Чтение 9–й страницы книги ~Белый ягуар~

что утром следующего дня состоится публичный суд над ними и наказание
преступников.

На следующий день я разрешил половине команды сойти на берег, чтобы
лично убедиться, как отправляется здесь голландское правосудие; остальная
часть экипажа с оружием в руках несла на шхуне службу охраны - мне не
хотелось каких-нибудь неприятных случайностей.

К судебной процедуре, которую намечалось провести под открытым небом
на главной площади столицы, голландцы готовились как к важной церемонии.
Для судей установили в тени покрытый зеленой материей длинный стол.
Помощники палача - негры и сам палач вбивали в землю какие-то колья, не то
виселицы, не то орудия для пыток, а тут же рядом рыжебородый
голландец-костоправ раскладывал на отдельном столике свои инструменты:
устрашающего вида щипцы, пилы, ножи, топор. На площади стали собираться
белые жители городка со всей своей службой обоего пола: неграми, мулатами,
индейцами. Собрался почти весь город. Под охраной вооруженной стражи
привели группы рабов с близлежащих плантаций, чтобы они своими глазами
могли убедиться, какая судьба постигнет беглецов.

Мне, как белолицему чужеземцу, к тому же в мундире капитана, и всей
моей "свите" были предоставлены своего рода почетные места неподалеку от
судейского стола. А лично мне был даже дан табурет. Не очень-то приятно
было наблюдать, как жители городка пялили на меня глаза, словно на
какое-то диво, и шушукались меж собой, одни с иронией на лицах, другие
скорее с любопытством.

Наконец в сопровождении тюремной стражи подвели "подсудимых", причем
самых старших из них, признанных, вероятно, зачинщиками, сразу же
привязали к кольям, а тех, кто помоложе, выстроили в шеренгу. Все они были
ужасно истощены, кости просвечивали сквозь кожу, глаза запали.

Под громкий бой барабанов явились судьи. Их было восемь: все, как
один, почтенные горожане, надменные, исполненные чувствами собственного
достоинства, самоуверенности и святой своей правоты.

И какими же перед ликом этой добропорядочности столпов колонии
омерзительными ничтожествами выглядят жалкие бездельники, бегущие от труда
и тем самым посягающие на святая святых - законы, установленные богом и
колонией!

Во всяком случае, в таких или примерно в таких выражениях представил
дело общественный обвинитель, и за время, не большее, чем нужно, чтобы
исполнить "Славься, дева Мария", суд единогласно вынес приговор: смерти
под пытками предводителю, отсечение правой ноги пяти беглецам (руками они
смогут работать и дальше), остальным - по триста ударов плетью, если
выдержат.

К исполнению приговора приступили тут же на месте под бешеное
неистовство и восторги толпы.

- Ягуар! - шепнула мне побледневшая от омерзения Симара. - На это
невозможно смотреть! Они же настоящие чудовища!

- Д-а, ты права, они - чудовища! Но стисни зубы и будь сильной! -
ответил я ей тихо на ухо.

Когда весь этот ужас, истязания и пытки наконец закончились, судьи
поднялись со своих мест и стали прощаться друг с другом, обмениваясь
изысканными поклонами, как люди, с достоинством исполнившие свой долг. А
затем спокойно разошлись по домам. Тогда же двинулись в путь и мы.

По возвращении на шхуну Арнак, редко терявший самообладание, яростно
выкрикнул:

- Карибы! Это они выловили негров! На них пала кровь несчастных!
Смерть карибам!..

Все горячо его поддержали.

Как же могло случиться, что такие великие и славные мастера, гении
живописи, как Рубенс и Рембрандт, тоже были голландцами, а их
соотечественники в Гвиане оказались способны на столь чудовищные
жестокости?! Как могло случиться, что славный Эразм Роттердамский, великий
гуманист, мыслитель и борец за человеческое совершенство, тоже был
голландцем, как и эти утратившие всякий человеческий облик голландские
колонизаторы?!

"КАРИБЫ ХОТЯТ ВОЙНЫ!"

В день зверской экзекуции над неграми и в последующие дни вся наша
шхуна буквально кипела от гнева и возмущения. Надо сказать, в Южной
Америке индейцы и негры обычно не питали друг к другу особой симпатии, но
у нас на Ориноко среди араваков было иначе. Тут общие радости и беды еще
со времен рабства на острове Маргариты связали араваков настоящей прочной
дружбой с негром Мигуэлем и его товарищами. Именно оттого наши индейцы так
близко приняли к сердцу мучения негров, подвергнутых пыткам, и всей душой
возненавидели голландцев. Но, пожалуй, чувством еще большего негодования
прониклись они к карибам за то, что те устраивали охоту на беглых негров и
выдавали несчастных на растерзание безжалостным палачам.

