Чтение 9–й страницы книги ~Огни на курганах~

по ковру душистое масло. Крупные хлопья снега, крутясь, неслись на
пирующих. Вазилевс поднялся с ложа, черный нубиец подвязал ему сандалии и
накинул на плечи пестрый индийский плащ, подбитый мехом речного бобра.
Группа телохранителей, сверкая медью, выстроилась в два ряда.

Александр шепотом говорил Гефестиону:

- Я жду всех в оружейной комнате. Отряд самых преданных всадников
пусть будет наготове. Филоту надо захватить врасплох. Пришли ко мне
танцовщицу.

Базилевс сделал несколько нетвердых шагов и остановился перед
философом Каллисфеном:

- Конечно, этот дикий скиф нарушил правила боя, но он варвар, и
поэтому надо или простить, или убить его. Ты, Каллисфен, как философ и как
ученик Аристотеля, любителя всего мудрого и прекрасного, знаешь утонченное
обращение с людьми, хотя допускаешь иногда неосторожные замечания...
Поручаю тебе этого сака: научи его эллинскому языку и убеди его любить
больше эллинские идеи, чем свои скифские степи. Как софист, ты ведь
сумеешь доказать правильность всего, чего захочешь. Через месяц ты ко мне
придешь и расскажешь, каких успехов достиг в обучении скифа.

Музыка заиграла <славу> царю царей Персии. Снег ударял в глаза. Все
ковры побелели. Александр, пошатываясь, при громких криках гостей и воинов
медленно спускался по ступенькам, опираясь на двух эфебов. Участники пира,
кутаясь в плащи, надевали оружие и торопливо покидали террасы.

Карфагенский посол остановился возле маленькой канатной танцовщицы и,
взяв ее за руку, сказал по-финикийски:

- Кажется, мы с тобой имеем одну родину?

- Да, я из <города моря и солнца>, растерзанного этим зверем. Я из
славного Тира.

- Зачем же ты здесь их забавляешь? Разве ты забыла, что базилевс
распял на крестах полторы тысячи храбрейших защитников твоего родного
города?

- Я это помню и никогда не забуду. Мой отец тоже был распят. Поэтому
я и приехала сюда...

Два эфеба подхватили девушку под руки:

- Ты пойдешь с нами. Базилевс ждет тебя!..

* * *

В небольшой комнате, увешанной персидскими коврами, с раскрытой на
балкон резной двустворчатой дверью, на ложе с изогнутыми золотыми ножками
лежал базилевс. Как обычно после обильного ужина, он сразу же заснул
крепким сном, растянувшись на шкуре бурого медведя.

Александр хвастался, что мог по своему желанию мгновенно засыпать во
всякое время дня и после краткого сна вставать совершенно бодрым, готовым
к новой работе.

Золотой светильник с душистым маслом, подвешенный на завитке высокого
бронзового треножника, лил ровный оранжевый свет. Завитые кудри
разметались по голубой шелковой подушке, искусно затканной малиновыми
цветами. Красивое лицо было безмятежно-спокойно, морщины разгладились.
Открытая могучая шея и нежная, розовая кожа атлетической груди слегка
прикрывались прозрачной зеленоватой тканью хитона.

Маленькая финикиянка стояла около заснувшего молодого тела и
раскрытыми блестящими глазами всматривалась в застывшее лицо с
голубоватыми веками. Мысли стремительным вихрем проносились в ее голове:

<Вот передо мной властелин Азии... Сейчас поразит тебя моя месть за
тысячи распятых и замученных финикийских юношей... Пусть меня потом
растерзают твои палачи, но рука дочери Тира не дрогнет...>

Финикиянка, склоняясь к Александру, осторожно вытянула из своей
сложной высокой прически длинную и острую, как кинжал, стальную головную
шпильку. Шестнадцать тонких кос рассыпались по плечам. Одна коса
соскользнула и упала на розовую грудь Александра. Он слегка вздрогнул, по
лицу пробежала тень, брови сдвинулись, между ними прорезалась суровая
складка. Полураскрытые губы прошептали невнятно слова, но грудь продолжала
дышать ровно - базилевс не проснулся. Финикиянка выпрямилась, подняв руку,
выбирая место для удара.

Легкое дуновение ветра заставило ее оглянуться. Возле нее неподвижно
стоял, скрестив руки на груди, старый, морщинистый евнух-перс. Его тонкие
бледные губы издали тихий змеиный свист. Зашевелился висевший на двери
шелковый ковер, и оттуда вынырнул черный полуголый нубиец. Евнух повел
глазами, указывая на финикиянку, нубиец набросил пеструю шаль на девушку и
бесшумно вынес ее из комнаты. За ним, покачивая лысой старушечьей головой,
вышел евнух.

