и сложил руки вместе. - Что ж теперь, если уже люди с добрыми глазами не
живут в мире, где же жить мне в ладу с кривым моим оком!
Ивана Ивановича за то, что он отпускал шутки совершенно во вкусе нынеш-
нем. Сам высокий, худощавый человек, в байковом сюртуке, с пластырем на
носу, который до того сидел в углу и ни разу не переменил движения на
своем лице, даже когда залетела к нему в нос муха, - этот самый господин
встал с своего места и подвинулся ближе к толпе, обступившей кривого
Ивана Ивановича.
окружило порядочное общество. - Послушайте! Вместо того что вы теперь
заглядываетесь на мое кривое око, давайте вместо этого помирим двух на-
ших приятелей! Теперь Иван Иванович разговаривает с бабами и девчатами,
- пошлем потихоньку за Иваном Никифоровичем, да и столкнем их вместе.
ленно послать к Ивану Никифоровичу на дом - просить его во что бы ни
стало приехать к городничему на обед. Но важный вопрос - на кого возло-
жить это важное поручение? - повергнул всех в недоумение. Долго спорили,
кто способнее и искуснее в дипломатической части: наконец единодушно ре-
шили возложить все это на Антона Прокофьевича Голопузя.
лицом. Антон Прокофьевич был совершенно добродетельный человек во всем
значении этого слова: даст ли ему кто из почетных людей в Миргороде пла-
ток на шею или исподнее - он благодарит; щелкнет ли его кто слегка в
нос, он и тогда благодарит. Если у него спрашивали: "Отчего это у вас,
Антон Прокофьевич, сюртук коричневый, а рукава голубые?" - то он обыкно-
венно всегда отвечал: "А у вас и такого нет! Подождите, обносится, весь
будет одинаковый!" И точно: голубое сукно от действия солнца начало об-
ращаться в коричневое и теперь совершенно подходит под цвет сюртука! Но
вот что странно: что Антон Прокофьевич имеет обыкновение суконное платье
носить летом, а нанковое зимою. Антон Прокофьевич не имеет своего дома.
У него был прежде, на конце города, но он его продал и на вырученные
деньги купил тройку гнедых лошадей и небольшую бричку, в которой разъез-
жал гостить по помещикам. Но так как с ними много было хлопот и притом
нужны были деньги на овес, то Антон Прокофьевич их променял на скрыпку и
дворовую девку, взявши придачи двадцатипятирублевую бумажку. Потом
скрыпку Антон Прокофьевич продал, а девку променял за кисет сафьянный с
золотом. И теперь у него кисет такой, какого ни у кого нет. За это нас-
лаждение он уже не может разъезжать по деревням, а должен оставаться в
городе и ночевать в разных домах, особенно тех дворян, которые находили
удовольствие щелкать его по носу. Антон Прокофьевич любит хорошо поесть,
играет изрядно в "дураки" и "мельники". Повиноваться всегда было его
стихиею, и потому он, взявши шапку и палку, немедленно отправился в
путь. Но, идучи, стал рассуждать, калим образом ему подвигнуть Ивана Ни-
кифоровича прийти на ассамблею. Несколько крутой нрав сего, впрочем,
достойного человека делал его предприятие почти невозможным. Да и как, в
самом деле, ему решиться прийти, когда встать с постели уже ему стоило
великого труда? Но положим, что он встанет, как ему прийти туда, где на-
ходится, - что, без сомнения, он знает, - непримиримый враг его? Чем бо-
лее Антон Прокофьевич обдумывал, тем более находил препятствий. День был
душен; солнце жгло; пот лился с него градом. Антон Прокофьевич, несмот-
ря, что его щелкали по носу, был довольно хитрый человек на многие дела,
- в ме'не только был он не так счастлив, - он очень знал, когда нужно
прикинуться дураком, и иногда умел найтиться в таких обстоятельствах и
случаях, где редко умный бывает в состоянии извернуться.
