, обнажая пачки казенных денег, поверх которых - верно! -
лежал и ключ. Когда и как Папа-Попадаки открыл несгораемый шкаф, Соломин
даже не успел заметить, - это была работа маэстро.
стихийное явление XX века, как продукт хищного афоризма мелкой и
неразборчивой буржуазии, - таких типов Камчатка раньше не знала. Это было
нечто новенькое.
суета сует. Между обывательских домов Петропавловска шныряли наезжие
иностранцы, чающие купить пушнины из-под полы еще до открытия аукциона.
Соломин в эти дни случайно повстречал и того американца, с которым плыл на
"Сунгари".
Ведь у нас в Америке о Камчатке ходят легенды, будто здесь лисицами и
соболями выстланы мостовью.
моя жена мечтала о хорошей шубе, какие носят богатые дамы. Мы подсчитали,
что даже с поездкой сюда шуба обойдется нам в сорок раз дешевле, нежели мы
стали бы покупать ее у себя дома...
понимал, что тут не все чисто, но не мог разобраться, где кончается торговля
и начинается открытый грабеж. Ведь если вдуматься, прибыль от продажи
пушнины должна обогатить местных трапперов и охотников-инородцев. Именно они
поставляют столицам мира нежно-искристую, легчайшую красоту манто, горжеток,
палантинов, муфт и боа, украшающих женщин лучше всяких драгоценностей...
праздничный лад. Мишка Сотенный тоже потирал руки.
Камчаткой. Вот увидите - он больше всех привезет мехов. Сдаст в казну - и
тут мы с ним закуролесим...
спекулянтов при аукционе, но Сотенный сказал:
спрашивайте - он давно на Камчатке горбатится...
крапленые карты. "Оказалось, - писал Соломин, - что аукцион ясачных соболей
искони веков производится в тесной компании камчатских торгующих, причем
цены за соболей всегда держались заниженные. Выяснилось также, что далеко не
вся пушнина, собранная в ясак, предъявлялась на аукцион. Иные звери
продавались как-то так, что от них не оставалось и следа..." Блинов сказал
Соломину, что дело это сложное.
спокойно, примите от них положенное и закройте глаза на все, что творится.
"ясак". Начинался век технического прогресса, а здесь, на Камчатке, еще
драли ясак с населения, будто не кончились времена Мамая и Тохтамыша... Из
связки ключей уездной канцелярии Соломин выбрал ключ, которым и открыл