Чтение 9–й страницы книги ~Билли Бадд, Фор-Марсовый матрос~

он имел право находиться тут в свободные часы.

Неожиданно он пробудился, потому что кто-то тронул его за плечо,
по-видимому, предварительно проверив, крепко ли спят его соседи. Едва он
приподнял голову, как у него над ухом раздался быстрый шепот:

- Спустись-ка на левый носовой руслень. Билли. Есть дело. Смотри, ни
звука. И побыстрей. Я буду тебя там ждать.

Голос смолк, и говоривший исчез.

Билли, подобно многим добрым людям, обладал слабостями, часто
свойственными доброте. Так, он не умел, прямо-таки не мог ответить "нет" на
внезапную просьбу, если только она не производила впечатление нелепой, не
была продиктована недоброжелательством и не содержала в себе ничего явно
нечестного или противозаконного. Его живой и бойкой натуре была чужда
флегматичность, отвечающая на просьбу равнодушным бездействием. И он не был
скор на подозрительные опасения - как и страх, они просыпались в нем
нелегко. К тому же в эту минуту мысли его все еще были затуманены сном.

Во всяком случае, он послушно встал и, сонно прикидывая, что это может
быть за дело, спустился на указанный руслень - одну из шести узких площадок,
расположенных с наружной стороны высоких бульварков и скрытых от взгляда
громоздкими юферсами, высокими талрепами и бакштагами. Размеры их на
огромных военных кораблях этой эпохи были пропорциональны мощному корпусу.
Короче говоря, они представляли собой висящие над морем просмоленные
балкончики, настолько укромные, что на "Неустрашимом" старый матрос-сектант
даже устроил себе на руслене собственную маленькую молельню.

Едва Билли забрался туда, как незнакомец присоединился к нему. Луна еще
не взошла, звездный свет терялся в туманной дымке, и Билли не мог
рассмотреть его лица. Однако что-то в очертаниях фигуры незнакомца, в его
манере держаться подсказало ему, что перед ним ютовый, - и, как выяснилось в
дальнейшем, он не ошибся.

- Тсс, Билли! - произнес тот все тем же быстрым настороженным шепотом. -
Тебя ведь завербовали насильно? Ну, так и меня тоже. - Тут он умолк, словно
проверяя, какое впечатление произвели его слова.

Но Билли, не понимая, к чему он клонит, попросту ничего не ответил.

- Мы же тут, Билли, не одни такие, - продолжал неизвестный. - Нас много.
Так ты бы... не помог... в случае чего?

- Ты это про что? - сердито спросил Билли, наконец стряхнув с себя
дремоту.

- Тсс, тсс! - Торопливый шепот сделался сиплым. - Вот посмотри! - И
незнакомец протянул ему два маленьких кружка, тускло блеснувших в ночной
мгле. - Это тебе, Билли, если только ты...

Но Билли перебил его. Он был охвачен негодованием и, торопясь скорее
высказать его, по обыкновению начал заикаться.

- Ч-ч-черт, я не знаю, к-к-куда ты клонишь и з-з-за-чем все это говоришь,
т-т-только проваливай отсюда, да п-п-поскорей!

Но тот словно окаменел, и Билли, вскочив на ноги, крикнул:

- П-п-поживей, не то п-п-полетишь у меня к-к-ку-вырком!

Было ясно, что он не замедлит привести свою угрозу в исполнение, и
таинственный эмиссар поспешно шмыгнул в тень снастей и исчез где-то в
направлении грот-мачты.

- Э-э-эй! Что тут еще такое? - рявкнул один из баковых, разбуженный
криком.

Билли перелез через борт, и матрос его узнал.

- А, Красавчик, это ты? Видно, что-то случилось, раз ты з-з-заикаешься.

- Да я наткнулся тут у нас на ютового, - ответил Билли, уже справившийся
со своим заиканием. - Ну и отправил его туда, откуда он пришел.

- Только и всего, фор-марсовый? - проворчал второй баковый, пожилой
матрос, которого товарищи за раздражительный характер, багровую физиономию и
рыжие волосы прозвали Красным Перцем. - Я бы такого пролазу оженил на дочке
пушкаря.

Это выражение означало, что он с удовольствием подверг бы такого пролазу
наказанию плетьми, положив его на пушечный ствол.

Тем не менее объяснение Билли вполне их удовлетворило, так как баковые -
по большей части ветераны, закосневшие в морских предрассудках, - весьма
ревниво относятся к покушениям на свои территориальные права, особенно со
стороны ютовых, потому что ставят их чрезвычайно низко, как сухопутных крыс,
которые только и умеют, что убрать грот или взять на нем рифы, и на мачте
выше первого рея не бывали, а о том, чтобы свайкой орудовать или, скажем, с
юферсом управиться, так и говорить нечего.

XIII

Это происшествие ввергло Билли Бадда в тягчайшее недоумение. Ничего
подобного с ним прежде не случалось. Никогда еще никто не пробовал
подговаривать его тайком на какие-то темные делишки. И ведь этого готового
он вовсе не знал: слишком уж далеко друг от друга располагались их посты -
один нес вахту на носу высоко над палубой, второй стоял на палубе у самой
кормы.

