половину ночи. Кажется, черти окунали в котел со смолой печника, который
сложил печь в моей комнате.
размером с полтора-два футбольных поля. Справа -- застывшее море, слева --
та самая гора, которой я вас заинтриговал. В центре площадки прижались друг
к другу домики, в которых живет человек тридцать штатного коллектива, а на
торцевой стороне-- служебные помещения. Здесь работают метеорологи и
аэрологи.
многие поколения эстрадных остряков, а конкретной погодой, данной нам в
ощущении. Каждые три часа метеорологи (старший-- сосед Чернышева Анатолий
Дмитриев) снабжают радистов сведениями о температуре, влажности и давлении
воздуха, о поведении ветра, солености и температуре морской воды. Каждые три
часа -- просто написать, но в жизни это каждую ночь оборачивается маленькой
драмой. Потому что среди метеорологов-- совсем юные девушки, а природа так
их устроила, что они боятся выходить ночью. Ведь нужно-то выходить не на
балкон, под которым сладкоголосые юноши поют серенады, а в студеную ночь, да
еще с пургой, да еще с медведями, которые время от времени напоминают о
своем существовании. И бывает, особенно на первых порах, что девушки в
мрачные, заполненные медведями ночи будят ребят, и те их провожают,
проклиная вслух эмансипацию, но в душе чувствуя себя могучими и отважными
рыцарями.
бы в восторг детвору. Раздвинулись двери сарая, и с огромным, похожим на
исполинский арбуз шаром в руках выбежал аэролог Борис Зинин. Спринтерский
рывок на сто метров -- и шар взлетел в воздух, как мыльный пузырь. Это --
аэрозонд. Его подъемной силы, созданной несколькими кубическими метрами
водорода, достаточно, чтобы поднять в воздух портативную радиостацию.
Батарейки рассчитаны на два часа работы, и за это время шар-зонд успевает
хорошенько прогуляться по небу на высоте до сорока километров. Вместе с
Борисом я пошел в домик аэрологов. Здесь, не отводя глаз от локатора, сидел
техник Женя Григоркин. На экране -- крохотные светлячки-импульсы: зонд
набирает высоту и посылает на землю первые сигналы. Их принимают автоматы,
которые вычерчивают на бегущей бумаге небесную кардиограмму: давление,
температуру и влажность в верхних слоях атмосферы. Григоркин же с помощью
локатора определяет направление и скорость ветра.
стратосфере, он лопается и вместе с радиостанцией возвращается на землю. О
времени и месте приземления зонд обычно не сообщает, и поэтому ему не
оказывают вполне им заслуженные последние почести. Что же касается принятых
сведении, то они немедленно передаются в Центр. Это важнейшие, уникальные
данные. Хотя обходятся они дороговато, но в данном случае цель оправдывает
средства: ведь благодаря им мы получаем представление об ассортименте блюд,
которые готовятся на арктической кухне погоды.
неплохим спортсменом. Нужно уметь быстро бегать да еще удерживать бешено
рвущийся из рук шар, оттаскивать его подальше от мачт и домов. Случается,
что ураганный ветер вырывает зонд из рук и расшибает его вместе с приборами.
И начинай все сначала...
существования. Есть, правда, еще один научный участок, который на откупе у
Сережи Чернышева, во об этом участке я не напишу ни слова. И вот почему.
разу не видел полярного сияния. Разумеется, я мог бы и не признаваться в
столь прискорбном упущении, а просто содрать из художественной литературы
самое красочное описание этого потрясающего явления природы. Между нами
говоря, поначалу я так и собирался сделать, но уж очень захотелось
пригвоздить к позорному столбу двух людей, виновных в том, что я не
полюбовался сиянием в натуре.
по Чукотке. Он уговорил меня не лететь второй раз в один восточный аэропорт,
а именно во время этого рейса, как бы в насмешку над храпящим в гостинице
корреспондентом, природа разродилась отличным сиянием. Зубовный скрежет,
которым я сопровождал восторженный рассказ вернувшегося Денисенко, поднял на
ноги всех обитателей гостиницы: они решили, что ветер сорвал крышу.
