седло. Мгновенно, умоляю вас, подайте отросток и тут же шить. Если там у
меня начнет кровоточить, потеряем время и пса потеряем. Впрочем, для него
и так никакого шанса нету, - он помолчал, прищуря глаз, заглянул в как бы
насмешливо полуприкрытый глаз пса и добавил: - А знаете, жалко его.
Представьте, я привык к нему.
злосчастного пса Шарика. Он старался, чтобы ни одна пылинка не села на
черную резину.
Борменталь отшвырнул машинку и вооружился бритвой. Он намылил беспомощную
маленькую голову и стал брить. Сильно хрустело под лезвием, кое-где
выступала кровь. Обрив голову, тяпнутый мокрым бензиновым комочком обтер
ее, затем оголенный живот пса растянул и промолвил, отдуваясь: "Готово".
из склянки полила их спиртом.
на бритую голову пса.
салфеточками он обложил голову Шарика и тогда на подушке оказался никем не
виданный лысый песий череп и странная бородатая морда.
сказал:
ножик и подал его жрецу. Затем он облекся в такие же черные перчатки, как
и жрец.
колючий блеск и, взмахнув ножичком, он метко и длинно протянул по животу
Шарика рану. Кожа тотчас разошлась и из нее брызнула кровь в разные
стороны. Борменталь набросился хищно, стал комьями марли давить Шарикову
рану, затем маленькими, как бы сахарными щипчиками зажал ее края и она
высохла. На лбу у Борменталя пузырьками выступил пот. Филипп Филиппович
полоснул второй раз и тело Шарика вдвоем начли разрывать крючьями,
ножницами, какими-то скобками. Выскочили розовые и желтые, плачущие
кровавой росой ткани. Филипп Филиппович вертел ножом в теле, потом
крикнул: "Ножницы!"
Филиппович залез в глубину и в несколько поворотов вырвал из тела Шарика
его семенные железы с какими-то обрывками. Борменталь, совершенно мокрый
от усердия и волнения, бросился к стеклянной банке и извлек из нее другие,
мокрые, обвисшие семенные железы. В руках у профессора и ассистента
запрыгали, завились короткие влажные струны. Дробно защелкали кривые иглы
в зажимах, семенные железы вшили на место Шариковых. Жрец отвалился от
раны, ткнул в нее комком марли и скомандовал:
стенные часы.
кривой иголкой впился в дряблую кожу. Затем оба заволновались, как убийцы,
которые спешат.
Филипповича стало страшным. Он оскалил фарфоровые и золотые коронки и
одним приемом навел на лбу Шарика красный венец. Кожу с бритыми волосами
откинули как скальп. Обнажили костяной череп. Филипп Филиппович крикнул:
Филиппович начал втыкать коловорот и высверливать в черепе Шарика
маленькие дырочки в сантиметре расстояния одна от другой, так, что они шли
кругом всего черепа. На каждую он тратил не более пяти секунд. Потом пилой
невиданного фасона, сунув ее хвост в первую дырочку, начал пилить, как
выпиливают дамский рукодельный ящик. Череп тихо визжал и трясся. Минуты
через три крышку черепа с Шарика сняли.
прожилками и красноватыми пятнами. Филипп Филиппович въелся ножницами в
оболочки и их вскрыл. Один раз ударил тонкий фонтан крови, чуть не попал в
глаз профессору, и окропил его колпак. Борменталь с торзионным пинцетом,
как тигр, бросился зажимать и зажал. Пот с Борменталя полз потоками и лицо
его стало мясистым и разноцветным. Глаза его метались от рук профессора к
тарелке на инструментальном столе. Филипп же Филиппович стал положительно
страшен. Сипение вырывалось из его носа, зубы открылись до десен. Он
ободрал оболочку с мозга и пошел куда-то вглубь, выдвигая из вскрытой чаши
полушария мозга. В это время Борменталь начал бледнеть, одной рукой
охватил грудь Шарика и хрипловато сказал:
врезался еще глубже. Борменталь с хрустом сломал стеклянную ампулку,
насосал из нее шприц и коварно кольнул Шарика где-то у сердца.
скользкими перчатками выдвинул серо-желтый мозг Шарика из головы. На
мгновение он скосил глаза на морду Шарика, и Борменталь тотчас же сломал
вторую ампулу с желтой жидкостью и вытянул ее в длинный шприц.
уже пять раз у вас умер. Колите! Разве мыслимо? - Лицо у него при этом
стало, как у вдохновенного разбойника.
Филипп Филиппович, - я в седле. Все равно помрет... Ах, ты че... "К
берегам священным Нила...". Придаток давайте.
белый комочек. Одной рукой - "Не имеет равных в Европе... Ей-богу!", -
смутно подумал Борменталь, - он выхватил болтающийся комочек, а другой,
ножницами, выстриг такой же в глубине где-то между распяленными
полушариями. Шариков комочек он вышвырнул на тарелку, а новый заложил в
мозг вместе с ниткой и своими короткими пальцами, ставшими точно чудом
тонкими и гибкими, ухитрился янтарной нитью его там замотать. После этого
он выбросил из головы какие-то распялки, пинцет, мозг упрятал назад в
костяную чашу, откинулся и уже поспокойнее спросил:
мерке, скальп надвинул и взревел:
потухшая морда Шарика с кольцевой раной на голове. Тут же Филипп
Филиппович отвалился окончательно, как сытый вампир, сорвал одну перчатку,
выбросив из нее облако потной пудры, другую разорвал, швырнул на пол и
позвонил, нажав кнопку в стене. Зина появилась на пороге, отвернувшись,
чтобы не видеть Шарика в крови. Жрец снял меловыми руками окровавленный
куколь и крикнул:
веко пса, заглянул в явно умирающий глаз и молвил:
Борменталь, жаль пса, ласковый был, хотя и хитрый.
Борменталя. На первых двух страницах он аккуратен, уборист и четок, в
дальнейшем размашист, взволнован, с большим количеством клякс.)
дворняжка. Кличка - Шарик. Шерсть жидкая, кустами, буроватая, с
подпалинами. Хвост цвета топленого молока. На правом боку следы совершенно
зажившего ожога. Питание до поступления к профессору плохое, после
недельного пребывания - крайне упитанный. Вес 8 кг (знак восклицат.).
Сердце, легкие, желудок, температура...
Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яичники Шарика и
вместо них пересажены мужские яичники с придатками и семенными канатиками,
взятыми от скончавшегося за 4 часа, 4 минуты до операции мужчины 28 лет и
сохранявшимися в стерилизованной физиологической жидкости по проф.
Преображенскому.
придаток мозга - гипофиз и заменен человеческим от вышеуказанного мужчины.