Чтение 9–й страницы книги ~Бегущая по волнам~

прикрыл правой.

- Что же это? - сказал он. - Я поверил по-настоящему, только когда
увидел на корме {ваши} слова и - теперь - вас; я окончательно убедился. Но
трудно сказать, в чем сущность моего убеждения. В этой коробке лежат карты
для пасьянсов и шоколад, более ничего. Я знаю, что вы любите пасьянсы, как
сами говорили об этом: "Пирамида" и "Красное-черное".

Я был тронут. По молчаливому взаимному соглашению мы больше не говорили
о впечатлении случая с "Бегущей по волнами, как бы опасаясь повредить его
странно наметившееся хрупкое очертание. Разговор был о Гезе. После моего
свидания с Брауном Филатр говорил с ним в телефон, получив более полную
характеристику капитана.

- По-видимому, ему нельзя верить, - сказал Филатр. - Он вас,
разумеется, возненавидел, но деньги ему тоже нужны; так что хотя ругать вас
он остережется, но я боюсь, что его ненависть вы почувствуете. Браун
настаивал, чтобы я вас предупредил. Ссоры Геза многочисленны и ужасны. Он
легко приходит в бешенство, редко бывает трезв, а к чужим деньгам относится
как к своим. Знайте также, что, насколько я мог понять из намеков Брауна,
"Бегущая по волнам" присвоена Гезом одним из тех наглых способов, в
отношении которых закон терзается, но молчит. Как вы относитесь ко всему
этому?

- У меня два строя мыслей теперь, - ответил я. - Их можно сравнить с
положением человека, которому вручена шкатулка с условием: отомкнуть ее по
приезде на место. Мысли о том, что может быть в шкатулке, - это один строй.
А второй - обычное чувство путешественника, озабоченного вдобавок душевным
скрипом отношений к тем, с кем придется жить.

Филатр пробыл у меня около часа. Вскоре разговор перешел к интригам,
которые велись в госпитале против него, и обещаниям моим написать Филатру о
том, что будет со мной, но в этих обыкновенных речах неотступно
присутствовали слова: "Бегущая по волнам", хотя мы и не произносили их. Наш
внутренний разговор был другой. След утреннего признания Филатра еще мелькал
в его возбуждении. Я думал о неизвестном. И сквозь слова каждый понимал
другого в его тайном полнее, чем это возможно в заразительном, увлекающем
признании.

Я проводил его и вышел с ним на набережную. Расставаясь, Филатр сказал:

- Будьте с легкой душой и хорошим ветром! Но по ощущению его крепкой,
горячей руки и взгляду я услышал больше, как раз то, что хотел слышать.

Надеюсь, что он также услышал невысказанное пожелание мое в моем
ответе:

- Что бы ни случилось, я всегда буду помнить о вас. Когда Филатр
скрылся, я поднялся на палубу и сел в тени кормового тента. Взглянув на звук
шагов, я увидел Синкрайта, остановившегося неподалеку и сделавшего
нерешительное движение подойти. Ничего не имея против разговора с ним, я
повернулся, давая понять улыбкой, что угадал его намерение. Тогда он
подошел, и лишь теперь я заметил, что Синкрайт сильно навеселе, сам
чувствует это, но хочет держаться твердо. Он представился, пробормотал о
погоде и, думая, может быть, что для меня самое важное - обрести чувство
устойчивости, заговорил о Гезе.

- Я слышал, - сказал он, присматриваясь ко мне, - что вы не поладили с
капитаном. Верно, поладить с ним трудно, но, если уж вы с ним поладили, -
этот человек сделает все. Я всей душой на его стороне; скажу прямо: это -
моряк. Может быть, вы слышали о нем плохие вещи; смею вас уверить, - все
клевета. Он вспыльчив и самолюбив, - о, очень горяч! Замечательный человек!
Стоит вам пожелать - и Гез составит партию в карты хоть с самим чертом.
Велик в работе и маху не даст в баре: три ночи может не спать. У нас есть
также библиотека. Хотите, я покажу ее вам? Капитан много читает. Он и сам
покупает книги. Да, это образованный человек. С ним стоит поговорить.

Я согласился посмотреть библиотеку и пошел с Синкрайтом. Остановясь у
одной двери, Синкрайт вынул ключи и открыл ее. Это была большая каюта,
обтянутая узорным китайским шелком. В углу стоял мраморный умывальник с
серебряным зеркалом и туалетным прибором. На столе черного дерева,
замечательной работы, были бронзовые изделия, морские карты, бинокль, часы в
хрустальном столбе; на стенах - атмосферические приборы. Хороший ковер и
койка с тонким бельем, с шелковым одеялом, - все отмечало любовь к красивым
вещам, а также понимание их тонкого действия. Из полуоткрытого стенного
углубления с дверцей виднелась аккуратно уложенная стопа книг; несколько
книг валялось на небольшом диване. Ящик с книгами стоял между стеной и
койкой.

Я осматривался с недоумением, так как это помещение не могло быть
библиотекой. Действительно, Синкрайт тотчас сказал:

- Каково живет капитан? Это его каюта. Я ее показал затем, что здесь во
всем самый тонкий вкус. Вот сколько книг! Он очень много читает. Видите, все
это книги, и самые разные..