Ивана Никифоровича, и уже он храбро шел навстречу всего, одно неожидан-
ное обстоятельство несколько смутило его. Не мешает при этом сообщить
читателю, что у Антона Прокофьевича были, между прочим, одни панталоны
такого странного свойства, что когда он надевал их, то всегда собаки ку-
сали его за икры. Как на беду, в тот день он надел именно эти панталоны.
И потому едва только он предался размышлениям, как страшный лай со всех
сторон поразил слух его. Антон Прокофьевич поднял такой крик, - громче
его никто не умел кричать, - что не только знакомая баба и обитатель не-
измеримого сюртука выбежали к нему навстречу, но даже мальчишки со двора
Ивана Ивановича посыпались к нему, и хотя собаки только за одну ногу ус-
пели его укусить, однако ж это очень уменьшило его бодрость и он с неко-
торого рода робостью подступал к крыльцу.
вич, увидевши Антона Прокофьевича, потому что с Антоном Прокофьевичем
никто иначе не говорил, как шутя.
кофьевич.
говорит, Иван Никифорович чуждается меня, как неприятеля. Никогда не
зайдет поговорить либо посидеть.
что подумать: верно, он имеет на меня какой умысел! Сделайте милость,
Антон Прокофьевич, говорите Ивана Никифоровича! Что ж, Иван Никифорович?
пойдем! там собралась теперь отличная компания!
крыльце, изо всей мочи драл горло.
какой осетрины, какой свежей икры прислали Петру Федоровичу!
прислушиваться.
видя, что Иван Никифорович лежал все в одинаковом положении. - Что ж?
идем или нейдем?
тельное представление его совершенно склонило этого, впрочем, достойного
человека, но вместо того услышал решительное "не хочу".
зывалась у него чрезвычайно редко, даже тогда, когда клали ему на голову
зажженную бумагу, чем особенно любили себя тешить судья и городничий.
разбойник! - Так он называл обыкновенно Ивана Ивановича.
мом этом месте громом убило! - отвечал Антон Прокофьевич, который готов
был божиться десять раз на один час. - Пойдемте же, Иван Никифорович!
Да и сами посудите, с какой стати мне лгать? Чтоб мне руки и ноги отсох-
ли!.. Что, и теперь не верите? Чтоб я околел тут же перед вами! чтоб ни
отцу, ни матери моей, ни мне не видать царствия небесного! Еще не вери-
те?
му камердинеру в безграничном сюртуке принесть шаровары и нанковый каза-
кин.
ровары, как ему намотали галстук и, наконец, надели казакин, который под
левым рукавом лопнул, совершенно излишне. Довольно, что он во все это
время сохранял приличное спокойствие и не отвечал ни слова на предложе-
ния Антона Прокофьевича - что-нибудь променять на его турецкий кисет.
явится Иван Никифорович и исполнится наконец всеобщее желание, чтобы сии
достойные люди примирились между собою; многие были почти уверены, что
не придет Иван Никифорович. Городничий даже бился об заклад с кривым
Иваном Ивановичем, что не придет, но разошелся только потому, что кривой
Иван Иванович требовал, чтобы тот поставил в заклад подстреленную свою
ногу, а он кривое око, - чем городничий очень обиделся, а компания поти-
хоньку смеялась. Никто еще не садился за стол, хотя давно уже был второй
час - время, в которое в Миргороде, даже в парадных случаях, давно уже
обедают.
ние был обступлен всеми. Антон Прокофьевич на все вопросы закричал одним
решительным словом: "Не будет". Едва только он это произнес, и уже град
выговоров, браней, а может быть, и щелчков, готовился посыпаться на его
голову за неудачу посольства, как вдруг дверь отворилась и - вошел Иван
Никифорович.
кого изумления на все общество, в какое повергнул его неожиданный приход
Ивана Никифоровича. А Антон Прокофьевич только заливался, ухватившись за
бока, от радости, что так подшутил над всею компаниею.
Иван Никифорович в такое короткое время мог одеться, как прилично дворя-
Панов Вадим
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Орлов Алекс
Белогорский Евгений