городов, миленькая. Вот так обстоит дело: держать нежеланные элементы
подальше от городов".
душенька, это цыгане. Бродяги.
предсказания людям. Когда приезжают в такой городок, как Фэйрвью, полиция
просит их двигаться дальше. Иногда они изображают, что будто бы их страшно
унизили, оскорбили, и возмущаются. Но на самом деле особенно и не
возражают.
будут выступать в следующий раз. Обычно договариваются с каким-нибудь
фермером, владельцем угодий за городом, платят ему и устраивают на его
земле табор, через несколько дней уезжают.
погадали на будущее, а также азартные игры некоторых привлекают. Но, как
правило, в таких играх цыгане жульничают. "А может, и быстрый экзотический
секс", подумал Халлек, вспомнив задравшуюся юбку, когда красавица влезала
в маленький фургон. "Интересно, как она двигается?" Разум ответил: "Как
океан, готовый разразиться штормом, - вот так".
приобрести их на школьном дворе".
в Фэйрвью, и еще в соседнем Северном порту. Цыган не видел почти двадцать
пять лет... По крайней мере с тех пор, как жил подростком в Северной
Каролине. Тогда он потерял пять долларов, проиграв в "колесо фортуны", -
трехмесячное сбережение на подарок матери ко дню рождения. Вообще-то им
запрещалось допускать к таким играм детей младше шестнадцати, но,
разумеется, если покажешь монетку или длинную зеленую бумажку, - можешь
делать ставку. Некоторые вещи никогда не меняются, подумал он, особенно
старая истина: когда деньги говорят, никто не уходит. Если бы его еще
вчера спросили, он пожал бы плечами и предположил, что больше бродячих
цыган и таборов не существует. Но, видимо, это племя кочевников вечно.
Приходят, не имея корней, и так же уходят: людское перекати-поле - готовы
заключить любую сомнительную сделку и вовремя скрыться из города с
долларами в засаленных кошельках, передаваемых по наследству. Они выжили.
Гитлер пытался их истребить заодно с евреями и гомосексуалистами, но они,
видно, переживут еще тысячу гитлеров.
- сказала Линда. - Нам в школе так говорили.
общую собственность жителей городка. Налогоплательщиков.
территориям в Новой Англии.
фермеров, выращивавших картофель, основала Хувервилль в самом сердце
Люистона, штат Мэн. Город обратился в Верховный Суд Рузвельта, но там их
даже слушать не стали. И все потому, что хувервилльцы избрали парк
Петтинджилл, чтобы разбить там свои палатки, а парк Петтинджилл оказался
общей землей.
довод.
слава Богу.
видишь парк со стороны Лантерн Драйв и клуба: за этот вид, за такой пейзаж
ты приличные деньги заплатил, так же как и за частные школы, где обучают
компьютерному программированию для банков на новеньких "Эппл" и "ТРС-80",
не говоря уж о сравнительно чистом воздухе и тишине в ночи. Конечно же,
нет возражений против цирка "Шрайн", тем более их нет - против празднества
"Пасхальное яйцо". Но цыгане? Извините, - вот Бог, вот - порог, не
забудьте вашу шляпу. Грязь мы с первого взгляда распознаем. Руками ее не
касаемся. Зачем? Есть прислуга, которая все выметет из дома. Когда грязь
появляется в городских общественных местах, у нас есть Хопли".
познаются жизнью. Может, узнаешь их от своих однокашниц, или само придет.
"Не наши они люди, девочка, и держись от них подальше".
Халлек проснулся, словно не от сна, а от дремоты. "Не наши они люди,
девочка", подумал он вновь и тихо засмеялся. Звук собственного тихого
смеха испугал: только чокнутые смеются в одиночестве. Это и делает их
чокнутыми.
пробы крови из левой руки и расставила их в контейнер, как яйца в
картонку. Ранее Хаустон дал ему три карточки на анализ стула и попросил
прислать ему результат. Халлек мрачно сунул их в карман, потом наклонился
для ректо-анализа, содрогаясь от унизительной процедуры, которая хуже
некуда. Жуткое ощущение чужеродного вторжения.
перчатки. - Пока не чувствуешь обе мои руки на твоих плечах, можешь не
беспокоиться. - Он рассмеялся.
главное - анализ крови. Халлек уселся в приторно уютной комнате (картины с
изображением парусника-клиппера, борющегося с волнами, глубокие кресла,
толстый мягкий ковер серого цвета), где Хаустон консультировал пациентов.
Сердце Билли тяжко билось, на висках выступили капельки холодного пота.
"Не стану распускаться перед мужиком, отпускающим шуточки в стиле
черномазых", сказал он себе с мрачной решимостью и уже не первый раз.
"Если придется поплакать, выеду из города, припаркуюсь где-нибудь и сделаю
это".
что ему показалось, будто он ослышался.
тесты, если хочешь, Билли, но я пока что не вижу в этом необходимости.
Скажу более, твоя кровь выглядит даже лучше, чем в двух прежних анализах.
Холестерин снизился, то же самое с триглицеридами. Еще больше потерял в
весе - моя медсестра зафиксировала утром 217 фунтов. Но что я могу
сказать? Ты все еще на тридцать фунтов превышаешь норму, и я не желаю тебе
опять потерять из виду собственный член. - Он улыбнулся. - А вот чего бы я
действительно желал, так это узнать твой секрет похудения.
замешательство и огромное облегчение. Точно как пару раз в колледже, когда
чудом сдал экзамены, не подготовившись к ним.
Рейхлинга.
них что-нибудь вылезет. Но я тебе скажу, Билли, двадцать три различных
анализа твоей крови - отличные. Картина убедительная. Халлек шумно
выдохнул. Шумно и судорожно.
Хаустон. Он выдвинул ящик письменного стола и извлек пузырек с маленькой
ложечкой, прикрепленной на цепочке к пробке. Ручка ложки, заметил Халлек,
была в форме Статуи Свободы. - Примешь малость?
сложив руки на животе - на своем уменьшенном животе - и наблюдая, как
самый преуспевающий семейный доктор Фэйрвью втягивал кокаин сначала одной
ноздрей, потом - другой. Затем он спрятал бутылочку обратно в стол,
вытащил другую и коробочку маленьких тампонов. Обмакнул тампон в пузырек и
протер им ноздри.
Хаустон подмигнул Халлеку.
воспаления легких", подумал Халлек. В данный момент доктор Хаустон не мог
не вызывать его симпатии, потому что сообщил прекрасную новость. Хотелось
только одного: сидеть здесь, сложив руки на уменьшенном собственном
животе, и исследовать ощущения нахлынувшего облегчения, испытывать их, как
новый велосипед или новый автомобиль. Ему представилось, что когда он
будет покидать приемную Хаустона, почувствует себя заново рожденным.
Режиссер, снимающий в этот момент фильм о нем, мог бы вполне сделать
музыкальным фоном "Так сказал Заратустра" Рихарда Вагнера. От этой мысли
Халлек улыбнулся, а потом засмеялся.