Через день, после долгих пыток огнем, финикиянка была разрублена на
четыре части, которые, как требовалось обычаем, были подвешены над
четырьмя воротами центрального крытого базара города.

Часть вторая

СКИФСКИЕ СТЕПИ

Готовы ли кони? Отточены ли мечи?

Натянуты ли туго ваши луки?

Из песен Саксафара

ПУТНИК НА ХОЛМЕ

На вершине холма, одиноко поднимающегося над беспредельной равниной,
возле упавшего на землю сигнального шеста, обмотанного соломой, неподвижно
застыл человек. Его старая выцветшая одежда того же бурого цвета, что и
земля. Голова обмотана лоскутом красной тряпки. Человек стоит крепко,
широко расставив ноги в мягких заплатанных сапогах без каблуков. Узкие
немигающие глаза, прищурившись, устремлены вдаль.

Лицо молодое, скуластое, покрытое темным загаром. Кожа потрескалась
от солнца и ветра. Плечи широкие. Одной рукой он придерживает кожаный
мешок, перекинутый через плечо, другой сжимает костяную рукоятку широкого
ножа, выглядывающего из-за пазухи. Длинный сыромятный ремень замотан
несколько раз вокруг пояса.

Он смотрит вдаль - туда, где на широкой равнине весело рассыпались
бесчисленные белые и черные сакские* шатры. Над ними карабкаются к небу
голубые дымки. Около шатров, в загородках из хвороста, толпятся отары
черных и белых ягнят.

_______________

* К северу от Согдианы жили различные кочевые племена. Греки

называли их скифами, но историк Страбон сообщает, что сами скифы не

называли себя этим именем, означающим человека <скитающегося>,

<скитальца>, <кочевника>. Здесь описывается одно из крупнейших

скифских племен - саки (или сакуки).

Сегодня праздник. На равнине, испещренной тропинками, видны вереницы
ярко одетых всадников. Все они тянутся к кочевью. Их пестрые одежды,
расшитые разноцветными узорами, переливаются яркими красками в лучах
солнца, только что вставшего над горизонтом.

Человек на холме стоит так долго и неподвижно, что едущие по равнине
всадники начинают показывать на него плетками.

- Кто это там и кого высматривает? - говорят они. - Это не пастух. Не
лазутчик ли, подосланный согдами? Не колдун ли хочет нагнать болезнь на
Будакена?..

Один всадник на пегом коне, отделившись от группы, вскачь пустился к
холму. Не останавливаясь, взлетел на его вершину и затем медленно, шагом
подъехал сзади к неподвижному человеку. Острым концом тонкой дрожащей пики
он толкнул его в плечо. Тот оглянулся и смерил всадника безразличным
взглядом.

Подъехавший произнес обычное приветствие:

- Пусть бог Папай даст тебе здоровье!

- Здоров ли ты? - послышался свистящий ответ. - Бодр-ли ты? Силен ли
ты?

- Да успокоится в радости душа твоя! - сказал всадник. Он провел
рукой по черной жесткой бороде с прямыми волосами, недоверчиво посматривая
на красную повязку на голове путника, завернутую по обычаю согдов -
извечных врагов скифов.

- Что это за кочевье? - просвистели слова путника.

- Откуда же ты свалился, что не знаешь кочевья славного Будакена, по
прозвищу <Золотые Удила>? Твои ноги запылены, коня близко нет. Какой
дорогой ты пришел?

- На той дороге, по которой я пришел, меня уже нет. Видно, важное
дело привело меня сюда, если я десять дней шел через пустыню, чтобы
увидеть славного князя Будакена.

- Садись тогда сзади на Пегаша, - сказал всадник. - Кидрей,
укротитель диких лошадей, тебя подвезет к шатру самого князя. Сегодня у
Будакена пир: он выдает замуж свою дочь. Ее получит тот, кто на скачках
вырвет у нее платок. Из ближних и дальних кочевий - отовсюду сегодня
съезжаются гости. Если бы у тебя был конь, то и ты бы мог попытаться
добыть дочь Будакена. А я попробую. Неужели девушку поймать труднее, чем
дикую пятишерстную лошадь?

Путник легко вскочил на круп пегого коня, который стал медленно
спускаться с холма по вьющейся тропинке, постукивая копытами и скатывая
камни.