серьезно проговорила. Я все-таки был поражен, что она так высказалась, что
она удерживает такое право надо мной, что она соглашается на такую власть
надо мною и так прямо говорит: "Иди на погибель, а я в стороне останусь". В
этих словах было что-то такое циническое и откровенное, что, по-моему, было
уж слишком много. Так, стало быть, как же смотрит она на меня после этого?
Это уж перешло за черту рабства и ничтожества. После такого взгляда
человека возносят до себя. И как ни нелеп, как ни невероятен был весь наш
разговор, но сердце у меня дрогнуло.
детьми, против самого того места, где останавливались экипажи и высаживали
публику в аллею, пред воксалом.
Вурмергельм. Она только три дня как приехала. Видите ее мужа: длинный,
сухой пруссак, с палкой в руке. Помните, как он третьего дня нас оглядывал?
Ступайте сейчас, подойдите к баронессе, снимите шляпу и скажите ей
что-нибудь по-французски.
готовы убить, если я прикажу. Вместо всех этих убийств и трагедий я хочу
только посмеяться. Ступайте без отговорок. Я хочу посмотреть, как барон вас
прибьет палкой.
было неприятности генералу, а от него вам? Ей-богу, я не о себе хлопочу, а
об вас, ну - и об генерале. И что за фантазия идти оскорблять женщину?
вас только глаза кровью налились давеча, - впрочем, может быть, оттого, что
вы вина много выпили за обедом. Да разве я не понимаю сама, что это и
глупо, и пошло, и что генерал рассердится? Я просто смеяться хочу. Ну, хочу
да и только! И зачем вам оскорблять женщину? Скорее вас прибьют палкой.
глупо, и, конечно, я не сумел вывернуться, но когда я стал подходить к
баронессе, помню, меня самого как будто что-то подзадорило, именно
школьничество подзадорило. Да и раздражен я был ужасно, точно пьян.
толку, стуку! И какая все это беспорядица, неурядица, глупость и пошлость,
и я всему причиною. А впрочем, иногда бывает смешно - мне по крайней мере.
Я не умею себе дать отчета, что со мной сделалось, в исступленном ли я
состоянии нахожусь, в самом деле, или просто с дороги соскочил и
безобразничаю, пока не свяжут. Порой мне кажется, что у меня ум мешается. А
порой кажется, что я еще не далеко от детства, от школьной скамейки, и
просто грубо школьничаю.
если бы не она. Кто знает, может быть, я это все с отчаяния (как ни глупо,
впрочем, так рассуждать). И не понимаю, не понимаю, что в ней хорошего!
Хороша-то она, впрочем, хороша; кажется, хороша. Ведь она и других с ума
сводит. Высокая и стройная. Очень тонкая только. Мне кажется, ее можно всю
в узел завязать или перегнуть надвое. Следок ноги у ней узенький и длинный
- мучительный. Именно мучительный. Волосы с рыжим оттенком. Глаза -
настоящие кошачьи, но как она гордо и высокомерно умеет ими смотреть.
Месяца четыре тому назад, когда я только что поступил, она, раз вечером, в
зале с Де-Грие долго и горячо разговаривала. И так на него смотрела... что
потом я, когда к себе пришел ложиться спать, вообразил, что она дала ему
пощечину, - только что дала, стоит перед ним и на него смотрит... Вот с
этого-то вечера я ее и полюбил.
баронессу и барона. В пяти шагах расстояния я снял шляпу и поклонился.
светло-серого цвета, с оборками, в кринолине и с хвостом. Она мала собой и
толстоты необычайной, с ужасно толстым и отвислым подбородком, так что
совсем не видно шеи. Лицо багровое. Глаза маленькие, злые и наглые. Идет -
точно всех чести удостоивает. Барон сух, высок. Лицо, по немецкому
обыкновению, кривое и в тысяче мелких морщинок; в очках; сорока пяти лет.
Ноги у него начинаются чуть ли не с самой груди; это, значит, порода. Горд,
как павлин. Мешковат немного. Что-то баранье в выражении лица, по-своему
заменяющее глубокомыслие.
внимание. Только барон слегка насупил брови. Баронесса так и плыла прямо на
меня.
каждое слово, - j'ai l'honneur d'etre votre esclave12.
--------
нему лицо и улыбаясь.
себя. Черт знает, что меня подтолкнуло? Я точно с горы летел.
мне с сердитым удивлением.
смотреть и улыбаться. Он, видимо, недоумевал и подтянул брови до nec plus
ultra13. Лицо его все более и более омрачалось. Баронесса тоже повернулась
в мою сторону и тоже посмотрела в гневном недоумении. Из прохожих стали
засматриваться. Иные даже приостанавливались.
--------
гневом.
немного начиная трусить. Его, может быть, смущал мой костюм. Я был очень
прилично, даже щегольски одет, как человек, вполне принадлежащий к самой
порядочной публике.
--------
протягивают берлинцы, поминутно употребляющие в разговоре фразу "ja wohl" и
при этом протягивающие букву o более или менее, для выражения различных
оттенков мыслей и ощущений.
испуге. Из публики иные заговорили, другие смотрели на меня в недоумении.
Впрочем, не помню хорошо.
не доходя шагов сотни до ее скамейки, я увидел, что она встала и
отправилась с детьми к отелю.
взглянув на меня, и пошла по лестнице.
прошел даже в другое княжество. В одной избушке ел яичницу и пил вино: за
эту идиллию с меня содрали целых полтора талера.