Что же это означало? И неужели те две блестящие штучки, которые чужак
поднес к его (Билли) глазам, и вправду были золотые гинеи? Откуда они у
него? Ведь в море даже лишняя пуговица, и та редкость. Чем больше Билли
ломал голову над этим случаем, тем больше он терялся, и в нем нарастало
неясное беспокойство. В том, как он с омерзением отмахнулся от этих гиней,
хотя толком не понял, чего от него хотят, и лишь инстинктивно почувствовал,
что дело нечисто, его можно уподобить молодому необъезженному жеребчику,
который впервые в жизни глотнул дыма химической фабрики и долго фыркает,
чтобы очистить от него свои ноздри и легкие. У нашего фор-марсового не было
ни малейшего желания возобновлять разговор с незнакомцем - пусть даже для
того лишь, чтобы узнать, зачем тот к нему приходил. И в то же время он не
прочь был бы поглядеть, как его ночной гость выглядит при свете дня, -
любопытство вполне естественное.

Он высмотрел его на следующий день среди курильщиков, собравшихся в
носовой части верхней батарейной палубы, где было отведено место для
любителей трубочки. Узнал он его по фигуре и телосложению, а не по круглому
весноватому лицу и выпуклым молочно-голубым глазам под белесыми ресницами. И
все же Билли испытывал некоторые сомнения: неужто это и вправду он - вон тот
парень, его ровесник, который весело болтает и смеется, небрежно
прислонившись к пушке? С лица вроде бы приятный, и сразу видно, что без царя
в голове. Вот разве что толстоват для матроса, пусть даже ютового. Короче
говоря, малый из тех, кого никак не заподозришь в склонности долго
вынашивать мысли, а тем более - крамольные, опасные мысли, без чего не может
обойтись ни один настоящий заговорщик или даже его подручный.

Хотя Билли этого и не подозревал, ютовый, исподтишка настороженно
косившийся по сторонам, заметил его первым и теперь, перехватив его взгляд,
весело кивнул ему, точно старому знакомому, а сам продолжал болтать с
приятелями. Два дня спустя, проходя вечером мимо Билли во время прогулки по
батарейной палубе, ютовый дружески с ним поздоровался. От неожиданности
Билли оторопел, а вспомнив сомнительные обстоятельства их знакомства, вовсе
смутился и предпочел промолчать и сделать вид, будто ничего не заметил.

Теперь Билли пребывал уже в полной растерянности. Бесплодные размышления
были ему чужды и тягостны, а потому он старательно отмахивался от всяких
непрошеных мыслей. При этом ему даже в голову не пришло, что по долгу службы
он обязан был бы сообщить начальству о столь сомнительном происшествии.
Впрочем, даже посоветуй ему кто-нибудь это сделать, его от такого шага,
вероятнее всего, удержало бы простодушное опасение оказаться в гнусной роли
доносчика. Как бы то ни было, Билли предпочел помалкивать. Правда, один раз
он не удержался и все-таки заговорил об этом со стариком датчанином - быть
может, под разнеживающим воздействием ласковой южной ночи. Был полный штиль,
и они сидели рядом на палубе, привалившись к борту. Долгое время оба хранили
молчание, а потом Билли начал рассказывать старику о том, что с ним
случилось. Но рассказал он далеко не все и опустил многие важные подробности
- та излишняя щепетильность, о которой говорилось выше, мешала ему быть
откровенным до конца. Однако проницательный старый мудрец, по-видимому, о
многом догадался сам. Он погрузился в размышления, и морщины на его лице
сошлись так, что оно вовсе утратило обычную насмешливую мину. Потом он
сказал:

- Разве ж я тебя не предупреждал, Детка Бадд?

- О чем? - с недоумением спросил Билли.

- А о том, что Тощий Франт на тебя взъелся.

- Да при чем тут Тощий Франт?- изумленно осведомился Билли.- Я думаю,
этот ютовый просто свихнулся!

- Хо-хо! Так, значит, это был ютовый... Кошкин хвост, кошкин хвост!

Издав это загадочное восклицание, то ли относящееся к узкой облачной
полоске между звезд, то ли содержащее тонкий намек на роль ютового, старый
Мерлин впился черными зубами в толстую табачную плитку, отломил кусок жвачки
и умолк. Он всегда погружался в молчание, если его многозначительные
высказывания встречались скептическим недоверием, хотя им в полной мере были
присущи неясность и двусмысленность, вообще свойственные изречениям любого
оракула.

XIV

Весьма возможно, что долгий и горький опыт научил старика той
ожесточенной осторожности, которая запрещает вмешиваться во что бы то ни
было или давать советы.

Несмотря на упорные намеки датчанина, что конечной причиной странных
неприятностей, с которыми Билли столкнулся на борту "Неустрашимого", был не
кто иной, как каптенармус, сам молодой матрос скорее был готов подумать на
кого угодно, но только не на человека, у которого, по собственному выражению
Билли, "всегда находилось для него ласковое слово". Как удивительно! А
впрочем, так ли уж и удивительно? Некоторые матросы и в зрелые годы во
многих отношениях сохраняют безыскусственную наивность. А уж молодой матрос
с характером нашего богатыря фор-марсового - и вовсе большой ребенок. Но
детская невинность ведь не более чем оборотная сторона полной умственной