- Эх, жалко! - досадовал Вагура. - Жалко, что тогда на дороге в
джунглях мы упустили удобный случай. Надо было бы нам ударить, перебить
карибов, а негров освободить.

- Кто же знал, что невольников постигнет такая судьба, - резонно
возразил кто-то.

- Но теперь мы знаем, - раздались другие голоса, слившиеся в
возмущенный хор.

Когда шум на минуту смолк, я спросил:

- Чего вы, собственно, хотите? Начать войну? Так не годится! Мы -
мирные индейцы!

- Белый Ягуар! - с укором в голосе отозвался, как всегда, горячий
Уаки. - Почему не годится? Ведь это ты научил нас драться с оружием в
руках и бороться за справедливость против всякого зла!

- Не забывайте, - возразил я, - что мы здесь - гости...

- Мы - гости? Мы, араваки, - гости? Это они, голландцы, приехали в
чужую страну, и карибы тоже приплыли на нашу землю со своих Карибских
островов! Не мы тут гости...

- Вы знаете, что сюда, к голландцам, я прибыл с ответственным
поручением, и с этим нужно считаться!..

- О-ей, но ведь ты же прибыл с поручением к голландцам, а не к
карибам! - настаивал на своем Уаки.

Утром следующего дня несколько человек из нашего отряда отправились в
город, чтобы купить ткань и сшить из нее куртки. Нам стало ясно, что
Арнаку, Вагуре, Уаки, Фуюди, Мигуэлю и Симаре не пристало далее ходить по
городу раздетыми, в одних только набедренных повязках, как ходили мы в
джунглях. Да и я решил сменить слишком жаркий мундир капитана на
что-нибудь полегче, типа какой-нибудь куртки из легкой ткани. Деньги,
полученные нами от испанцев, оставались пока нетронутыми, и мы без труда
приобрели в лавке светло-зеленую ткань, которой хватило на десяток курток.

Выходя из лавки, мы нос к носу столкнулись с группой проходивших мимо
карибов. Их было пятеро. Во главе с надменным видом шествовал молодой воин
года на два-три постарше меня. Он заметно выделялся мускулистым торсом и
мрачным, диким взглядом. На плече его покоилась громадная палица, а голову
украшал пышный плюмаж из птичьих перьев. На руках и ногах переливались
всеми цветами радуги множество браслетов из разных лесных плодов, а па шее
клыками диких хищников ощерилось богатое ожерелье. Как видно, этот воин
был большим щеголем. Не обошлось, естественно, и без горделивого символа
племени - пучка белого пуха королевского грифа на лбу. Завидя нас, воин с
издевкой расхохотался прямо нам в лицо, что-то шепнул своим спутникам, и
все они сразу решительно двинулись нам навстречу, загораживая дорогу с
явным намерением заставить нас сойти с их пути.

Такое случалось и прежде, так что им не удалось на этот раз захватить
нас врасплох - когда они, весело посмеиваясь, приблизились к нам на
расстояние трех-четырех шагов, двое из наших выхватили и направили в их
сторону острые ножи, а трое остальных взвели курки пистолетов. Встреченные
таким образом вояки опешили, остановились и тут же с позором попятились,
угрюмо обходя нас стороной.

- Глупец! - крикнул я моднику, рассмеявшись. - Скажи спасибо, что
здесь город, а не джунгли. Там бы мы разделались с вами иначе!..

Я, конечно, говорил по-аравакски, но кариб, как видно, отлично меня
понял по выражению моего лица и красноречивым жестам.

За всем этим происшествием со стороны наблюдал торговец, у которого
мы только что покупали ткань.

- Что это за птица? - спросил я его через Фуюди.

- Сударь, - с явным испугом ответил купец, - это великий воин, один
из карибских вождей.

- Как зовут этого великого вождя?

- Ваньявай. Он глава целого рода...

- Где живет этот род?

- Там, на юге, - махнул рукой торговец, - недалеко от реки
Эссекибо...

Вскоре произошли события, которые внесли полную ясность в наши
отношения с карибами. А началось все из-за нашей славной Симары. Девушка
она была красивая, смелая и во многом нам помогала. Она близко к сердцу
приняла поручение Ласаны опекать меня во время путешествия и действительно
трогательно заботилась о моих удобствах и оберегала мои вещи, капитанский
мундир, оружие, готовила пищу. По вечерам, перед сном, она всегда
подвешивала свой гамак рядом с моим и, что называется, не спускала с меня
глаз.

Наша восемнадцатилетняя амазонка, не только чертовски ловко владевшая
всеми видами оружия, нестройная и статная, умная, как и ее старшая сестра,
приглянулась одному из наших варраулов, юноше по имени Ваника. Он вдруг
страстно возжелал ее и решил незамедлительно, не откладывая дела в долгий
ящик, взять ее в жены. С этим требованием он и обратился ко мне, как к