Не сдержав досады, я ответил ему, что мои правила против залезания в
чужое жилье без ведома и согласия хозяина.

- Это вы виноваты, - прибавил я. - Я не знал, куда иду. Разве это
библиотека?

Синкрайт озадаченно помолчал: так, видимо, изумили его мои слова.

- Хорошо, - сказал он угасшим тоном. - Вы сделали мне замечание. Оно,
допустим, правильное замечание, однако у меня вторые ключи от всех
помещений, и L. - Не зная, что еще сказать, он закончил: - Я думаю, это
пустяки. Да, это пустяки, - уверенно повторил Синкрайт. - Мы здесь все -
свои люди.

- Пройдем в библиотеку, - предложил я, не желая останавливаться на его
запутанных объяснениях.

Синкрайт запер каюту и провел меня за салон, где открыл дверь
помещения, окруженного по стенам рядами полок. Я определил на глаз
количество томов тысячи в три. Вдоль полок, поперек корешков книг, были
укреплены сдвижные медные полосы, чтобы книги не выпадали во время качки.
Кроме дубового стола с письменным прибором и складного стула, здесь были
ящики, набитые журналами и брошюрами.

Синкрайт объяснил, что библиотека устроена прежним владельцем судна, но
за год, что служит Синкрайт, Гез закупил еще томов триста.

- Браун не ездит с вами? - спросил я. - Или он временно передал корабль
Гезу?

На мою хитрость, цель которой была заставить Синкрайта разговориться,
штурман ответил уклончиво, так что, оставив эту тему, я занялся книгами. За
моим плечом Синкрайт восклицал: "Смотрите, совсем новая книга, и уже листы
разрезаны!" или: "Впору университету такая библиотека". Вместе с тем завел
он разговор обо мне, но я, сообразив, что люди этого сорта каждое излишне
сказанное слово обращают для своих целей, ограничился внешним положением
дела, пожаловавшись, для разнообразия, на переутомление.

Я люблю книги, люблю держать их в руках, пробегая заглавия, которые
звучат как голос за таинственным входом или наивно открывают содержание
текста. Я нашел книги на испанском, английском, французском и немецком
языках и даже на русском. Содержание их было различное: история, математика,
философия, редкие издания с описаниями старинных путешествий, морских битв,
книги по мореходству и справочники, но более всего романы, где рядом с
Теккереем и Мопассаном пестрели бесстыдные обложки парижской альковной
макулатуры.

Между тем смеркалось; я взял несколько книг и пошел к себе. Расставшись
с Синкрайтом, провел в своей отличной каюте часа два, рассматривая карты -
подарок Филатра. Я улыбнулся, взглянув на крап: одна колода была с
миниатюрой корабля, плывущего на всех парусах в резком ветре, крап другой
колоды был великолепный натюрморт - золотой кубок, полный до краев алым
вином, среди бархата и цветов. Филатр думал, какие колоды купить, ставя себя
на мое место. Немедленно я разложил трудный пасьянс, и, хотя он вышел, я
подозреваю, что только по невольной в чем-то ошибке.

В половине восьмого Гораций возвестил, что капитан просит меня к столу
- ужинать.

Когда я вошел, Гез, Бутлер, Синкрайт уже были за столом в общем салоне.

Глава Х

Гез кратко приветствовал меня, и я заметил, что он не в духе, так как
избегал моего взгляда.

Бутлер, наиболее симпатичный человек в этой компании, откашлявшись,
сделал попытку завязать общий разговор путем рассуждения о предстоящем
рейсе, но Гез перебил его хозяйственными замечаниями касательно провизии и
портовых сборов. На мои вопросы, относящиеся к плаванию, Гез кратко отвечал:
"Да", "нет", "увидим". В течение ужина он ни разу сам не обратился ко мне.

Перед ним стоял большой графин с водкой, которую он пил методически,
медленно и уверенно, пока не осушил весь графин. Его разговор с помощниками
показал мне, что новая, наспех нанятая команда - лишь наполовину кое-что
стоящие матросы; остальные были просто портовый сброд, требующий неусыпного
надзора. Они говорили еще о людях и отношениях, которые мне были неизвестны.
Бутлер с Синкрайтом пили если и не так круто, как Гез, то все же порядочно.
Никто не настаивал, чтобы я пил больше, чем хочу сам. Я выпил немного.
Прислуживая, Гораций возился с моим прибором несколько тщательнее, чем у
других, желая, должно быть, показать, как надо обходиться с гостями. Гез,
приметив это, косо посмотрел на него, но ничего не сказал.

Из всего, что было сказано за этой неловкой и мрачной трапезой, меня
заинтересовали следующие слова Синкрайта:

- Луиза пишет, что она пригласила Мари, а та, должно быть, никак не
сможет расстаться с Юлией, почему придется дать им две каюты.

Все расхохотались своим, имеющим, конечно, особое значение, мыслям.

- У нас будут дамы, - сказал, вставая из-за стола и взглядом наблюдая
меня, Гез. - Вас это не беспокоит? Я ответил, что мне все равно.