полярными сияниями и, как только они появляются, выстреливает в небо целые
километры кинопленки. Сергей регистрирует сияния, составляет карты их
распространения -- одним словом, помогает ученым уяснить природу этого
небесного каприза, которая изучена далеко не достаточно. Но главного
Чернышев не сделал: ночью, когда на часок появилось сияние, он меня не
разбудил. Ему, видите ли, показалось, что я слишком сладка сплю-- его в
моем-то холодильнике, где унты примерзали к полу} Меня слабо утешило, что он
понял свою ошибку и обещал следующий раз исправиться. В том-то и дело, что
следующего раза не было!
нему радистов, которые относятся к сиянию как грибник" к мухомору --
красиво, но вредно. Полярное сияние, оказывается, создает многочисленные
помехи радиосвязи-- вот почему мы с радистами терпеть его не можем, и писать
больше о нем не хотим, и нисколько не жалеем, что его не увидели, и пусть
его даже больше совсем не будет. Вот как я теперь отношусь к полярному
сиянию *.
Советской Энциклопедии (В. С.).
поварихи, три радиста и один начальник, старейший полярник Герой
Социалистического Труда Зверев. Во время моего пребывания на станции его
замещал молодой Алексей Жинжило.
имени-отчеству здесь никто друг друга не зовет.
РАЗМЫШЛЕНИЯ В СПАЛЬНОМ МЕШКЕ
мной присылают вездеход и я отбываю на Сомнительную. Так говорить было
нельзя. Следовало сказать, что если за мной придет вездеход, то не исключена
возможность, что при известных условиях я выеду из бухты Роджерса в
направлении бухты Сомнительная.
выбытие завтрашним днем. Как выяснилось, это было из ряда вон
непростительным легкомыслием.
какое право имеет человек, существо из плоти и крови, не считаться с
настоящим хозяином Арктики?
Охваченный недобрым предчувствием, я выбрался из спального мешка, торопливо
оделся, выскочил на крыльцо -- и тут же юркнул обратив: сильнейший ветер
швырнул в меня тысячей иголок и чуть не сорвал с головы шапку-ушанку.
"Н-да",-- сказал я самому себе. Прислушался. Ветер выл тягуче, пронзительно;
он вдруг ослабевал на мгновенье, как будто исчерпал свои силы, но то был
обман:
взрыва. И на дом вновь обрушивались такие неистовые порывы, что я только
диву давался, как это можно устоять против столь чудовищной стихийной силы.
худея на глазах, и в конце концов превратился в закутанного, как младенец,
Сережу Чернышева.
переводя дух.-- Если не ошибаюсь, утром отбываете?
без ответа. Мы вошли в теплый коридор.
уже ослабевает...
спросил, куда его, простите" носили черти в такую погоду. Выяснилось, что
черти здесь ни при чем. Просто Сергея подняли по тревоге, так как пурга
выдула из колхозной больницы все тепло и больные замерзали. Сергей притащил
несколько ведер угля, растопил печь и вернулся спасать остаток ночи. Я
поинтересовался, каким образом ему удалось добраться до больницы.
шубу, вставить вместо стабилизатора перышко -- и лететь по ветру в свое
удовольствие. Дешево и удобно.
о всякой всячине. Вездеход, конечно, за мной не придет, и на мыс Шмидта, где
меня ждут друзья, попасть не удастся. Одним словом, все планы летят
кувырком. Придется их корректировать-- в зависимости от обстановки...
пронзительного свиста, словно в адскую компанию контрабасов попала сошедшая
с ума скрипка. Я лежал, курил и думал о том, что чем дальше ухожу от
цивилизации с ее высшим проявлением - любимой тахтой в моем кабинете, тем
больше смещаются представления о комфорте. Лишенный привычных удобств в
Черском, я с умилением вспоминал свою обжитую московскую квартиру; валяясь
на мешках с рыбой в самолете, я грезил комнатушкой в Черском, просил у нее
прощения за то, что не оценил ее по достоинству; вчера, проснувшись от
холода, я мечтал о теплом фюзеляже, называл его ласковыми словами и пришел к
Адамов Григорий
Корнев Павел
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Никитин Юрий